Все реки петляют
Шрифт:
Четырнадцать раненых вскоре пошли на поправку, а пятнадцатый помер. Может, и не прямо от цинги, а вследствие общей слабости организма, но наш хвойный озверин доказал свою эффективность, потому что признаки заболевания достаточно быстро исчезли.
Сонька с восторгом изучала свой первый личный трофей. Её поразила роскошь убранства капитанской каюты, где находилось множество красивых вещиц: сундук с роскошной одеждой, расшитой златом и серебром, богато инкрустированное оружие, посуда из подлинного китайского фарфора и богемского стекла, шкатулка с музыкой и книги в солидных переплётах. Всё очень вычурно и дорого выглядит. А вот навигационные инструменты в каморке по соседству видали виды — квадрант вполне мог помнить Колумба или
Орудийные палубы удивили разнобоем стоящих на них орудий. На миддлдеке мирно уживались на одном борту тяжелые кулеврины и вполне современные двадцатичетрёхфунтовки; гондек, подсвеченный солнцем из разбитого порта, порадовал полудюжиной чугунных тридцатидвухфунтовок и дюжиной бронзовых карронад того же калибра.
После этого невыносимая вонь, стоящая в матросском кубрике палубой ниже, вернула мою хозяюшку на землю и отправила осматривать крюйт-камеру.
Разумеется, судовую кассу и личные сбережения экипаж галеона на корабле не оставил, но одних только пушек, по большей части из отличной испанской бронзы нам досталось более, чем достаточно. Порох и ядра тоже пригодятся, а остальное можно продавать. Ведь мы даже шкурку столь объёмистого приза, считай, не попортили. Рангоут тоже на месте остался слегка помятый, но весь на местах.
И вот теперь мы волочём за собой эту махину в сторону бухты Гонав, чтобы остановиться на Гаити в удобной естественной гавани, принадлежащей французам, а то у англичан с испанцами нынче как бы мир, и может получиться неудобно, если в английский порт прибудет отбитый у Испании корабль. Тут с галеона пишут флажковым семафором, что в трюме приза есть груз. Этого монстра не так-то быстро весь осмотришь, уж больно он громаден. Ага! Пишут: Оружие. Амуниция. Ткани.
Сонька теперь не просто богата, а богата до неприличия. Ведь треть добычи достанется ей — хозяйке судна, да ещё и четыре капитанские доли.
А с французами у нашего нынешнего короля-католика тоже мир, дружба, жвачка…
Глава 29. Джинн вырвался
Конечно, добравшись до берегов Англии, мы сразу завернули в Плимут — попутный порт с просторной гаванью. А то вода уже начала портиться, да свежие продукты после более чем месяца консервов насущно требуются организмам. Где вы, портовые кабаки?! Раньше я не понимал, почему моряков так притягивают к себе эти вместилища пьянства и разврата, где герои фильмов постоянно ввязываются в потасовки. А теперь мы с удовольствием уминаем отварную брюкву с бараньими рёбрышками — пищу невзыскательную, но приготовленную из свежих продуктов.
— Юная леди позволит мне присоединиться к ней? — средних лет мужчина одетый прилично ищет свободного места. А повсюду занято, только вокруг Соньки и Машки осталось некоторое свободное пространство.
— Окажите нам честь, — кивает моя реципиентка.
— Вы ведь только что с Ямайки, — завязывает застольную беседу незнакомец. — Возможно, ваше судно доставило ром или сахар? Я Теренс Гарфилд, негоциант. Интересуюсь ценой и количеством товара.
— Софи Корн, капитан шхуны "Энтони". А это Мэри Коллинз — мой лейтенант. Мы давненько не были в доброй старой Англии, а когда покидали её минувшим летом, тут стало как-то неспокойно. Начинался мятеж.
— Да, произошли серьёзные волнения. Мятежников до сих пор отлавливают и сурово карают, но в целом обстановка беспокойства не вызывает, хотя корабли, набитые каторжниками, то и дело уходят в заокеанские владения. Да и в торговле наблюдается некоторый спад из-за того, что людям страшно заключать серьёзные сделки. Честные купцы вынуждены скрывать свои средства и не готовы подтвердить намерения сколь-нибудь убедительными гарантиями.
