Все реки текут
Шрифт:
Но теперь он даже не чувствовал ее присутствия, ее призыв не смог бы удержать его на краю жизни; он был подобен человеку, висящему над пропастью, который ухватился за сломанный куст с медленно обнажающимися корнями.
– Сколько… сколько еще? – шепотом спросила она у доктора, ясно осознавая в себе поселившуюся навечно мысль, что никогда не загладит перед ним своей вины, никогда не будет общаться с ним в этом мире.
Доктор слегка пожал плечами.
– Трудно сказать. Это последний удар, но так как он сразу не умер, то может оставаться в таком положении месяцы, даже годы.
Даже годы! Он
Это невозможно, сказал доктор. Клетки мозга претерпели необратимые изменения, он до конца останется в коме.
Из больницы они вернулись на пароход, где ее печально приветствовал старый Чарли с заплаканными глазами – он был единственный, кто плакал в тот день. У детей испуг уже прошел, а Дели еще пребывала в смятении.
– Капитан, миссис, бедный, старый кэп… Я бы лег на его место, только бы ему подняться. Чертова невезуха, извините меня, чертова невезуха… Он совсем стал как прежде, эти последние шесть месяцев.
– О, Чарли, я знаю, это ты помог ему снова обрести силу.
– Не я, миссис. Он сам был парень что надо, он сам не отступался.
– Он не вернется к нам, ты знаешь, Чарли. Может быть, какое-то время он еще потянет, но это… конец.
– Конец. Я сразу это понял.
Он ушел, тяжело двигая ногами, а на следующее утро не встал с постели и отказался от завтрака. Мэг и Дели нянчились с ним неделю, но видя, что ему не становится лучше, позвали врача, который сказал:
– Старик выдохся. Ничего нельзя поделать, разве что облегчить ему конец.
Через неделю Чарли Макбин умер, умер перед самым угасанием речных пароходов, которые были его жизнью.
После него осталось несколько фунтов и набор истрепанных фотографий старинных пароходов. Дели не знала никого из его родственников. Его похоронили в Марри-Бридж, похороны оплатила Дели, в последний путь его провожали команды с нескольких судов, оказавшихся в это время в порту.
А несколько фунтов Дели потратила на цветы, хотя она слышала, как один его циничный собрат-механик, возвращаясь с кладбища, бормотал: «Готов поклясться, старый Чарли предпочел бы, чтобы с ним зарыли бутылку доброго шотландского виски».
Алекс вернулся в город: не было смысла держать его на пароходе. Мэг вела хозяйство на борту и относилась ко всем по-матерински, даже к Дели, которая пребывала в таком состоянии, что Мэг начала беспокоиться за нее, почти как за отца.
Однажды Бренни попросил Дели взять его в больницу, но не смог вынести взгляда невидящих глаз, хриплого дыхания, открытого рта, через который, казалось, уходила жизнь, потому что производимые им звуки могли принадлежать только тупой, лишенной разума силе, поселившейся в оболочке его отца.
Но Дели знала, как называется эта сила, и с горечью приветствовала се: так выражала себя в страдающей плоти сила жизни, слепая Воля судьбы. Только что родившийся ребенок и старый маразматик, исхудавшее тело ее тетки, ставшее питательной средой для разрастающихся больных клеток… Она понимала, что все это единый поток жизни, но Бренни был еще слишком молод – не
К тому же скоро им придется покинуть Брентона; Дели не могла позволить, чтобы пароход простаивал, нужно зарабатывать на жизнь, особенно теперь, когда больничные счета будут, по-видимому, огромны. К тому же доктор уверял ее, что нет никакой необходимости находиться у постели Брентона, потому что он никогда не осознает ее присутствия.
Пусть так, но она должна была быть рядом с ним, когда у него случился удар, в те первые минуты, когда он лежал один, парализованный, испуганный, неспособный кого-нибудь позвать. Мэг говорила об этом мало, а она не хотела ее расспрашивать: девочка была храброй и не по возрасту умелой, но Дели все равно щадила дочь.
И она еще раз с благодарностью подумала о сыновьях, своих верных помощниках. Она, как всегда, будет выполнять обязанности капитана и наймет механика, более полезного, чем Чарли. Баржа в торговле не нужна, поэтому Дели продала ее, денег хватило на то, чтобы уплатить по больничным счетам, рассчитаться с кочегаром и нанять еще одного матроса.
За последние месяцы Бренни много узнал от своего отца о судовождении, и в рулевой рубке он был теперь намного полезнее, чем на палубе. Скоро он получит свидетельство помощника капитана – Тедди Эдвардс тоже стал капитаном в двадцати три – и будет вполне самостоятельным. Мэг могла бы стряпать, но она по-прежнему мечтала стать медсестрой и скоро должна начать учиться; кроме того, придется платить за учебу Алекса, если он не получит стипендии. Дели вдруг почувствовала себя совершенно измученной. Слишком долго она несла на себе весь груз ответственности, и слишком она устала, чтобы продолжать и дальше нести его с обычной своей молчаливой стойкостью. Это был ее сумеречный час. Но где-то за горизонтом, еще невидимые, пробивались первые лучи солнца, возвещая приближающийся рассвет.
32
Такого холодного утра, как в последнее воскресенье сентября 1927 года, никто не мог припомнить.
Они прошли через третий шлюз, где люди брались за металлические части ворот с помощью кусков материи (перчаток ни у кого не было), и перед ними открылась фантастическая картина. Вдоль реки стояли скелеты мертвых эвкалиптов, убитых поднявшейся за шлюзами водой; кора и листья опали, оголив гладкую серебристую древесину, твердую как железо. В это утро стволы и ветви были покрыты инеем, и в лучах поднимающегося за ними солнца они казались сотворенными театральным декоратором. Дели пришла в восторг, она забыла, как не хотелось ей вылезать из теплой постели, когда Бренни разбудил ее на рассвете.
Только когда «Филадельфия» поднялась выше, в район плодоводческих поселков, она поняла, что значит для садов эта сверкающая красота. Когда солнце припекло посильнее, апельсины на деревьях стали чернеть, абрикосы посохли, а молодые побеги виноградной лозы завяли. Через несколько дней, обожженные холодом и почерневшие, как от огня, они погибли. Урожай фруктов пропал, и потребуются годы, чтобы восстановить прежнюю виноградную лозу. Везде, где бы они ни подходили к берегу, их встречали угрюмые лица, и никто не подносил к пароходу корзины ароматных сладких плодов. Весь урожай фруктов погиб за одну ночь.