Все темные создания

Гальего Паула

На этот раз ничего не изменилось. Я тоже цепляюсь за последнюю надежду, потому что вернуться во дворец, ждать возвращения Эриса, чтобы он предъявил свои законные права, надел мне корону и запер меня, выбросив ключ, — слишком тяжело.

Поэтому я принимаю этот последний прыжок веры и иду готовиться.

Алия точно узнает об этом, в этом нет сомнений.

Моё исчезновение вместе с прибытием капитанов не может быть совпадением, и хотя герцогам всё равно, я знаю, что Алия уже строит свои теории.

Если

мне удастся разорвать договор, мне всё равно.

Мы идём пешком по горным тропам. Уже какое-то время мы следуем за течением ручья. Длинные, красивые и необычные цветы, растущие по обе стороны от нас, свидетельствуют о том, что эти воды насыщены магией.

— Ты останешься снаружи, — предупреждает Нирида Кириана.

Я слышала бесчисленные легенды о Ламии, существе невероятной красоты, живущем в пещерах у рек и источников. Ни одна из этих легенд не сходится в описании её облика: одни говорят, что у неё вместо ног рыбий хвост, другие приписывают ей когти, как у птицы, на ногах, а третьи — перепонки, как у утки. Но все они согласны в одном — её красота настолько ослепительна, что мужчины сходят с ума при виде её.

— Я не собираюсь оставаться снаружи, — прерывает Кириан.

Пожалуй, сейчас самое время это обсудить, потому что, судя по буйной растительности, что растёт вдоль ручья, мы приближаемся. Стволы деревьев здесь кажутся толще, папоротники гуще. Мох на камнях имеет насыщенный тёмно-зелёный цвет.

— Мы не знаем, что она может сделать с тобой, — разумно замечает Нирида. — Говорят, если мужчина подвержен её магии, он может потерять рассудок.

— Думаешь, она существо тьмы? — спрашиваю я.

— Неизвестно, — отвечает Нирида, быстро продвигаясь вверх по склону. — Некоторые говорят, что она соблазняет и обманывает мужчин, превращая их в своих рабов. Другие утверждают, что её красота — это проклятие, которым она сама не управляет, и что она живёт в уединении, чтобы не причинять зла, несмотря на то, что способна исполнять желания.

— Надеюсь, что её уединение добровольное, — замечаю я.

Течение ручья усиливается. Наклон горы начинает выравниваться, пока мы следуем за потоком воды.

— Это неважно, потому что мы не собираемся проверять, — уверенно говорит Нирида. — Кириан, ты останешься снаружи.

— Способ избавиться от влияния Ламии, если ты ему подвержен, — это боль. — Он обнажает кинжал и передаёт его Нириде. — Если я буду вести себя странно, воткни его мне в бедро.

— Если ты станешь странным просто от того, что не послушал меня, я проткну твоё сердце, — мрачно парирует она.

Кириан тихо смеётся, хотя это не тот радостный смех, который я однажды слышала и который до сих пор эхом отзывается в одном тёмном уголке, надёжно запертом и принадлежащем только мне.

— Хорошо. Я разрешаю, — отвечает он, понижая голос. — Кажется, мы приближаемся.

Это

место, где рождается ручей — пещера в горе, из которой вытекает поток. Перед ней раскинулся небольшой пруд, усеянный десятками камней и окружённый растительностью, нехарактерной для холодной северной зимы. Пышные цветы всех оттенков, крупнолистные папоротники и кустарники с дикими ягодами.

Птицы не перестают щебетать, несмотря на наше присутствие, а свет, отражаясь от воды, играет на её поверхности радужными отблесками. И среди звука ручья и птичьего щебета слышится тихий шёпот, словно стоны, пронизанные невыразимой грустью.

Нирида останавливается. Вслед за ней замирает и Кириан.

Кажется, я последняя, кто её замечает.

У входа в пещеру, на гладком камне, сидит женщина, расчёсывая свои невероятно длинные волосы изящными пальцами.

Не могу поверить.

Не может быть, что всё так просто.

Она находится достаточно близко, чтобы мы могли разглядеть её черты, когда она поднимает голову и смотрит на нас большими карими глазами, покрасневшими от слёз. Её ресницы влажные, а щёки порозовели..

Несмотря на слёзы, из-за которых время от времени с её губ срывается протяжный, жалобный стон, она прекрасна; вероятно, это самое красивое существо, которое я когда-либо видела. Её кожа словно сияет и на вид кажется бархатистой, а её губы полные и соблазнительные, цвета спелой клубники.

— Это… это она, — поражённо шепчу я. — Это действительно она.

Девочка, что когда-то искала её, чтобы попросить вернуть родителей, пробуждается где-то глубоко в моей душе.

— Ведьмы говорили правду, — пробормотал Кириан, вырывая меня из транса. — Пойдём ближе.

Я наблюдаю за ней. Она кажется обычной.

Мы трое начали двигаться к ней по берегу, не заботясь о том, что наши ботинки утопают там, где вода захватила кусок скалы.

— Почему она плачет? — внезапно спросила Нирида.

Никто из нас не ответил, слишком напряженные, и мы продолжали осторожно приближаться.

Вблизи красота Ламии становилась еще более яркой, почти болезненной. Она казалась музой для невозможной картины, живой скульптурой, чье тело плавно раскачивалось в такт печальному стоуну, от которого у меня побежали мурашки по коже.

— Ты Ламия? — спросил Кириан.

Я была благодарна, что заговорил именно он, потому что сама не знала, как начать разговор с существом, живущим так же долго, как эта гора.

Женщина подняла лицо. На ней было легкое белое платье из изысканной ткани, которая намокла внизу.

Ее ног я не видела.

Я сглотнула.

— Да, это я, — ответила она. Даже голос ее был прекрасен, мягкий, как колыбельная. — Кто вы? Почему вы нарушаете мою скорбь?

— Она очень печальна, — прошептала Нирида рядом со мной, пораженная.