Всё решено: Жизнь без свободы воли
Шрифт:
Как и в классическом исследовании Либета, двигательное действие, которое от вас требуется, – движение указательного пальца. Но слушайте, разве подобный искусственный сценарий не устарел на несколько десятков лет? К счастью, план эксперимента, который старательно составил ваш товарищ, посложнее: движение-то вы совершаете простое, а вот последствия его отнюдь не так просты. Вам говорят не планировать свое движение заранее, пусть оно будет спонтанным. Кстати, отметьте на часах, когда вы впервые ощутите намерение согнуть палец. Все готово? Теперь, как только вы почувствуете, что тоже готовы, нажмите на спуск и убейте вот этого человека.
Может, он враг отечества, террорист, взрывающий мосты в одной из победоносно оккупированных колоний. А может, кассир из винного магазина, который вы хотите ограбить. Может, это ваш любимый человек, смертельно больной, страдающий от невыносимой боли и умоляющий положить конец его мукам. Может, это кто-то, кто собирается причинить вред ребенку; а может, это младенец Гитлер, лепечущий в колыбельке.
Вы можете не стрелять. Например, вы не испытываете иллюзий по поводу жестокости режима и отказываетесь; вы думаете,
34
Ага!
Но предположим, на спуск вам жать все-таки придется, иначе не удастся обнаружить потенциал готовности, и исследования вашего друга застопорятся. Тем не менее у вас всё еще есть варианты. Вы можете выстрелить в указанного человека. Можете выстрелить, но так, чтобы промахнуться. Вы можете застрелиться, но не подчиниться [35] . И вообще можете отказаться играть по правилам и застрелить своего друга.
Интуитивно кажется: для того чтобы понять, что вы в итоге делаете, когда нажимаете на спусковой крючок, нужно решить те же проблемы, что стояли перед Либетом. То есть изучить конкретные нейроны и конкретные миллисекунды, чтобы понять, в какой момент вы чувствуете, что решили что-то сделать, в какой момент ваш мозг решился на это действие, а также отличаются ли эти вещи друг от друга, или это одно и то же. Но вот почему эти либетовские дебаты, равно как и система уголовного правосудия, которую заботит исключительно вопрос умысла, не имеют никакого отношения к размышлениям о свободе воли? Как уже говорилось в начале этой главы, причина в том, что ни то ни другое не ставит главный вопрос, который поднимается на каждой странице этой книги: «Откуда взялось намерение?».
35
Далай-ламу однажды спросили, как бы он решил проблему вагонетки (вагонетка с отказавшими тормозами летит по рельсам вниз по склону и вот-вот прикончит пятерых человек; можно ли специально толкнуть под колеса случайного прохожего, убив одного и предотвратив гибель пятерых?); он ответил, что лучше бы сам прыгнул под колеса.
Если вы не задаете этот вопрос, вы ограничиваете себя промежутком в несколько секунд. Для многих и этого достаточно. Франкфурт пишет: «Вопросы о том, чем вызваны действия [человека] и его отождествление с их первоисточником, не имеют отношения к вопросам о том, совершил ли он эти действия свободно и несет ли моральную ответственность за их совершение». Или, как пишут Шадлен и Роскис, либетовская нейронаука «может обеспечить основание для возложения ответственности, сфокусированной на субъекте, а не на предшествующих причинах» (курсив мой. – Р. С.).
Откуда берется намерение? Да, из биологии, взаимодействующей с окружающей средой за секунду до того, как разогрелась ваша ДМО. А еще – за минуту до того, за час, за тысячелетие, и это лейтмотив данной книги. Дискуссия о свободе воли не может начинаться и заканчиваться с потенциалов готовности или с того, о чем думал человек, когда совершал преступление [36] . Почему же я трачу страницу за страницей, в мельчайших деталях разбирая дебаты о значении эксперимента Либета, прежде чем беспечно отмахнуться от них со словами «И все же я считаю, что это к делу не относится»? Потому что эксперимент Либета считается наиважнейшим исследованием, когда-либо проводившимся для изучения нейробиологией вопроса о свободе воли. Потому что практически в каждой научной работе, посвященной свободе воли, неизбежно фигурирует Либет. Потому что вы, может статься, родились в тот год, когда Либет опубликовал свое первое исследование, и теперь, спустя столько лет, вы уже достаточно взрослый, чтобы вашу любимую музыку называли «классическим» роком, да и сами уже, вставая со стула, покряхтываете, как это свойственно людям среднего возраста… а ученые все еще ломают копья, обсуждая эксперимент Либета. Но, как я уже говорил, это все равно что пытаться понять фильм, посмотрев только последние три минуты {40} .
36
Этот контраст между проксимальными и дистальными объяснениями поведения (то есть причинами, находящимися в непосредственной близости к поведению, и причинами, находящимися на удалении от него) прекрасно уловил нейрохирург Рикард Сьёберг из шведского Университета Умео. Он представляет, как идет по коридору своей больницы и его спрашивают, почему он только что поставил левую ногу перед правой. Да, один из вариантов ответа погружает нас в мир потенциалов готовности и миллисекунд. Но не менее правильными ответами будут «Потому что, проснувшись сегодня утром, я решил, что не стану звонить на работу и сказываться больным» или «Потому что я решил поступить в нейрохирургическую ординатуру, несмотря на то что знал, что это подразумевает долгие дежурства». Сьёберг проделал важную работу, изучая вопрос, что будет, если исключить ДМО из дискуссий о воле, и в своем чрезвычайно взвешенном
40
H. Frankfurt, "Three Concepts of Free Action," Aristotelian Society Proceedings, Supplementary Volumes 49 (1975): 113, цитата со с. 122; M. Shadlen and A. Roskies, "The Neurobiology of Decision-making and Responsibility: Reconciling Mechanism and Mindedness," Frontiers in Neuroscience 23 April (2012): 1, цитата со с. 10.
