Все реки петляют
Шрифт:
Мы под всеми парусами натужно буксируем захваченный галеон, на котором папины матросы с трудом поставили блинд и из обрывков собрали грот. Но всё равно скорость и до четырех узлов не дотягивает. Поредевший в результате обстрела экипаж покинул свой корабль на гребных судах у восточной оконечности Кубы. В три захода перевезлись — народу тут было напихано, как сельдей в бочке.
Мы ведь своих людей к ним на борт послать не могли, пока не высадили всех испанцев, потому что их там многие сотни против пары десятков наших. Чуть не вышло, как в детском рассказе Толстого:
— Я медведя поймал.
— Так тащи его сюда.
— Он
Подслушав эту мою мысль, Сонька прошла вдоль борта галеона, всадив чугунную гранату прямиком в закрытый пушечный порт нижнего ряда. Пробитие с внутренним взрывом убедили упрямцев, что есть у нас на них управа. Буксирный конец подали. И на берег съехали не кочевряжась — волнение в месте, куда мы их затащили, было слабым. Только после этого досмотровая партия прибыла на покинутое судно, обнаружив там полтора десятка брошенных раненых. Ими занялись наши юнга и кок, владеющие испанским и знающие правила оказания первой помощи — щедро полился спирт, заработали извлекающие щепки пинцеты, запахло дёгтем, пропитывающим повязки. Ни осколочных, ни пулевых проникающих ранений не было. Повреждения от обломков рангоута. Ещё нам оставили полдюжины трупов — некоторым прилетело в голову. Или конечность отшибло — кровью истекли. Над покойными правоверная Мэри прочитала молитву, после чего их опустили в море с ядром, привязанным к ногам.
Занимавшиеся врачеванием девочки вскоре позвали на консилиум старых опытных матросов, которые мигом вынесли вердикт — скорбут. Ведь галеон только что пересёк Атлантику, так что с питанием на нём обстановка была далеко не безоблачной. Юнга пулей слетала за бутылкой хвойного отвара, запечатанной ещё горячей — я на всякий случай приготовил, вспомнив, что это помогает от цинги. Точной технологии никто не знал, так что для верности мы и спиртового настоя сделали. Как раз отличный случай испытать на тех, кого не очень жалко. Эту гадостную горечь страждущие вкусили с истинно христианским смирением — семеро один вариант и семеро второй. Пятнадцатый же стал упрямиться и его оставили в качестве контрольного экземпляра. Уж если ставишь опыт, то нужно проводить его корректно.
Четырнадцать раненых вскоре пошли на поправку, а пятнадцатый помер. Может, и не прямо от цинги, а вследствие общей слабости организма, но наш хвойный озверин доказал свою эффективность, потому что признаки заболевания достаточно быстро исчезли.
Сонька с восторгом изучала свой первый личный трофей. Её поразила роскошь убранства капитанской каюты, где находилось множество красивых вещиц: сундук с роскошной одеждой, расшитой златом и серебром, богато инкрустированное оружие, посуда из подлинного китайского фарфора и богемского стекла, шкатулка с музыкой и книги в солидных переплётах. Всё очень вычурно и дорого выглядит. А вот навигационные инструменты в каморке по соседству видали виды — квадрант вполне мог помнить Колумба или Магеллана; астролябия погнута, песочные часы разнокалиберные и совсем не факт, что отмеряют нужное время. Как ещё не заблудился с таким подходом?
Орудийные палубы удивили разнобоем стоящих на них орудий. На миддлдеке мирно уживались на одном борту тяжелые кулеврины и вполне современные двадцатичетрёхфунтовки; гондек, подсвеченный солнцем из разбитого порта, порадовал полудюжиной чугунных тридцатидвухфунтовок и дюжиной бронзовых карронад того же калибра.
После этого невыносимая вонь, стоящая в матросском кубрике палубой ниже, вернула мою хозяюшку на землю и отправила осматривать крюйт-камеру.
