Все в свое время [СИ]

Высоцкий Михаил Владимирович

Но продолжение это настало только ночью. Днем Эдвард, наконец, попробовал себя в деле — он помогал строителям, и хоть получалось не очень, те не сказали ни слова против. Он помогал кузнецу, бил тяжелым молотом, через пол часа не чувствовал собственных рук, но вроде заготовку не полностью испортил. Он помогал мять кожи. Попробовал разобраться в устройстве ткацкого станка, потерпел неудачу, но, вроде как, понял, как с ним работать… Эдвард перепробовал все, куда ему разрешили применить свои силы, и что-то даже получалось. По крайней мере, Верные Псы отнеслись к нему благосклонно, никто особо не ругал, а мудрый ведун посоветовал обратиться к травнику. Там, оказывается, нужно было не знание трав, а острый и цепкий взгляд, чтоб со снайперской точностью определять нужные пропорции для целебных снадобий. Та женщина, которая обычно ему помогала, сейчас как раз начала рожать, так что помощь Эдварда оказалась очень кстати. Травник показывал ему травы, рассказывал, что они могут делать, и как малейшая ошибка в дозе может превратить целебную настойку в смертельный яд. Цепкая память парня пыталась объять необъятное, за день запомнить все то, что Верные Псы учат с момента рождения. Полного успеха он не добился, но теперь, хотя бы, представлял, к чему в местных лесах не

то, что притрагиваться — даже подходить близко нельзя. Нит еще днем простился с Эдвардом и ушел на охоту, настала его очередь, зато с охоты пришла бравая четверка — на них напала целая стая волков, и теперь несколько дней весь город будет есть свежее мясо.

Утром и вечером Эдвард проведывал Нубила, ночью — опять рассказывал Нете сказку. На этот раз — длинную и грустную сказку про рыцаря и деву-воина, которые верно служили своему королю, а он их предал, о тех чувствах, что вспыхнули между ними, и о трагической развязке, когда рыцарь поразил дракона, но так и не смог спасти свою верную спутницу… Историю настолько жизненную, полную таких чувств, что той ночью ни Эдвард, ни Нета не смогли уснуть — она всю ночь проплакала на его плече, а он утешал девушку, повторяя, что это всего лишь глупая сказка, а в жизни все было хорошо, и рыцарь с девой-воином навеки остались вместе.

Четвертый день, пятый, шестой… Неделя, две недели… Капитан британской армии, лорд Эдвард Гамильтон постепенно привыкал к новой жизни. Привыкал к Верным Псам, их странной, удивительной, героической и трагичной жизни. Привыкал к работе, привыкал ценить каждый глоток. И каждую ночь рассказывал Нете сказки. Они сидели, прижавшись друг к другу, и Эдвард говорил про рыцаря и деву-воина — она уже на следующий день чудесным образом ожила, и теперь они всегда были вместе, сражая одно чудовище за другим. Доверчивое милое существо, Нета вздрагивала, попискивала от страха, хихикала, когда парень пересказывал бородатые британские анекдоты, крепче прижималась к нему и просто млела, когда очередное злобное чудище бывало повержено. Такая близкая, она была совершенно непохожа ни на красавицу-Катрин, мечту всех эдинбургских парней, которая в свое время отдала именно Эдварду свое сердце. Ни на стальную Элис, которая никому и никогда в жизни не позволяла увидеть свою слабость. Их отношения нельзя было назвать любовью, Эдвард воспринимал Нету скорее как младшую любимую сестренку, которой у него никогда не было. Сестренку, которую хочется порадовать, и каждый день он придумывал новую, не похожую на прежние, сказку, вспоминая все, что прочитал за свою не такую уж и длинную жизнь, и переделывая это на новый лад. И Нета отвечала парню взаимностью. Она не признавалась Эдварду в своих чувствах, но в таких случаях слова и не нужны.

С каждым днем парень все лучше и лучше узнавал Верных Псов, но не переставал удивляться этому удивительному народу-племени. Вся их жизнь была построена вокруг дара. У женщин был только один дар — дарить новую жизнь. У мужчин — три. Дар следопыта, дар охотника, дар истребителя. Первые, следопыты, умели каким-то образом "отделять душу от тела" и видеть на расстоянии, хороший следопыт мог увидеть все на милю вокруг, и использовали свой дар на охоте, чтоб находить добычу. Вторые, охотники, умели чувствовать цель, были очень быстры, ловки и выносливы, они были проводниками и из оружия предпочитали лук, из которого просто мастерски стреляли. Третьи, истребители, были мастерами ближнего боя, обладали огромной физической силой, могли голыми руками разбивать камень и без всякой антигравитации легко жонглировать тяжеленными камнями. Причем дар, той или иной силы, был у каждого — в один прекрасный день к удивлению Эдварда кузнец, травник и кожемяка отправились на охоту; первый оказался охотником, второй — следопытом, третий — истребителем. Охотились всегда или тройками, или четверками — четвертым мог быть любой Верный Пес, в котором дар еще не полностью проснулся, и называли его молодым. Сама охота занимала неограниченное время — они могли вернуться уже на следующий день, могли через неделю, а могли вообще никогда не вернуться.