К сноске: Sjoberg, "Free Will and Neurosurgical Resections."
Это обвинение в близорукости не должно звучать уничижительно. Близорукость – инструмент, с помощью которого мы, ученые, пытаемся отыскать что-то новое, узнавая все больше и больше о все меньшем и меньшем. Однажды я потратил девять лет на один эксперимент; он может стать центром очень маленькой научной вселенной. И я не обвиняю систему уголовного правосудия в том, что она близоруко фокусируется исключительно на наличии умысла – в конце концов, при вынесении приговора учитывается и то, откуда взялся умысел, и биография обвиняемого, и возможные смягчающие обстоятельства.
Где я намеренно пытаюсь звучать уничижительно и даже хуже, так это в тех случаях, когда такой внеисторический взгляд на поведение перерастает в морализаторство. Почему, анализируя чье-то поведение, вы игнорируете все, что происходило с этим человеком вплоть до настоящего момента? Да потому что вам попросту неинтересно, по каким таким причинам он от вас отличается.
В этой книге я нечасто сознательно перехожу на личности, но здесь как раз один из таких случаев – речь идет о рассуждениях Дэниела Деннета из Университета Тафтса. Деннет – один из самых известных и влиятельных философов, ведущий компатибилист, который излагает свои взгляды как в специальных трудах в своей области, так и в остроумных и увлекательных книгах для широкой публики.
Он безусловно принимает эту внеисторическую позицию и обосновывает ее с помощью метафоры, которая часто встречается в его трудах и дискуссиях с коллегами. Например, в книге «Пространство для маневра: виды свободы воли, которой стоит хотеть» (Elbow Room: The Varieties of Will Worth Wanting) он предлагает читателю представить себе забег, в котором один из бегунов стартует с отставанием от остальных. Будет ли это несправедливо? «Да, если речь о забеге на сто ярдов». Но если речь идет о марафоне, то никакой несправедливости Деннет не видит, ведь «в марафоне такое относительно небольшое изначальное преимущество не считается, поскольку можно с уверенностью ожидать, что другие случайные отрывы будут иметь больший эффект». Резюмируя свою точку зрения, он пишет: «В конце концов в долгосрочной перспективе удача усредняется» {41} .
41
D. Dennett, Freedom Evolves (Penguin, 2004); цитата взята со с. 276. Те же идеи Деннет выражает и в других своих книгах, например: D. Dennett, Elbow Room: The Varieties of Free Will Worth Wanting (MIT Press, 1984); D. Dennett, Freedom Evolves (Viking, 2003); в лекциях, например: Dennett, "Is Free Will an Illusion?"; и научных дискуссиях, например: D. Dennett & G. Caruso, Just Deserts: Debating Free Will (Polity, 2021).
Да нет же, не усредняется [37] . Предположим, вы родились у матери, злоупотреблявшей наркотиками во время беременности. И что, стремясь уравновесить это невезение, общество спешит обеспечить вам воспитание в относительном достатке и предоставляет всевозможное лечение, чтобы помочь преодолеть отставание в неврологическом развитии? Нет, в подавляющем большинстве случаев вы родитесь в бедности и в ней же и останетесь. Ну тогда, говорит общество, давайте хотя бы позаботимся о том, чтобы мать вас любила, была бы психически стабильна и располагала бы массой свободного времени, чтобы читать вам книги и водить по музеям. Да, конечно; насколько нам известно, мать ваша, скорее всего, захлебывается в ужасных последствиях своего жизненного невезения, и о вас, скорее всего, не будут заботиться, будут подвергать насилию и перекидывать из одной приемной семьи в другую. Но, может быть, общество хотя бы соберется с силами, чтобы уравновесить это дополнительное невезение, обеспечив вам жизнь в безопасном районе с отличными школами? Нет, вероятнее, в вашем районе орудуют банды, а школа не получает достаточного финансирования.
37
Эту точку зрения изящно аргументировал философ Грегг Карузо в ходе захватывающих дебатов с Деннетом.
В нашем мире вы начинаете марафон, отстав на несколько шагов от остальных. И вопреки утверждению Деннета, примерно через полкилометра, поскольку вы все еще заметно отстаете, именно вас хватает за пятку какая-нибудь дикая гиена. На восьмикилометровой отметке, в палатке для восстановления водного баланса, почти закончилась вода, и вы можете сделать лишь несколько глотков подозрительно мутной жижи. На шестнадцати километрах у вас скручивает желудок. К тридцати двум километрам путь вам преграждают люди, которые считают, что гонка закончена, и уже подметают улицу. И все это время вы наблюдаете за удаляющимися спинами остальных бегунов, каждый из которых считает, что имеет право, что заслужил приличный шанс на победу. Удача не выравнивается со временем, и, по словам Леви, «мы не можем устранить последствия случая с помощью другого случая»; вместо этого наш мир практически гарантирует, что и везение, и невезение со временем только усугубляются.