Все страхи мира
Шрифт:
— Привет, Джек.
— Здравствуй, Деннис. Ты знаком с моей женой?
— Кэролайн, — улыбнулась Кэти и протянула руку.
— Ну, что ты думаешь о розыгрыше?
Джек засмеялся.
— Я знаю, сэр, как вы с Брентом Талботом спорите по этому поводу. Я уроженец Балтимора. Кто-то украл нашу команду.
— Ты ничего не потерял. Это — наш год.
— Но «Викинги» утверждают то же самое.
— Им повезло, что удалось одержать победу в Нью-Йорке.
— Насколько я помню, «Рейдеры» тоже
— Просто везение, — пробормотал Банкер. — Во втором тайме мы их похоронили.
Кэролайн Райан и Шарлотта Банкер обменялись красноречивыми взглядами: ох уж эти мужчины! Футбол! Кэти обернулась и… увидела её совсем рядом. Миссис Банкер предпочла скрыться, пока «мальчишки» разговаривали о мальчишеских делах.
Кэти сделала глубокий вдох. Она не была уверена, подходящее ли это место и подходящий ли момент, однако остановить сейчас себя ей было так же трудно, как прекратить операцию. Она заметила, что Джек смотрит в другую сторону, и, подобно ястребу, устремилась через зал прямо к цели.
Доктор Элизабет Эллиот была одета почти так же, как и доктор Кэролайн Райан. Узор на ткани и покрой немного разнились, но дорогие платья выглядели так похоже, что редактор отдела мод мог подумать, что они куплены в одном магазине. Шею советника по национальной безопасности украшала тройная нить жемчуга. Она беседовала с двумя гостями. Заметив, что кто-то направляется к ней, доктор Эллиот обернулась.
— Здравствуйте, доктор Эллиот. Вы помните меня? — спросила Кэти с тёплой улыбкой.
— Нет. Мы разве встречались?
— Меня зовут Кэролайн Райан. Не припоминаете?
— Извините, — ответила Лиз, мгновенно опознав, кто перед ней, но все ещё не понимая, что общего может быть между ними. — Вы знакомы с Бобом и Либби Хольцман?
— Я слежу за вашими материалами, — любезно сказала Кэти, пожимая протянутую руку Хольцмана.
— Это всегда приятно слышать. — Хольцман почувствовал нежность её руки, и его пронзило чувство вины. Неужели это та самая женщина, чью семейную жизнь он пытался разрушить? — Это моя жена, Либби.
— Я знаю, вы тоже репортёр.
Либби Хольцман была выше Кэти, платье подчёркивало её пышную грудь. Одна из её грудей стоит моих двух, подумала Кэти, едва удержавшись от вздоха. У Либби был бюст, о котором говорят: есть на что приклонить голову.
— Около года назад вы оперировали мою кузину, — сказала Либби Хольцман. — Её мама утверждает, что вы — лучший в мире хирург.
— Каждому врачу приятно это услышать. — Кэти пришла к выводу, что Либби симпатична ей, несмотря на очевидное физическое превосходство.
— Я знаю, что вы хирург, но где мы могли встречаться? — небрежно поинтересовалась Лиз Эллиот тоном, каким обычно говорят с прислугой.
— В Беннингтоне.
— Вот как? Удивительно, как вы это помните. — Лиз дала понять, что столь малозначащие подробности не для неё.
— Такое было время, — улыбнулась Кэти. — Фундаментальные дисциплины в медицине — дело нелёгкое. Нам приходилось главное внимание уделять основным курсам. А все второстепенное — побоку, тем более что отличные отметки были гарантированы.
Выражение лица Эллиот не изменилось.
— Не помню, чтобы я просто так раздавала хорошие отметки.
— Ну, почти просто так. Достаточно было запомнить, что вы говорили на лекциях, и затем повторить слово в слово. — Улыбка Кэти стала ещё приветливее.
Бобу Хольцману хотелось отступить назад, но он удержал себя. Глаза его жены расширились — она быстрее мужа поняла происходящее. Была объявлена война, и битва обещала быть весьма жестокой.
— А что случилось с доктором Бруксом?
— С кем? — спросила Лиз.
Кэти повернулась к Хольцманам.
— Да, в семидесятые годы времена были действительно другие, правда? Доктор Эллиот только получила степень магистра, а кафедра политических наук — как это лучше сказать? — ну, увлекалась левыми взглядами. Тогда это казалось модным. — Она снова повернулась к Элизабет Эллиот. — Неужели вы забыли доктора Брукса и доктора Хеммингса? Запамятовали, где находился дом, в котором вы жили вместе с ними?
— Не помню. — Лиз изо всех сил старалась сохранить спокойствие. Этому скоро придёт конец. Но сейчас она не могла повернуться и уйти.
— Разве не на трех углах, в нескольких кварталах от кампуса?.. Мы звали их братьями Маркс, — хихикнула Кэти. — Брукс никогда не носил носков — и это в Вермонте! Должно быть, из-за этого у него всегда была капля на носу, а Хеммингс не мыл голову. Да, это была кафедра — только держись. Потом доктор Брукс перешёл в Беркли, и вы, конечно, последовали за ним, чтобы защитить докторскую диссертацию. Вы, наверно, любили работать под его руководством. Скажите, а как сейчас жизнь в Беннингтоне?
— Хорошая, как всегда.
— Я так ни разу и не ездила на встречи выпускников, — заметила Кэти.
— Да и я не была там в прошлом году, — ответила Лиз.
— Так что же произошло с доктором Бруксом? — настаивала Кэти.
— По-моему, он преподаёт в Вассаре.
— А, вы поддерживаете с ним контакт? Готова поспорить, он всё ещё не пропускает ни одной юбки. Гордость радикала. Вы часто встречаетесь?
— Ни разу за последние пару лет.
— Мы так и не могли понять, что вы в нём нашли, — заметила Кэти.
— Бросьте, Кэролайн, все мы не были в то время девственницами.