Все романы Роберта Шекли в одной книге
Шрифт:
— Агр-р! — прохрипел Блаунт, и лицо его посерело.
— Да, — сказал Секюйль, — пришел час расплаты, Блаунт. Здесь собран Комитет по охране целостности повествования. Возможно, вам он лучше известен под названием «Архетип Бдительных».
— Бог мой, нет! — воскликнул Блаунт.
— Блаунт, вам действительно должно быть стыдно. Ваше вшивое Weltanschauung [239] никому не интересно. Это повесть о Кромптоне, а вы в ней всего лишь второстепенный персонаж.
239
Мировоззрение (нем.).
— Но,
Секюйль обратился к Бдительным:
— Джентльмены, думаю, вы тоже заметили: Блаунт из эгоистических побуждений сломал сценарий и, исказив сюжет, направил действие в нежелательное и невыгодное русло.
— Ясное дело, — подтвердил один из Бдительных. — Считаю, его надо вообще вымарать из повести.
— Блаунт, как вы хотите исчезнуть? — спросил другой. — В автомобильной катастрофе? В толпе во время коронации? Или примете снотворное?
— О, пожалуйста, не вычеркивайте меня! — взмолился Блаунт. — Простите! Я раскаиваюсь, я больше так не буду!
— Сомневаюсь, можно ли вам верить, — сказал Секюйль.
— Я буду хорошим! Вот увидите! Вы еще будете гордиться мной!
— Хм…
Блаунт не стал терять времени даром. Почувствовав, что ему предоставлена последняя возможность избежать вычеркивания из повести, он обратил все свое имущество в наличные, раздал их бедным и ретировался в ту самую пещеру Бхутан, где обитал Отто Градж, сын судьи О. Т. Граджа. Через несколько лет о Блаунте заговорили, как о Странном Монахе — так его прозвали за привычку пересчитывать свои зубы на людях. В этой повести вы больше не встретитесь с ним.
— Секюйль, не знаю, как вас благодарить, — сказал Кромптон. — Не могу ли я чем-нибудь помочь вам в вашей Игре?
— Вы уже помогли мне, Кромптон, — сказал Секюйль, — тем, что вляпались в эту забавную ситуацию, из которой я благополучно извлек вас, заработав таким образом пятьсот красных очков за три чистых броска. Вот так-то.
— Я очень рад, — сказал Кромптон.
— Ну, пока.
Секюйль запихнул «Архетип Бдительных» в большой коричневый конверт и направился к двери.
— Постойте! — вскричал Кромптон.
— Что такое?
— А что мне теперь делать? — спросил Кромптон.
— Прошу прощения? — удивился Секюйль.
— Да с этими Стэком, Лумисом и Финчем?
— Откуда мне знать? Это ваша история. Я только вспомогательный персонаж, не такой уж и важный.
— Секюйль, ну пожалуйста! Я не могу больше так!
— Вам, мальчики, остается только одно, — сказал Секюйль. — Сразиться друг с другом как следует, чтобы наступила наконец интеграция или один из вас взял бы верх над остальными силой.
— Да с тех пор, как мы встретились, мы только и делаем, что сражаемся, — сказал Кромптон. — И тихо сходим с ума.
— Это потому, что вы боролись старомодным способом внутреннего конфликта. А современная наука предлагает новейший метод — вывести ваши внутренние конфликты наружу и тогда решать их.
— Как это?
— К
— Правда? Изобрели для меня? Это первый реальный шанс для меня во всей этой истории!
— Посмотрим, насколько он вам поможет. Но в любом случае, это будет ваш последний номер. Честно говоря, нам пора очистить сцену для следующего представления. Вы все согласны?
— Да! — воскликнул Кромптон.
— Да хуже-то не будет, — проворчал Лумис.
— Поехали, чего там! — прогремел Стэк.
Какой-то намек на согласие выразил даже Финч.
— Итак, вперед, вперед, вперед! И прочь отсюда! — сказал Секюйль.
И снова начался разрыв непрерывности, все поползло, словно размытые, снятые наплывом кинокадры в чьем-то иллюзорном восприятии. Кромптону стало тошно, он закричал:
— Что там происходит? Как работает этот имитатор внешних обстоятельств?
— Он работает, — сказал Секюйль. — Удачи вам!
Глава 15
В мозгу бессмысленным эхом билось слово «параметры». Кромптон осмотрелся и понял, что попал в никуда. Это было странное и сверхъестественное ощущение, ибо в этом нигде не было ничего, даже самого Кромптона.
Сначала все это, включая собственное небытие, развеселило его, как может развеселить полет вниз по лыжне длиной в миллион миль. Но потом ему стало страшно. Скорость убивает, не так ли? А когда убивают ничто, остается взамен двойное ничто, или просто ничто, — положение поистине гибельное.
Кромптон толком не знал, как выбраться из него, и решил воплотиться и тем самым создать различия.
Облекшись телом, он почувствовал себя гораздо увереннее. Но ему совсем не улыбалось висеть в полном ничто единственным плотным телом — тут не очень-то пофункционируешь! — и тогда по возможности быстро и аккуратно он создал Землю, остановился, посмотрел на плоды труда своего и убедился, что допустил досадную ошибку: все побережье Северной Америки получилось у него вздутым и неправильным, а дубы почему-то напоминали карликовые мандарины. Было еще много всяческих аномалий, и не все их можно было извинить неопытностью. Кромптон надеялся, что у него еще будет время вернуться к ним.
Затем он задумался, что же делать дальше. Он не мог вспомнить, а может, никогда и не знал, и поэтому набросал местечко, где мог бы подождать дальнейшего развития событий: Мейплвуд, Нью-Джерси, 1944 год. В данный момент это был единственный город на Земле, и Кромптон наладил в нем такую справедливую и спокойную жизнь, которую не могли забыть призрачные исторические анналы штата. Золотой век мог бы длиться бесконечно, но однажды в золотое октябрьское утро его прервал зловещий грохот с запада, и, когда Кромптон вышел из своего президентского дворца, построенного в стиле ранчо, он увидел колонну бронетанковых войск, продвигавшуюся по южной Оранж-авеню. На переднем танке восседал фельдмаршал Эрвин Роммель. Рядом с ним, очень довольный собой, стоял Дэниэл Стэк.