Все тёлки мимо
Шрифт:
Когда я уже застегивал брюки, дверная ручка задребезжала.
– Нет, нет! Там кто-то есть! – послышался голос Аманды.
– А ты что, своей очереди дожидаешься? – спросил другой голос.
– Э-э… ну да.
Наверно, Аманда рассудила: ответ "Нет, я просто сторожу дверь, пока мой парень какает", был бы намного унизительнее. Что ж, теперь она будет вынуждена зайти в туалет сразу после меня. Я погиб! Это же гораздо хуже, чем вторжение незнакомого человека…
Я быстро помыл руки, схватил коробок спичек, зажег три штуки, одну за другой. Торопливо, отчаянно. Широко распахнул единственное окно туалета – чуть с петель не сорвал. И открыл дверь. В коридоре дожидалась Аманда. И еще трое.
Когда
Подождал у туалета. Через минуту вода в бачке зажурчала. Затем появилась Аманда. Лицо у нее было ошарашенное, точно у молодого полицейского, который впервые оказался на месте убийства.
Дальше – хуже. Следующий в очереди, едва зайдя внутрь, изумленно присвистнул. Остальные нехорошо покосились на Аманду.
А мы вернулись к гостям.
– Хочешь немножко проветриться? – прокричал я ей в ухо.
Мы вышли на маленький балкон, висевший на высоте тридцати футов над внутренним двориком, усыпанным окурками.
– Теперь ты передо мной в долгу. Век не расплатишься. Гости подумали, что я… ты только не обижайся… страшно обосралась в разгар вечеринки. В своем собственном доме. Ради тебя я совершила подвиг, – сказала Аманда.
– Мне очень неудобно. Хочешь, я пойду и скажу им, что это был я.
– Ага, можно подумать, что это все исправит, – засмеялась она.
– Послушай, я даже не могу выразить, как мне неудобно. Как я могу загладить вину?
– Может, просто немножко расслабишься, и мы повеселимся?
Но расслабиться я был совершенно не способен. Я понимал: сейчас не лучший момент, чтобы вываливать на Аманду сомнения. Но притворяться, будто все идет замечательно, было бы, наверно, даже хуже. Я все равно никогда не умел притворяться.
– Вообще-то… я хотел с тобой об этом поговорить, – сказал я.
– О чем?
– Я знаю, что сегодня все время веду себя немного странно… Понимаешь, я все думаю, ты ведь живешь в Сан-Франциско, а я в Лос-Анджелесе, и у нас обоих туго с деньгами, и, очевидно, я плохо переношу путешествия, ты только что сама видела. В общем, не знаю…
Я трусливо не докончил фразу. Надеялся, что Аманда закончит мою мысль за меня.
– Значит, у нас ничего не получится, – спокойно сказала она.
– Ну-у… вот я и говорю, это меня и тревожит.
– Допустим. Но тут одно из двух – может, не получится. А может, все равно получится. Я не очень хорошо тебя знаю, но то, что я о тебе узнала, мне очень симпатично. Потому я тебя и пригласила в гости. А ты? Ты тоже ко мне так относишься? Или нет?
Вот вопрос, которого я так и не задал себе за последние несколько часов. Собственно, я задал себе практически все другие вопросы, до которых только мог додуматься. Перебрал в уме все причины, которые могут стать помехой для наших отношений. Но словно бы боялся размышлять о единственной причине, которая меня сюда привела. И вот, когда Аманда напрямик спросила, как я к ней отношусь, все мои опасения испарились. Ответ сам слетел с моего языка – точно птица вырвалась из клетки.
– Да. Ты мне тоже очень-очень симпатична. Потому я и захотел к тебе приехать.
– Отлично. Тогда давай будем ездить друг к другу, пока не расхочется. А если все прочие проблемы слишком сложные, станем решать их по мере появления. Попозже. Не будем пока принимать никаких судьбоносных решений.
