Все романы Роберта Шекли в одной книге
Шрифт:
Туда-то и явился Хоб в своем костюме официанта: черные брюки с атласными лампасами, которые были велики ему на два, если не на три размера, поддерживаемые алым поясом, раз пять обернутым вокруг талии и затянутым достаточно туго, чтобы брюки не спадали — то есть туговато для того, чтобы чувствовать себя комфортно, — и дурацкая коротенькая курточка а-ля матадор. Хоб нес свой поднос обеими руками — изящно балансировать им на ладони одной руки он даже не пытался, — неуклюже пробираясь сквозь толпу беззаботно болтающих гостей в главном бальном зале, или как он там называется.
Оглядевшись, Хоб увидел, что все мужчины одеты по последней моде
Луис Карлос уставился на него, но не признал. Конечно, он был не вполне трезв. Его замешательство было вызвано в первую очередь тем, что на Ибице все определяется антуражем. Луис вежливо взял huevos duros con atun [192] на салфеточке и пошел дальше, похоже, так и не узнав Хоба.
На другом конце зала появился Арранке, и Хоб поспешно отвернулся, боясь быть узнанным.
Ему становилось интересно. Удивительно, как костюм официанта влияет на менталитет! Он отметил, что в его манерах появилось нечто угодливое, решил восстановить равновесие и начал вести себя напористо и нагловато. В этом-то расположении духа он и столкнулся с Бертой.
192
Яйца вкрутую с тунцом (исп.).
— Хоб! — воскликнула Берта. — Что ты тут делаешь в таком костюме?
— Выдаю себя за официанта, разносящего закуски, — шепнул Хоб. — Возьмите-ка одну для вида.
Берта взяла с подноса какой-то бутербродик и с любопытством воззрилась на него.
— Это что, настоящие закуски?
— Не более чем я — официант. Не ешьте, а только делайте вид. Послушайте, вы Найджела не видели?
Берта покачала головой столь энергично, что ее большие висячие серьги зазвенели.
— А что, должна была?
— Ищите его. Когда увидите, скажите, что он в опасности и чтобы убирался отсюда как можно скорее.
Берта посмотрела на него с любопытством. Похоже, она уже собиралась спросить, а почему он сам не скажет об этом Найджелу. Но, по счастью, вспомнила, что не разбирается в частном сыске, кивнула и пошла дальше.
Глава 2
Найджел был в галерее на третьем этаже. Галерея была зеницей ока Арранке. Он намеревался продемонстрировать высший класс. Коридор длиной в сто шестьдесят пять и шириной в двадцать футов освещался скрытыми лампами, которые создавали уют, но не слишком хорошо подсвечивали картины. Впрочем, подсвечивать там было особенно нечего. Картины были из тех, про которые говорят: «Отворотясь не
А вот Найджел не слишком гордился своей ролью в этом приобретении. Эти картины, залежавшиеся в запасниках галереи Посонби, при соответствующем освещении и в рамах, достойных шедевров, дома, в Англии, казались не более чем забавным приколом. Но здесь, на Ибице, где каждый второй разбирался в искусстве, а половина иностранцев воображала себя художниками, это так не выглядело. Найджел внезапно сообразил, что по этим картинам станут судить не об Арранке — с Арранке что взять! — а о нем, Найджеле.
Найджелу помогали трое людей Арранке. Один лазил на стремянку и подвешивал картины, другой поддерживал их снизу, а третий ходил за ними с тряпкой и метелочкой из перьев, смахивал пыль. Найджел развешивал картины со своей обычной тщательностью, с помощью линейки и угольника, заботясь о том, чтобы все смотрелось ровненько. Он взглянул на картину, которую подвешивал сейчас, и сердце у него упало. Это был роскошный итальянский пейзаж, исполненный согласно лучшим канонам дурного вкуса. Фонтаны, горы, кипарисы, пастушок, пастушка, да еще и фавн в придачу.
— Чуть правее! — сказал Найджел. По крайней мере, он позаботится о том, чтобы эти картины хоть висели как следует.
— Послушайте, — сказал Найджел своему третьему помощнику, — сходите-ка вытрясите тряпку в окошко. А то вы просто переносите пыль с одной картины на другую.
Парень угрюмо кивнул и не шелохнулся.
Тут явился Арранке. На нем было нечто вроде полуофициального костюма, купленного в Майами: зеленый вечерний пиджак в клеточку, причем зеленый цвет чересчур яркий, и даже черные клетки казались слишком яркими. На ногах — причудливые итальянские сандалии, каких на острове отродясь никто не носил. Из нагрудного кармашка пиджака торчал нежно-лиловый платочек с красным узорчиком. Покрой пиджака был, может, и неплох, но на пузатой фигуре Арранке смотрелся ужасно — впрочем, на этой фигуре смотрелась бы разве что большая грелка для чайника. Кроме того, в правом кармане виднелась небольшая, но приметная выпуклость. Возможно, это был всего лишь пакетик печенья, но Найджел почему-то сильно сомневался на этот счет.
— А, Найджел! Я вижу, вы уже почти управились?
— Да, Эрнесто. Осталось всего две картины. Как вы думаете, неплохо смотрится?
— Великолепно! — сказал Арранке. — Я, знаете ли, бывал в музее Прадо, так многие тамошние картины этим и в подметки не годятся.
Разумеется, это было самое ошибочное суждение о произведениях искусства за последнее десятилетие — если не за весь двадцатый век, — но Найджел не нанимался учить его хорошему вкусу.
— Да, мне тоже кажется, что смотрится недурно, — сказал он, имея в виду скорее то, как были развешаны картины, чем художественные достоинства самих произведений.
— Когда управитесь, зайдите ко мне в кабинет. Ребята вам покажут. У меня для вас сюрприз.
— Очень приятно, — ответил Найджел, полагая, что речь идет о премии за проделанную работу.
— Да, кстати, — сказал Арранке, — тут на приеме присутствует ваш хороший знакомый.
— В самом деле?
— Да. Сеньор Дракониан решил нанести нам визит.
— Очень приятно, — повторил Найджел. — Я давно хотел с ним поговорить. А где он?
— Внизу, в центральном вестибюле. Угощает гостей закусками. Уверен, он будет очень рад вас видеть.