Разумеется, судовую кассу и личные сбережения экипаж галеона на корабле не оставил, но одних только пушек, по большей части из отличной испанской бронзы нам досталось более, чем достаточно. Порох и ядра тоже пригодятся, а остальное можно продавать. Ведь мы даже шкурку столь объёмистого приза, считай, не попортили. Рангоут тоже на месте остался слегка помятый, но весь на местах.
И
Сонька теперь не просто богата, а богата до неприличия. Ведь треть добычи достанется ей — хозяйке судна, да ещё и четыре капитанские доли.
А с французами у нашего нынешнего короля-католика тоже мир, дружба, жвачка…
Глава 28. Торговать хлопотно
Утром в город отправилась все дамы, кроме Консуэллы. У капитана-мэм Корн и лейтенанта-мэм Коллинз были обязанности — некоторые работы, проводимые на куттере, требовали их присутствия. Дело было в обрастании днища водорослями и ракушками. Пропитка древесины машинным маслом спасала от этой напасти на какое-то время, но сейчас это благостное время истекло — вода постепенно вымыла пропитку, отчего выделяющееся масло перестало служить отравой для стремящихся закрепиться на днище растений и корабельных червей, которые вообще-то моллюски — даже раковина есть, хоть и странная.
Остававшиеся на судне плотник, боцман и механик уже приготовили из толстых брёвен подходящие для нашего корпуса подпорки и осмотрели катки слипа, имевшегося в порту. Нанять работников для перемещения тяжестей было нетрудно, потому что другие суда из Европы пока не появлялись, люд портовый бездельничал и жаждал заработка — два десятка тонн камней балласта они повытаскивали на берег за два дня.
В максимум прилива ночью без лишних глаз обеими якорными лебёдками провели операцию по извлечению куттера на сушу и немедленно сняли винт — незачем посторонним знать о нём. Экипаж папиного флейта подстраховывал малолеток, перемещающих стотонную махину, даже просился покрутить ручки лебёдок, которые положено называть брашпилями, удивляясь лёгкости, с которой неторопливо тянулось вверх по наклонной плоскости тело судна.
Потом было много работы. Не только на обшивке — железные детали наших лебёдок начали ржаветь, несмотря на то, что мы их регулярно смазывали. Не в одних лишь узлах трения, а вообще для защиты. Причём машинным маслом с растворённым в нём парафином, чтобы образовывал плёнку. Помогало, конечно, но вездесущая влага добиралась до самых неожиданных мест. И до ожиданных тоже.
Дорогущей масляной краской далеко не всё покроешь, да и солёная морская вода успела местами её полностью смыть. А местами не полностью. Хорошо хоть набор нигде не расшатало — так мы в серьёзную трёпку и не попадали ещё. Пока мы, изнывая от жары и с завистью вспоминая о режиме, в котором трудятся дедушкины рабы, приводили судно в порядок, "Агата" поправляла такелаж, чинила рангоут и вообще — чистила пёрышки. А мы заново натянули внутренние ванты мачт, немного ослабшие в дороге.
На воду экс-куттер спустили аж через две недели. От дедушки вернулась Консуэллка с новыми банками консервов и целым обозом, доставившим нам в качестве жидкого топлива бочки тростниковой самогонки. Мы снова были готовы уходить в рейс. Наутро наведаемся с реципиенткой в ближайшие кабаки, поищем фрахт. Она просто рвётся в море, но выходить без определённой цели считает "не по-взрослому". Дитя ещё, хоть и капитан.
Обходя окрестные злачные заведения, мы с удивлением обнаружили, что группы матросов с "Агаты" тоже проводят время в этих же местах. Оказывается, они соскучились по местному пиву, которое ужасная гадость, да ещё и тростниковым привкусом отдаёт. Наверное, поэтому они его и не пьют, а только поглядывают по сторонам, следя за тем, чтобы дочку капитана и её подружку никто не обидел.