Все себя дурно ведут
Шрифт:
К тому времени отношения Леба с Китти Кэннелл были непоправимо испорчены. После возвращения Леба из Нью-Йорка Китти встретила его на вокзале, переполненная оптимизмом и планами. В отличие от нее Леб не испытывал к ней никаких чувств. Вскоре после их воссоединения Китти от ревности к другой женщине закатила истерику, которая «продолжалась, пока на рассвете за окном не запели птицы», как утверждал Леб. Этот инцидент привел к окончательному разрыву, и Леб, не теряя времени, раззвонил по всему городу о том, что между ними все кончено [430] .
430
«Переполняемая оптимизмом…», «продолжалось, пока…» и «к окончательному разрыву…»: там же, стр. 245–247.
При
431
Это лишь одна версия того, как состоялось знакомство. Леб утверждал, что он пригласил Хемингуэев выпить в честь сделок с книгами «Штуковина» и «В наше время». Когда Хемингуэи прибыли к Лебу, Кэннелл тоже находилась там и занимала разговором двух сестер-американок, Паулину и Вирджинию Пфайфер.
432
Японские куколки: Кэтлин Кэннелл, «Сцены с героем», The Connecticut Review II, 1968 г., приводится по изданию «Хемингуэй и закат», под ред. Бертрама Д. Сарасона (ed. Bertram D. Sarason, Hemingway and the Sun Set, Washington, D.C.: NCR/Microcard Editions, 1972), стр. 146.
Эта спонтанная попытка познакомить Хэдли с сестрами Пфайфер, особенно с Паулиной, выглядела странно. Наверное, в Сент-Луисе сестры и Хэдли жили неподалеку друг от друга, однако никогда не встречались; Кэннелл показалось, что это достаточно веское основание для знакомства. Но выяснилось, что помимо географических предпосылок у этих дам мало общего. Прежде всего, Паулина и Вирджиния считались богатыми наследницами; их сумочки были туго набиты долларами, которыми их регулярно снабжал любящий богатый отец и не менее любящий дядя [433] . Кроме того, Паулина поклонялась алтарю моды, а Хэдли к моде была совершенно равнодушна. В том сезоне Паулина носила роскошную шубу из меха бурундука, сшитую одним из лучших парижских модельеров; с мочек ее ушей нередко свисали длинные серьги с изумрудами. Она считала, что засиживаться в кафе ниже ее достоинства, и предпочитала «Дому» и «Ротонде» отель «Ритц» [434] . Даже лексикон Паулины был остромодным и богатым: людей и предметы, которые ей нравились, она называла «божественными», пользуясь превосходным прилагательным, какое тогда было модным у роскошных женщин [435] .
433
Отцу сестер Пфайфер принадлежала многочисленная недвижимость в Пигготте, Арканзас, и окрестностях; их финансово щедрый дядя Огастес (Гас) Пфайфер был совладельцем известной международной фармацевтической компании, а также популярной «Richard Hudnut Perfumer», которая в 20-х гг. как раз совершила экспансию в Европу.
434
Паулина отвергает кафе: Морли Каллахан вспоминал, что «Паулина довела до нашего сведения, что сидеть в кафе ниже ее достоинства». (Источник: Морли Каллахан, «То лето в Париже: воспоминания о запутанной дружбе с Хемингуэем, Фицджеральдом и другими» (Morley Callaghan, That Summer in Paris: Memories of Tangled Friendships with Hemingway, Fitzgerald and Some Others, New York: Coward-McCann, Inc., 1963), стр. 112).
435
«Божественными»: Кэтлин Кэннелл, «Сцены с героем», The Connecticut Review II, 1968 г.,
Однако наиболее разительное отличие заключалось в другом: у Паулины была карьера. Годом ранее, в 1924 году, она приехала во Францию в качестве ассистентки Мэна Бошера, нового и элегантного парижского редактора «Vogue», знаменитого в Америке модного журнала. Жизнь Паулины как журналиста, специализирующегося на моде, вращалась вокруг сроков сдачи статей, интервью, модных показов, пишущих машинок и машинисток, в то время как Хэдли посвящала все свое время заботам о Бамби и поискам дешевых продуктов. Паулина без устали готовила материалы о парижских коллекциях и трендах, подписанные ею статьи регулярно появлялись в журнале. Она была одаренным автором, даже в самых коротких ее заметках о капризах моды чувствовалось игривое и живое остроумие.
«Платки и репутация теряются с поразительной легкостью, – начиналась одна из ее статей. – И те и другие ежедневно пропадают примерно в равных количествах. Все утраченные репутации очень хороши, и чем безвозвратнее они утрачены, тем лучше они были. Потерянные платки оставляют желать лучшего» [436] .
Но несмотря на гладкую короткую стрижку и репортерские блокноты, в одном важном вопросе Паулина явно придерживалась традиционных взглядов: считалось, что она ведет охоту на мужа. «Почти тридцатилетняя в то время Паулина была девственницей и благочестивой католичкой», – позднее писала Кэннелл. И намекала, «что неумолимо тикающие часы придали Паулине больше агрессивности на романтическом фронте, чем несколько лет назад, а также готовность сделать менее предсказуемую партию» [437]
436
«Платки и репутация…»: Паулина Пфайфер, «Платки – потеря леди, с указанием, что методы утери платков следует тщательно изучать, чтобы со всем тщанием практиковать» (Pauline Pfeiffer, «Handkerchiefs a Lady Loses: Wherein It Is Pointed Out That the Technique оf Losing Handkerchiefs Must Be Carefully Studied to Be Carefully Practised», Vogue, 1 июля 1922 г.), стр. 22. Сама Паулина была опытной теряльщицей платков и прочих аксессуаров, принадлежавших джентльменам, следовательно, как нельзя лучше подходила на роль автора этого поучительного опуса.
437
«Почти тридцатилетняя…»: Кэтлин Кэннелл, «Сцены с героем», The Connecticut Review II, 1968 г., приводится по изданию «Хемингуэй и закат», под ред. Бертрама Д. Сарасона (ed. Bertram D. Sarason, Hemingway and the Sun Set, Washington, D.C.: NCR/Microcard Editions, 1972), стр. 146. Много лет биографы придерживались той же устаревшей оценки, что и Кэннелл, изображая Паулину охотницей на мужчин, движимой биологическими часами; Бейкер даже назвал ее «маленькой и решительной, как терьер». (Источник: Карлос Бейкер, «Эрнест Хемингуэй: история жизни» (Carlos Baker, Ernest Hemingway: A Life Story, New York: Charles Scribner's Sons, 1969), стр. 165). Каким бы шаблонным ни выглядел этот образ, есть свидетельства, что часы в голове Паулины действительно тикали, – так же, как часы публикации романа не давали покоя Хемингуэю. Например, тремя годами ранее Паулина отважно предложила себя на роль подопытного кролика для испытания почти насильственного комплекса антивозрастных средств и с иронией описала унизительные процедуры на страницах «Vogue». Изучая собственное лицо, она сообщала, что «вокруг глаз и на лбу – вот места, где я замедлила разрушительное воздействие времени. И мои волосы вдруг стали выглядеть редкими и тусклыми». (Источник: Паулина Пфайфер, «Мадам в поисках своей юности: каким бы свежим и бодрым ни выглядело лицо в десять лет, с возрастом необходима бдительность» (Pauline Pfeiffer, «Madame in Search of Her Youth: No Matter How Fresh and Vigorous Jne's Face May Be at Ten, When One Gets on the „Shady“ Side, Vigilance Is Necessary», Vogue, 1 января 1922 г.,), стр. 51).
Конец ознакомительного фрагмента.