Все страхи мира
Шрифт:
— Да, сэр, именно так и следует поступить.
— Нет, это не для меня!
— Но вы обязаны поступить именно так. Вам придётся сделать это, потому что это правда. Таковы правила.
— Джек, мне начинает надоедать, когда я всё время слышу твои наставления относительно местных правил. Ты упускаешь из виду, что я — директор ЦРУ.
— Послушай, Маркус, — начал Райан, стараясь скрыть раздражение, — этот Кадышев является источником по-настоящему важной информации, настолько важной, что если она верна, то может оказать воздействие на наши отношения с Советами. Но у нас нет подтверждения. Сведения поступили только
— У нас есть основания для таких подозрений?
— Никаких оснований, директор, однако по такому важному вопросу — подумайте, следует ли оказывать влияние на политику нашего правительства, основываясь на одном сообщении от одного агента? — Джек знал, что так легче всего убедить Кабота, взывая к его разуму и осторожности.
— Я выслушал тебя, Джек. Хорошо. Меня ждёт машина. Вернусь через пару часов.
Кабот снял с вешалки пальто и пошёл к своему лифту. Его автомобиль ждал у подъезда. Как директора ЦРУ его сопровождали два телохранителя — один за рулём машины и другой на переднем сиденье. В остальном автомобиль директора ЦРУ подчинялся общим для всех дорожным правилам — как и машины рядовых водителей. Райан, думал Кабот, когда его автомобиль мчался по шоссе Джорджа Вашингтона, начинает раздражать. Ну хорошо, он, Кабот, новичок в Лэнгли, ему недостаёт опыта. Наконец, он склонен перепоручать некоторые дела подчинённым, особенно не слишком важные, повседневные. Но, в конце концов, на то он и директор и не обязан сам заниматься всеми проблемами. И уже стало надоедать, когда каждую неделю тебе объясняют правила поведения в Лэнгли, когда обращаются наверх через твою голову всякий раз, когда поступает по-настоящему важная информация да ещё начинают преподавать уроки анализа. Когда Кабот переступил порог Белого дома, он был уже раздражён до предела.
— Доброе утро, Маркус, — поздоровалась с ним Лиз Эллиот, когда директор ЦРУ вошёл к ней в кабинет.
— Доброе утро. Мы получили ещё одно сообщение от Спинакера. Президенту следует ознакомиться с ним.
— И что же пишет нам Кадышев?
— Откуда вы знаете его имя? — удивился директор ЦРУ.
— От Райана — разве он не сказал вам?
— Черт побери! — выругался Кабот. — Мне ничего не известно об этом.
— Садитесь, Маркус. У меня есть несколько минут. Как вы относитесь к Райану?
— Иногда он забывает, кто в Лэнгли директор, а кто — заместитель.
— Вы считаете, что он несколько самоуверен?
— Несколько, — ответил Кабот ледяным тоном.
— Он отлично разбирается в делах — в определённых пределах, но мне, признаться, начинает надоедать его поведение.
— Разделяю ваши чувства. Он любит всё время напоминать, как мне следует поступить — вот с этим, например.
— Вот как? Он не полагается на ваше суждение? — удивилась советник по национальной безопасности, тщательно выбирая отравленную иглу, прежде чем её вонзить.
Кабот взглянул на Элизабет.
— Да, у меня создаётся впечатление.
— Ничего не поделаешь, нам не удалось изменить все, что осталось от предыдущей администрации. Разумеется, в своём деле он настоящий профессионал… — Эллиот сделала паузу.
— Выходит, я — не профессионал? — сердито фыркнул Кабот.
— Разумеется, вы — профессионал, Маркус. Вы не правильно
— Извините, Лиз. Вы правы. Иногда он выводит меня из себя, вот и все.
— Пора идти к боссу.
— Насколько достоверны эти сведения? — спросил Фаулер спустя пять минут.
— Как вы уже знаете, этот агент работает на нас более пяти лет и его информация всегда была точной.
— У вас есть подтверждение?
— Нет, полного подтверждения у нас нет, — ответил Кабот. — Маловероятно, что мы сумеем проверить его информацию, но русский отдел верит ему — и я тоже.
— А вот Райан сомневается.
Каботу надоело всё время выслушивать напоминания о Райане.
— Зато я не сомневаюсь, господин президент. Мне кажется, что Райан старается произвести на нас впечатление своими новыми взглядами на советское правительство, пытается доказать, что он не пережиток холодной войны. — Опять этот Кабот переходит на маловажные вопросы и отвлекается от главной темы, подумала Эллиот.
— Как ты думаешь, Элизабет? — посмотрел на своего советника Фаулер.
— Несомненно, существует вероятность, что советские службы безопасности пытаются улучшить своё положение, усилить роль, которая им принадлежит. — Голос Эллиот звучал очень разумно и убедительно. — Им не нравится политика либерализации, ослабление их влияния, и они опасаются, что Нармонов не сумел осуществить должное руководство страной. Таким образом, эта информация совпадает со множеством других сведений, которые имеются в нашем распоряжении. Мне кажется, нам надо верить сообщению Кадышева.
— Если это соответствует действительности, нам следует уменьшить поддержку, которую мы оказываем Нармонову. Мы не можем содействовать политике возвращения к более централизованному управлению, особенно если она проводится теми элементами общества, которые нас особенно ненавидят.
— Согласна, — кивнула Эллиот. — Лучше уж потерять Нармонова. Если он не сумеет подчинить военных своей власти, придётся найти того, кто справится с этим. Разумеется, следует предоставить ему возможность… но как это сделать, придётся обдумать. Это может оказаться непросто. Ведь мы не хотим, чтобы Россия перешла в руки военной диктатуры, не правда ли?
— Шутишь? — заметил Фаулер.
Они стояли на мостиках внутри огромного дока, где снаряжались для выхода в море ракетоносцы «Трайдент». Рядом с ними команда подлодки «Джорджия» готовилась к выходу на боевое дежурство.
— Значит, ему удалось убедить тебя, верно, Барт? — спросил Джонс.
— Его объяснение звучало весьма убедительно, Рон.
— Ты хоть раз замечал, чтобы я ошибался?
— Все случается в первый раз.
— Только не в этом случае, шкипер, — тихо заметил Джонс. — У меня предчувствие.
— Ладно, прошу тебя поработать на учебном тренажёре с его гидроакустиками.
— Согласен. — Джонс сделал короткую паузу. — Знаешь, Барт, а ведь было бы неплохо ещё раз выйти в море — всего один раз.
— Ты предлагаешь свои услуги? — повернулся к нему Манкузо.
— Нет, Ким не поймёт, если я вызовусь бросить дом на три месяца. Двух недель вполне достаточно. Даже слишком много, между нами говоря. Я слишком привык к домашнему уюту, Барт, постарел и стал респектабельным. Не такой молодой, как эти парни с глазами, полными любопытства и огня.