Всё ясно. Торговец опасается говорить прямо. Он не может поведать нам о том, как начала
Пока Мэри торговалась насчёт цены, я вспоминал и раздумывал, Сонька внимательно слушала мои мысли, и обоих нас обуревала паранойя. Судя по тому, как здесь, в портовом трактире, образовалось вокруг нас свободное пространство, слухи об удачливом пирате по фамилии Корн уже достигли берегов Туманного Альбиона. Возраст и половая принадлежность этого человека до смешного облегчают идентификацию. Все вокруг в курсе того, насколько мы богаты. Единственный момент, играющий нам на руку — скорость, с которой доставляет депеши Королевская Почта. Потому что королю нужны деньги. А повесить пирата, отобрав у него добычу, дело богоугодное.
— Нет, мы лучше в Лондоне ром продадим, — внезапно принявшая решение Сонька бросила на стол пару монет и поторопилась на выход. Обогащать корону она не собиралась. Прибыв на борт на нанятой лодке, распорядилась поднять флаг "Быть готовыми к отплытию" и устроилась изучать карты. Через три часа вахтенный доложил, что "Агата" спустила флаг "Вижу ясно" и подняла "Все на борту". Удобно. Для посторонних наблюдателей суда на рейде поднимают разноцветные тряпочки, а на самом деле мы переговариваемся. Наши, кто был на берегу, тоже этот сигнал увидели, и прибыли к месту службы. Ну, занесли кого-то. Главное — все с нами. Теперь сигнал "Следовать за мной", и курс на выход — благо, оформляться здесь не надо.
Папенька доверяет дочурке — даже не стал наведываться с расспросами, куда это она вдруг засобиралась? Вот и сейчас его флейт поднял якорь и последовал за нашей шхуной, как всегда в узких местах, под одними косыми парусами.
Ром и сахар мы продали в Глазго — шотландцы пока не вполне согласны быть британцами, отчего их верность Якову не столь стремительна. Да и расстояние до Лондона отсюда больше. Софи обстоятельно посовещалась с отцом и маменькой. С одной стороны нам очень хочется домой, с другой — гложет предчувствие надвигающейся опасности. И двести килограммов золота в капитанской каюте и матросских сундучках вызывают серьёзную обеспокоенность. Да что я блею? Какие двести? Не меньше трёхсот. Мы ведь ещё и товары с галеона удачно толкнули, и французский флейт пограбили, да и продажа двух грузовых судов товаров из колоний тоже принесла знатную выручку. Быть богатым — тревожное занятие. И куда нам теперь податься? В Архангельск? Так нынче, в самом начале марта, льды туда не пустят. Может быть, в Голландию?
— Джонатан, — ласково улыбнулась маменька, — ты же обещал показать мне Амстердам, — она что, тоже мои мысли читает? — А ребятишек отправим в школу. Мне кажется, что они чересчур наплавались. Джонни составит им компанию в дороге и проследит, чтобы они не заблудились.
— Пожалуй, — кивает отец. — Мои парни без особых трудов доведут шхуну до Европы. А молодёжь я доставлю к самому порогу дома. Только не к парадному крыльцу, а к заднему входу.
Соньке ужасно хочется в Амстердам. Но у нас на исходе машинное масло для пропитки обшивки. А уже пора. Взять это масло в нынешние времена можно только в нашем имении, но появляться там стрёмно. Имеется в виду, появляться вместе с судном — в Ипсвиче его могут ждать. Это буквально вопит моя паранойя. Но если мы не засветимся в порту, то выиграем какое-то время и сможем удрать с парой бочек. Или сумеем побольше захватить хотя бы соляра — жечь в моторе самогонку, со временем превращающуюся в ром, нам как-то обидно. Имеются чисто хозяйственные вопросы, решить которые можно только на главной базе. Да и про дела школьные нужно разузнать — я же столько задач ребятам задал! Практических, имею в виду.