Все романы Роберта Шекли в одной книге
Шрифт:
Кромптон задумался.
— И вы полагаете, что я могу помочь вам?
— Можешь! Ты станешь моим гуру, и я буду слушаться тебя и во всем следовать твоему примеру. Дано же человеку подняться до вершин по ступенькам его веры.
Разгоряченный своим выступлением, Берсеркер для вящей убедительности треснул по столу и при этом вогнал свою ложку в столешницу на двухдюймовую глубину. Этот жест произвел впечатление на Кромптона, который, поглядев на сидящего перед ним полного надежд и явно ненормального громилу, пришел к выводу, что придется смириться с обстоятельствами и надеяться на лучшее.
Он
— Мальчик мой, я не вижу, что могло бы помешать вам стать самым что ни на есть самоуверенным человеком. У вас хорошие задатки, а это самое главное, как вы сами понимаете. Вы все говорите прямо в лицо, и никто не посмеет заподозрить вас в вероломстве. Короче, под маской неотесанной свирепости в вас скрыта острая как рапира проницательность, которая глубоко зарыта в тайниках вашей души. Да, мальчик мой, я не предвижу никаких осложнений.
— Вот здорово, Профессор, просто гениально! — воскликнул гигант. — Ты все сечешь как надо!
— Вы меня радуете, — сказал Кромптон.
— Но что я теперь должен делать?
— Ах да, — произнес Кромптон, в отчаянии ломая голову над проблемой. — Мы вплотную подошли к практическим занятиям. Мы должны определить, что же вам делать… Что делать… Ха! Вы должны учиться! Вы должны изучить все эти штучки-дрючки — как одеваться, как вести себя: собственно, они-то и отличают по-настоящему самоуверенного человека.
— Точно, этого-то мне и не хватает! — вскричал Берсеркер. — Понимаешь, я просто не знаю, как ведут себя самоуверенные люди, и мне совсем не по душе выглядеть смешным. Это меня смущает, а когда я смущаюсь, меня охватывает ярость.
— Вы, без сомнения, должны приступить к занятиям, — сказал Кромптон. — Но как? Путем изучения приемов и манер самого уверенного в себе человека на планете Эйя.
— То есть вас!
— Ничего подобного. Мой конек — незаметность. Это вам никак не подойдет. Вам нужен человек обаятельный, с яркой наружностью — то есть с теми качествами, которыми вы уже обладаете, но в рудиментарной форме.
— Черт побери, Профессор! Да есть ли такой человек на планете?
— Есть, и вы должны будете наблюдать за ним. Это значит, что вы все время должны находиться рядом и не спускать с него глаз. И свои наблюдения вы не должны прерывать до тех пор, пока в совершенстве не изучите его манеры. Таким образом вы станете поистине самонадеянным человеком.
— Кто этот парень? — загорелся Берсеркер.
— Его имя Эдгар Лумис, — сказал Кромптон. — Я сейчас напишу вам его адрес.
Глава 10
Из дневника Лумиса:
«Вчера я побывал на балу Кридру, самом важном событии года. Там собрались все хоть сколько-нибудь заметные фигуры Ситесфа, включая самого Элигу Рутински и нескольких кинозвезд, чьи имена я не запомнил. Я хотел, разумеется, показать себя — это вещь необходимая, чем бы ты ни занимался. Но была и другая причина: на балу должна была присутствовать мисс Сисси Пертурбски.
Бал состоялся в Аксиоматическом зале отеля «Геометрия», нового отеля, открывшегося на углу бульвара Буллкример и Хеппенстенс-стрит. Я подъехал в светло-вишневом
Должен ли я описывать оживленное подтрунивание, блеск в глазах, смех толпы? Там был даже знаменитый оркестр «Карпетбитеров» с саксофонистом Раггом в главной роли.
219
Полусвета (фр.).
Но перейду-ка я лучше сразу к рассказу о Сисси и обо мне, как мы остались наедине в маленькой спаленке, примыкающей к бальному залу. Мы по взаимному побуждению проскользнули туда, и в слабом свете ночника Сисси с улыбкой обратила ко мне свое прелестное, похотливое кошачье личико. В прошлом году мы с ней однажды встретились на вечеринке. Уже тогда между нами пробежала искра, но нас как-то развели в разные стороны, и невысказанное взаимопонимание осталось всего лишь обещанием.
И вот она наконец передо мной, стройная, с торчащими грудями, именно такая, какой я запомнил ее, с экзотическими раскосыми глазами, от которых в голове моей рождались фантазии, сцены игры в раба и господина. Она приоткрыла рот, облизала губы и сказала:
— Так вы не забыли меня?
Ее нежный венгерский акцент чуть не выбил у меня почву из-под ног. Но я овладел собой и холодно сказал:
— Конечно, детка, как тебе жилось?
(Некоторая бессердечность, грубоватое равнодушие — верный и единственный ключ к успеху в этой игре.)
Она широко раскрыла глаза. Как сомнамбула, подошла ко мне и обвила руками мою шею. Ее груди прижались к серебряным оборкам моего костюма, немного примяв их; она привстала на цыпочки, чтобы дотянуться до моих склоненных к ней, усмехающихся губ. Волшебное мгновение! И вдруг в нашей крохотной спаленке кто-то громко чихнул.
Мы отпрянули друг от друга. Я включил свет и увидел громадного блондина, рассевшегося в двухместном кресле в углу комнаты. Он держал в руке блокнот и что-то царапал в нем огрызком карандаша.
— Объясните, что вам здесь нужно, — прорычал я угрожающе.
Блондин поднялся — и я увидел, что он действительно очень большой.
— Продолжай заниматься тем, чем занимался, пупсик, — сказал он. — Я тебя изучаю.
— В самом деле? — спросил я. — А зачем собственно?
— Затем, что я хочу стать похожим на тебя.
Тут Сисси ушла. Даст Бог, повезет в следующий раз!
Я побеседовал с Билли Берсеркером, как он мне представился, и узнал, что некто по прозванию Профессор послал его изучать меня. Нескольких слов из описания наружности Профессора было достаточно для меня. Черт бы побрал этого Кромптона!
— Да, пожалуйста, изучайте меня, — согласился я, когда стало ясно, что выбора у меня нет. — По совести говоря, я сам подыскивал себе ученика, которому мог бы передать весь багаж своих великолепных познаний.