Кроме трех, отдельно стояли дар ведуна и дар защитника. Первый — нечто вроде умения говорить со всем миром. На глазах потрясенного Эдварда ведун договаривался с медведем, уговаривая его показать богатый пчелиный улей, ведуны общались с ветром, землей, водой, камнями, болезнями. Когда парень чем-то отравился, ведун попросил его желудок "не шалить", и уже через пол часа острая колющая боль полностью прошла. Кроме этого, ведуны много знали, причем знание их было не от мира сего. Каждая их речь была загадкой, ребусом, шарадой, и в то же время полным философской глубины посланием, где они касались таких вопросов, как смысл бытия и место человека во вселенной. Например, однажды ведун остановил Эдварда и прочитал ему целую лекцию, смысл которой: мы часто не понимаем, к чему могут привести наши, казалось бы, самые безобидные поступки, и должны быть готовы держать ответ за свои дела. А мораль: слова творят реальность даже в большей мере, чем может себе представить человек. Вот и попробуй понять, что это могло значить — ведуны никогда ничего не говорят просто так, и если именно Эдварду предназначалась такая речь, значит именно в его случае она должна была иметь свой скрытый смысл. Какой? Этого Эдвард, к сожалению, так и не смог понять. Дар ведуна пробуждался редко, но мог пробудиться у каждого, вне зависимости от того, какой дар был у человека до этого.

Если остальные дары шли от природы, дар защитника был сознательным выбором человека. Защитником мог стать каждый: охотник, следопыт, истребитель, даже женщина или ведун, хоть таких случаев было очень и очень мало. Для того, чтоб получить этот дар, не нужно было ждать подарка от судьбы, а нужно было принять четкое и осознанное решение. Отказаться от всего. От привычной жизни, от семьи, от редких, но от этого еще более радостных празднеств. Отказаться от своего дара, от судьбы, даже от имени, и все это ради пожизненного служения. Добровольно сделать себя рабом города. В защитники уходили, как в монахи — навсегда, безвозвратно и только по своей воле, но если монах теоретически может вернуться к светской жизни, защитник — никогда. Они становились уже не людьми — некими телесными призраками, которые не знали сна, отдыха, не боялись небесной воды, но не могли отойти от городских стен дальше, чем на полет стрелы. Они никогда не общались с людьми, их дежурство продолжалось днем, ночью, летом, зимой — вроде как они умирали, потому

что иногда защитников становилось на одного меньше, но что происходит с их телами — не знал никто. Кроме, разве что, ведунов, но они об этом не говорили. Дар защитника — фактически бессмертие, но только возле городских стен. Их было не так уж и много, редко кому хватало решительности и храбрости умереть заживо, чтоб превратиться в безликого стража границ. Эдвард видел их вблизи — вроде как человек, но его черты неуловимым образом искажены, так что даже с нескольких футов невозможно было определить, мужчина перед тобой, или женщина, старик, или ребенок, в доспехах, или обнаженный. Когда люди говорили про себя, они никогда не называли защитников частью Верных Псов — скорее это была часть города. Основная обязанность защитников — не пропускать в город чужаков. И именно в их власти были городские "ворота". Хотя как таковых, ворот в стене не существовало. Цельная и монолитная, она была совершенно сплошной, и когда Эдвард в первый раз это осознал, он даже не сразу своим глазам проверил. Прошелся по периметру, пробуя стену на ощупь — цельная. Ни единой щели. Но в то же время "ворота" были. Просто их нужно было уметь видеть, Нит научил этому Эдварда, когда вернулся с первой охоты. Смотреть не на камень, а на опоясывающее город ожерелье, и тогда, вдруг, приходило понимания, что в некоторых местах через стену можно пройти. Не телепортация, просто "ворота" были как будто бы в другом слое реальности — в это было тяжело поверить, еще сложнее увидеть, но Эдвард попробовал, и у него получилось. Только что была стена, и вот он уже проходит сквозь проход, который только на половину похож на стену. Легче всего это объяснить с двумя глазами. Представьте, что они видят перед собой одну и ту же картину, только один — стену, а второй — ворота. Или просто поднесите к одному глазу ладонь, вы будете одновременно видеть и ее, и то, что она закрывает. Эдвард был настолько потрясен, что даже не сразу нашел подходящие слова, чтоб описать свое изумление. Одно дело, когда нечто загадочное творит ведун — мало ли, что за умения скрываются в этом седом тщедушном теле. И совсем другое дело, когда то же самое делаешь ты сам. Обычный человек, который пол года назад даже в страшном сне представить не мог, что когда-нибудь научится ходить через стены.

