Все в свое время [СИ]

Высоцкий Михаил Владимирович

— Ты хороший воин, Эдвард, ты умеешь не слушать Али-обманщика, когда он шепчет, что твои ноги тонут в болоте, а к спине привязан тяжелый камень. Ты плохой охотник, но в тебе спит сильный дар. Но твой друг Нубил так не умеет. Его сердце стремиться в голубой мир, им движет не воля, но страх, а это плохой советчик, — объяснил охотник причины своего решения. — Но если хочешь, я могу найти для него Али-травы…

— Нет! — Эдвард вздрогнул — он хорошо помнил те полтора месяца, что раб метался в бреду, и никогда бы не пожелал ему опять такой участи.

— Тогда мы будем отдыхать. Спи, воин Эдвард, спи, Нубил, вам нужны силы, чтоб исполнить ваш долг.

— А как же ты? Я бы тоже мог немного подежурить.

— Не бойся за тех, кто сильнее, они сами способны вершить свою судьбу. Не бойся за тех, кто слабее, ты ничем не в силах им помочь. Бойся за себя, но не позволяй этому страху стать над тобой хозяином. Мне не нужен отдых, Эдвард, у меня хватит сил, чтоб прости с вами предначертанный путь.

— Ну смотри, Нит… Кстати, ты заметил, что в последнее время часто говоришь, как ведун…

Охотник ничего не ответил. Нубил уже спал, силы почти сразу оставили раба, да и Эдвард недолго продержался — дорога через

Мертвые Земли может измотать кого угодно. Нит думал. В последнее время он действительно изменился. Он часто стал действовать по наитию, его желание помочь Эдварду, провести его — оно шло не от разума, оно шло изнутри. Нит просто понял, что он должен так поступить — бросить город, не идти на охоту, а помочь чужаку в его странствии. Откуда пришло это знание? Или даже еще раньше — ведь он каким-то образом понял, что обязан рассказать Эдварду про последний день своей прошлой жизни, хоть эти слова никогда не предназначались для чужих ушей. Хранил их в себе все эти тринадцать лет, чтоб открыться совершенно незнакомому человеку. Что подвигло его на этот шаг? Даже нет, еще раньше, в начале лета — почему он бежал от них именно на юг? Туда, где встретил Эдварда и Нубила? Просто хотел увести подальше от человеческого жилья, или его вела какая-то сила? Эдвард сказал, что Нит начинает говорить, как ведун — как становятся ведунами? Верные Псы никогда не задумывались об этом, а ведуны не говорили — может быть именно так, через странные веления внутреннего голоса, и приходит дар ведуна? Летние ночи коротки, хищники чувствовали охотника и обходили спящих стороной… Ниту было о чем подумать.

Утром, после короткого и легкого завтрака, трое путников продолжили путь. Нит еще в городе на нескольких листах нарисовал углем карту, и показал, каким именно маршрутом он собирается идти: сначала на северо-восток, обойти с севера широкий лесной массив, где "даже они не могут выжить", вернуться немного южнее, и, в месте слияния двух рек, Данаприса и его безымянного притока, которого двести пятьдесят лет назад еще не было, переправиться на правый берег, а потом строго вдоль реки на северо-запад. Так далеко от города Верные Псы не заходили, но знали эти земли. Что-то рассказали ведуны, что-то особо рисковые охотники, которые в голодные годы совершали вылазки на сотни миль от города, там было меньше болот, но чаще встречались острова "незримой смерти". Человек мог там охотиться, и даже жить, но его часто поражали болезни, с которыми даже ведуны не могли договориться. В целом места были вполне проходимыми, если быть осторожным и следовать только известным тропам, хотя чуть севернее начиналась "смерть злая". Что это такое — Эдвард не понял. Если "незримая смерть" очень напоминала обычную радиацию, не удивительно, если учесть, сколько всякой ядерной грязи было сброшено на эти многострадальные земли, Британия постаралась достойно покарать своего врага, то "смерть злая" была чем-то вне его понимания. Вроде как, человек мог просто идти, а потом вдруг умереть, или вообще взорваться, или превратиться в чудовище — рассказы редких свидетелей настолько разнились, что Верные Псы не могли ничего толком объяснить. А ведуны молчали, только подчеркивая, что "никто не уйдет в голубой мир, пока не пройдет его время в мире под облаками".