– Я согласен. Извини, я чего-то распсиховался. Я жуткий невротик, – сказал я.
– Ничего, я заметила. Когда ты попросил посторожить дверь, пока ты какаешь.
Я потянулся губами к ее лицу. Она отстранилась:
– Нет, нет. От меня пахнет вином и тайской кухней. Гадость редкостная. Поцелуемся попозже.
И мы пошли танцевать.
У меня словно камень
– Белые люди обязаны под это танцевать. Практически закон такой. И, кстати, учти: я всем рассказала, что мы с тобой встречаемся.
И Аманда притянула меня к себе.
Спустя четыре года, в ресторане в бухте Сан-Диего, я взглянул в лицо моему отцу и сказал, что я поступлю как взрослый человек и сделаю предложение первой и единственной женщине, в которую втюрился до одурения.
Знаешь, чем говенный ученый отличается от толкового?
За четыре года, прошедшие с того Хэллоуина в Сан-Франциско, у нас с Амандой много чего было: автобусные переезды и авиарейсы, один разрыв и одно примирение, Рождество в доме моих родителей (папа двадцать минут рассказывал Аманде про "самый нездоровый пенис", который он наблюдал за все свои сорок восемь лет медицинского стажа), День благодарения в доме ее родителей (я рассказал за столом, как мой папа рассказывал вышеупомянутую историю, – мой рассказ тоже оказался несколько неуместным), две тысячи с гаком часов, потраченные на просмотр канала HGTV, несколько похорон, чертова уйма свадеб и как минимум еще три чрезвычайные ситуации, когда ради меня Аманда сторожила дверь туалета.
И вот мы поселились вместе в Сан-Диего, в маленькой квартирке в сонном районе Норт-Парк. Аманда тогда была аспиранткой, а я – сценаристом второразрядных сериалов (на тот момент еще и безработным сценаристом). Когда ты живешь с кем-то под одной крышей, тебе больше не удается скрывать все свои странные и отвратительные привычки. Иногда совместное проживание – этот момент истины – портит дружбу или любовь навсегда. Но часто, наоборот, сплачивает тебя с этим человеком навеки. Какое бы сравнение подыскать: допустим, ты любишь мясо, но друг-вегетарианец прислал тебе видеоролик о производственном процессе на бойне, и если ты выдержишь это зрелище, то, наверно, будешь спокойно питаться мясом всю оставшуюся жизнь. Мы с Амандой прекрасно спелись. Когда мои неврозы зашкаливали, ее бесхитростная, надежная, непоколебимая преданность излечивала мою душу. Аманда говорила мне: "Просто сделай так, как считаешь правильным, а я всегда буду на твоей стороне. Конечно, если ты не возомнишь, что правильно – это завести роман с другой. Тогда я зарежу вас обоих и сяду в тюрьму". А если у Аманды начинался стресс: она ведь себя не щадила, понукала по дороге к успеху, я всегда приходил на выручку – старался развеселить, убеждал: "Если ничего не выйдет, я все равно тебя не разлюблю. Ну, конечно, накал будет уже не тот".
Через несколько месяцев совместной жизни мы заговорили о браке, и я мгновенно осознал: женитьба на Аманде – не просто следующий логический шаг. Мне правда хочется на ней жениться. Я четко продумал, как буду делать ей предложение. Купил кольцо. Но когда оно легло на мою ладонь, я вдруг остолбенел – внезапно ощутил весь масштаб своего потенциального шага. И мнительность снова заползла в мое сердце. Я ни с кем не делился своими планами. Решил: сначала поговорю с папой. Пригласил его на ланч в "Пицца нова", описанный выше. Я рассчитывал: единственный человек, от которого я могу ждать честного ответа, меня подбодрит. А после ланча я последовал папиному совету и провел день в парке Бальбоа – вспоминал все моменты, когда я соприкасался с любовью, сексом или печалью, надеялся, что прошлый опыт подтвердит: я принял правильное решение.