— Нит, но ведь это чудо!

— Чудо? Может быть. Мы называем это даром, он есть у каждого, кого признал город. У тебя тоже есть дар, только он крепко спит, а ты только что заставил его ненадолго проснуться.

— И я когда-то тоже смогу стать охотником?

— Охотником, истребителем, следопытом… Дар часто бывает обманчивым. Я не ведун, чтоб знать ответ, но я тебе отвечу так. Любой человек может разбудить свой дар. И ты тоже можешь.

Дар… Чудо… То, во что нельзя поверить, потому что оно противоречит любым законам физики и здравого смысла… Оно идет от веры… Верь, что можешь пройти сквозь стену, и у тебя это получится. Вера… А ведь когда-то Эдварду уже посчастливилось побывать в месте, где любые, даже самые невероятные чудеса, могут стать реальностью… В далеком и беззаботном детстве…

1972 год от Рождества Христова, 13 января

Старинный город разительно отличался от всего, к чему привык Эдвард. Тут не было широких проспектов Глазго и небоскребов Нью-Лондона, царственности древнего Эдинбурга и одухотворенности Перта, где в тени Собора святого Петра чувствуешь себя на три шага ближе к Богу. Узкие улочки, желтый камень, яркое полуденное южное солнце, совершенно чужие люди — ни одного креста, ни одного христианской часовни, смуглые лица, странные головные уборы, языческие символы… Когда-то столица Иерусалимского королевства, а ныне просто Иудеи, как будто специально противопоставляла себя всем остальным городам, сознательно отказывалась от современности, погружая себя в дрему двухтысячелетней давности. Вечный город, где учил и был распят Иисус, где крестился святой Муххамед, город, отбитый крестоносцами у аравийских язычников, имел особый запах, и каждый, кто сюда попадал, чувствовал на себе его загадочное дыхание.

Эдвард старался вести себя сдержано, но ему это плохо удавалось. Что поделаешь, когда компания тринадцати-четырнадцатилетних подростков вырывается из-под опеки своих требовательных наставников, вырывается из строгости специализированных школ, они стараются насытиться каждым мигом этой неожиданной свободы. Действительно неожиданной. Еще месяц назад никто и предположить не мог, что король Иудеи Балдуин XVI и королева Рут-Ханна лично пригласят группу молодых британских аристократов посетить Иерусалим, и его святая-святых — Третий Храм. Или просто Храм, как его называли местные. Странные перипетии судьбы, политические переговоры между Британской короной и Иудеей завершились подписанием очередного договора "о дружбе", одним из пунктов которого и был этот обмен — в это же самое время точно такая же группа иудеев подъезжала к Перту, где им покажут Собор святого Петра. Как проходил отбор? Всем известно, за Эдварда замолвили словечко его отец и дядя, у других тоже были свои влиятельные родственники, а худой молчаливый мальчишка с вьющимися пепельными волосами явно представлял службу имперской безопасности. Еще бы, такой шанс — сколько шпионов бесславно сгинуло на этих узких, извилистых улочках, а тут сами приглашают, грех от такого отказаться. Тем более, такой шанс выпадает только раз в жизни — для иноверцев Храм закрыт, и все его чудеса они могут только узнавать из легенд.

Но это все ненужные политические подробности. Пока эксурсовод рассказывал про историю Иерусалима, мальчишки и девчонки ерзали в нетерпении — им хотелось вырваться, побегать, своими руками пощупать древние стены, обветренные камни. Пройтись по тем же улочкам, где почти две тысячи лет назад ходил Христос, а не сидеть весь день в закрытом и душном салоне. Мощь веры была недоступна Иудеем — они до сих пор использовали древний дизель, и вместо того, чтоб лететь с ветерком на скоростном аэролете, вот уже четыре часа приходилось медленно петлять в примитивном колесном мобиле. Но ничего не поделаешь — тут была другая страна, другая вера, другой порядок, и никого не волновало, что британские лорды и леди испытывают дискомфорт. Захотели поехать? Так теперь терпите. Тем более, настоящий аристократ, даже когда ему плохо, должен держать на лице вежливую улыбку, быть обстоятельным и снисходительным к другим. Эдвард даже честно пытался слушать, что рассказывает гид — бесполезно, тот витал своими историями в пыльной древности, перескакивал от Соломона к братьям Маккавеям, а от пророка Иова к Самсону и Давиду, и все это каким-то образом пытался привязать к небольшой лавке благовоний, мимо которой они как раз проезжали.