Хотя с точки зрения Эдварда, самой опасной казалась переправа через реку. Данаприс в среднем течении — одна из самых широких рек этой части Европы, без тяжелой техники, складных понтонов, или хотя бы водолазных костюмов, достаточно прочных, чтоб выдержать несколько десятков минут в местной воде, задача переправиться на другой берег казалась чем-то из ряда фантастики, но Нит успокоил Эдварда. Сказал, что это не будет большой проблемой — пришлось поверить. Но до реки еще было далеко. Пока Нит вел своих спутников через странные даже для Мертвых Земель места — узкий проходимый коридор, с одной стороны которого сплошной стеной стоял лес из совершенно фантастических деревьев, а с другой подступала совершенно белая степь, как будто каждая травинка была создана из чистого снега. И там, и там ждала верная смерть — что происходит в лесу не знал никто, оттуда не возвращались ни люди, ни они, ни кары, что происходит в степи — знал каждый. Белые травы любили красный сок жизни. Красивые, они легко и грациозно колыхались на ветру, пока их корни выжигали любые другие, и стоило к белому полю приблизиться любому существу — оно попадало в пасть самого огромного из хищников Мертвых Земель. Вся степь, всё поле, сотни квадратных миль, было на самом деле единым живым организмом, плотоядным растением, которое когда-то скромно зародилась на лесной полянке и подмяло под себя огромные просторы. Хищник был медлительным, но усердным — каждый год он пытался отвоевать себе еще немного земли, и если раньше ничто не могло остановить его шествие, в последние годы природа научилась сопротивляться. Единым фронтом выступили непримиримые враги: животные научились обходить белого хищника стороной, травы научились давать отпор, и даже болота, вечный враг всего, пришел на помощь — языки трясин наносили белой степи тонкие кинжальные удары, постепенно затормозив, а местами даже обратив ее продвижение вспять. Новый враг пока еще был невероятно силен, белые травы не брал ни огонь, ни вода, но они нарушили неписанный закон гармонии Мертвых Земель, гармонии жизни и смерти — никому не нужен сосед, мечтающий о тотальном уничтожении. Все уживаются друг с другом, даже болота зимой дают приют многим мелким животным — их зловонная жижа не так смертоносна, как падающий с неба снег. И когда-нибудь белые травы обязательно будут уничтожены. Или изменятся и найдут себе союзника — каких-нибудь мелких грызунов и насекомых, которых они будут снабжать пищей и защищать, в обмен на то, что те помогут им против остальной природы…

Когда Эдвард слушал рассказ Нита, он невольно поражался. Это была как будто не пассивная природа, а некое разумное существо: войска, диспозиции, удары и контрудары, тактика и стратегия. Шла война, со своими временными союзами, наступлением и обороной, только вот воевали не страны и не народы. Воевала природа. Болота идут в атаку, с правого фланга их поддерживает лес, с левого коалиция хищников и травоядных, птичья авиация наносит воздушный удар, а в недрах трясины лилии и кувшинки

готовят новое химическое оружие… Звучит абсурдно, но иначе ситуацию не объяснить — даже Верные Псы обходили эти края стороной, чтоб своей охотой не испортить и так шаткое положение болотно-животной коалиции. Эдвард только сейчас понял, как он был самонадеян, когда полагал, что они вдвоем с Нубилом дойдут до цели. То, что он узнал — капля в море. Уже в полусотне миль от города его знания теряли половину своей значимости, а что будет дальше — даже представить страшно. Если бы не Нит, он никогда бы даже не догадался, что узкий коридор между лесом и белой степью — область всеобщего перемирия. Тут рядом паслись зайцы и бегали волки, неспешно прогуливался огромный медведь, и болотные вонники сами смыкались, когда в них ступал неосторожный путник. Перемирие природы, растений и животных ради общей цели, уничтожить незваного врага — да если про такое узнают биологи, будут долго смеяться, и легко докажут, что такого просто не может быть. Что это противоречит законам эволюции, здравого смысла, и Господь просто не мог сотворить ничего подобного. Тем не менее. Почти весь второй и половину третьего дня трое путников шли по этому коридору, и в этот раз на ночлег можно было останавливаться без всяких опасений — ни один хищник не посмеет в этом месте тронуть даже спящего человека.

Зато стоило выйти их коридора, и сразу же начались неприятности — сначала Нубил потревожил мирных ос, и только моментально сориентировавшийся Нит спас всех от верной смерти, подпалив горсть мха из своих запасов и бросив е в сторону осиного гнезда, после чего нужно было быстро сматываться, пока осы отвлечены спасением своих личинок. Затем, тут уже никто не виноват, им попался странный симпатичный зверек, с очень плотной, густой шерстью, и смешными широкими лапами, чем-то отдаленно напоминающий обычного домашнего кролика. Казалось бы, какой опасности можно ожидать от такого чуда природы? Как оказалось, огромной. Нит выстрелил мгновенно, но все равно на долю секунды не успел — вместо того, чтоб нападать, защищаться или убегать, зверек выпустил в сторону людей облако чего-то пахучего и завизжал так пронзительно, что его можно было расслышать и за десятки миль, "пометив" добычу и привлекая к ней всех окрестных волков. Чтоб сбить их со следа, Ниту пришлось потратить треть запасов питьевой воды, перебив аромат крикливого зайца крепким травяным запахом, от которого волки просто сходили с ума. Симбиоз волков и зайцев — далеко не самое удивительное в здешних краях. А довершил неприятности дождь, он начался вечером и шел без перерывов всю ночь — промозглый сентябрьский дождь, одной капли которого достаточно, чтоб прожечь тело до кости. Копать землянку было негде, искать звериную нору некогда, пришлось прятаться под навесом — Нит соорудил его на скорую руку из тонкой невесомой ткани. И, как он объяснил, чтоб создать такой "зонтик", трое женщин должны были работать всю зиму, а использовать его можно было только один раз. Каждый охотник при себе имел такой навес, но пользовались ими крайне редко, и то, если другого выхода не оставалось.

Зато четвертый день пути выдался почти погожим. Даже облака, казалось, посветлели, звери присмирели, растения успокоились, а Нубил набрался разума, чтоб влезать в неприятности чуть реже, чем это он делал обычно. Земля, несмотря на ливший всю ночь дождь, была сухой, песчаной, значит безопасной, а впереди виднелись древние курганы. Дело рук человеческих — то ли храмы, то ли гробницы, то ли купола средств ПВО, то ли системы вентиляции подземных бомбоубежищ, сотворенные человеком, они и за двести пятьдесят лет не утратили окончательно своих первозданных форм. Разве что ветра и дожди сгладили грани, превратив некогда величественные сооружения в обычные холмы. А еще через двести пятьдесят лет их занесет окончательно, и тогда уже никто не догадается, что именно скрывают их глубины. Судя по всему, Нит собирался пройти рядом, не заглядывая в древний могильник — Эдвард целиком и полностью поддерживал такой подход. Кто его знает, какие сюрпризы могут ждать тех, кто нарушит покой древних. Иные штаммы вирусов и через тысячи лет могут поджидать свою новую жертву. А Британия в свое время постаралась, чтоб эти земли испытали на себе всю мощь ее военной машины…

— Лорд Эдвард, смотрите! — Нубил усердно пытался привлечь внимание хозяина к одному из строений. — Как такое может быть?

— Что именно? — переспросил Эдвард, и только тут понял, что на самом деле видит перед собой.

Церковь. Странную, так не похожую на ажурные соборы Британии и современные конструкции Новой Шотландии, приземистую, тяжелую, вместо шпилей темные купола — так строили византийцы, пока татарское нашествие не поглотило Константинополь и не осквернило святую Софию. Но тем не менее, сомнений быть не могло — тут до сих пор чувствовалась святость, и Эдварду показалось, что даже его нательный крест стал чуть теплее, чем обычно. Мощь веры. Каждый, кто хоть однажды ее испытал, никогда не забудет это чудесное ощущение — она не только двигает космические корабли, она согревает и дает покой душе. А рядом — иудейский храм, языческий… Несколько десятков, таких разных, но с такой похожей судьбой, прекрасные, забытые, мертвые. Как такое может быть? Ведь в Татарской империи, как учила история, жили одни лишь сплошные слуги дьявола, а за слово Христа подвергали гонениям и казням… Или может не стоит так безоговорочно верить учебникам истории?

— Нит, подожди! Скажи, ты знаешь, что это место?

— Старые дома, — охотник искренне пытался понять, что удивило его спутников. — В таких домах жили наши предки. Теперь они стоят пустые, в них нельзя жить, жить можно только в городе.

— Да нет же! Ты не туда смотришь, вот здесь, над входом. И вон там. Ты знаешь, что это такое? И вообще…

— Знак, крест и человек. Знак, подсвечник и звезда. Другие знаки.

Нит был в замешательстве. Он не понимал, чем вызвано удивление его спутников — мало ли чем предки украшали свои дома. Крестом, звездой, пирамидой — предки были беспечны, но умели жить красиво. Однажды он видел дом, стены которого были украшены совершенно небывалыми химерами, в другой раз — прекрасными обнаженными женскими телами, в третий — вязью странных символов и орнаментов из трав, над которыми был изображен небесный огонь. Еще один рисунок, человек и крест — какая разница, что древние вложили в этот символ, если они уже давно в голубом мире? Их не спросишь, от них не потребуешь отчета.