Все в свое время [СИ]
Шрифт:
Еда, медвежье мясо с березовым соком, несколько часов сна, как только стало светать — дальше в дорогу. Здесь местность была более холмистой. То и дело приходилось петлять, охотник нутром чуял, какие из холмов лучше обойти, а через какие перебраться. Начали беспокоить хищники. К счастью, раннеосенние, а значит сытые и довольные жизнью. Иногда крупные и опасные, например серый зубр — многим травоядным пришлось в Мертвых Землях сделать выбор: или научится есть мясо, или вымереть. Зубр научился. Иногда мелкие и опасные, болотные кошки, крупнее обычной, мельче рыси, абсолютно лысые и перешедшие на стадный способ существования. Иногда просто опасные, перечислять их — слов в английском языке не хватит, да и не сразу поймешь, это большой барсук, маленький медведь, или и вовсе какая-нибудь там росомаха. Нит знал каждого зверя по повадкам, слабые и сильные стороны, но не биологические названия — это не нужно для выживания и охоты. Не раз и не два Эдварду приходилось пускать в дело шпагу и меч, пока Нит бодро орудовал луком, а Нубил старался не мешать. Поединки почти никогда не заканчивались смертью — животные
Шли тяжело, но самая серьезная из неприятностей, которая их задержала почти на сутки — сломанная рука Нубила. Он помнил, какие плоды можно есть, но забыл, что деревья в Мертвых Землях далеко не так безопасны, как их британские сородичи. Потянувшись за дикорастущей сливой, его рука оказалась между двух ветвей, которые тут же, как лезвия деревянной гильотины, сомкнулись, и не вмешайся вовремя Нит, с правой рукой раба можно было попрощаться. Охотник среагировал быстрее, чем Эдвард сообразил, что происходит, а Нубил закричал от боли — напрягся, сделал акробатический кульбит на несколько ярдов в сторону, и голыми руками удерживал ветви до тех пор, пока Эдвард не помог Нубилу освободить руку. После чего показал, как этот древесный секатор-плоскогубцы легко дробит камни. Перелом закрытый, поперечный, без смещения, нерв не задет, внутреннее кровотечение плюс какая-то попавшая в кровь зараза — наложили на скорую руку шину, подождали сутки, пока у Нубила спал жар, и дальше двинулись. Раб утверждал, что ничего серьезного, все с ним будет в порядке. Эдвард верил, Нит тоже, но остановки делал теперь чаще. По оценкам Эдварда, шла где-то первая-вторая неделя сентября. До цели по прямой оставалось меньше сотни миль, а там уже на месте как-нибудь разберутся. В конце концов, они не иголку в стогу сена ищут, а нечто, что способно изменить ход мировой истории — нечто сравнимое с Собором святого Петра, иерусалимским Храмом и монастырем Шаолинь.
Что касается "незримой смерти"… На то она и незримая, что ее не видно, может быть они уже давно получили смертельную дозу, но поймут это не раньше, чем начнут волосы выпадать. Когда у Британии в 1736 году закончились ядерные боеголовки, татарские системы ПВО отработали до конца, вражеские земли просто поливали всем, что есть, что наскребли по сусекам. Любая грязь, любая химия, любые радиоактивные отходы — в самолеты, и на восток. За Лондон! Не удивительно, что местами радиация до сих пор давала о себе знать. Британия щедра, и никогда не жалела пули для своих врагов, плутоний распыляли сотнями тонн, в те времена мощь веры еще только зарождалась, и вся энергетика держалась на мирном атоме. Сколько он там распадается, тысячу лет, две, пять? Вот ровно столько и будет незримая смерть властвовать в этих землях.
Окружающий мир менялся, но это были привычные изменения — вместо одних проблем начинались другие, вместо росомахо-барсуков встречались медведе-выдры, вместо деревьев-ножниц деревья-змеи, которые не рубили, а душили, и не ветвями, а корнем. Да и не был поход сплошной чередой схваток, столько хищников ни один самый богатый край не прокормит, не то, что Мертвые Земли. Кем-то высшим неприятности выдавались размеренно, одна за другой, иногда чаще, иногда реже — все как всегда. Больше пугало Эдварда другое — вместе с окружающим миром менялся их проводник, Нит. На первый взгляд, такой же молчаливый, сосредоточенный, задумчивый и целеустремленный, он не спал уже неизвестно какие сутки, не проявляя особых признаков усталости. Но если раньше хотя бы во время привалов с ним можно было поговорить, то теперь Нит отвечал даже не односложно — невпопад. Эдвард спрашивает про самочувствие, Нит рассказывает, что нужно отличать боль реальную и боль иллюзорную, потому что первая ведет к жизни, а вторая — к смерти. Эдвард — про дорогу, Нит — про превратности судьбы, что нельзя выбирать путь легкий или сложный, потому что каким он был ты поймешь только в конце пути. Эдвард — про жизнь Верных Псов, Нит — настоящую притчу, про страну, где не стало сначала смерти, а потом и жизни, потому что на самом деле это одно и то же, и только их круговорот составляет единое существование. Однажды он как будто очнулся, опять стал тем самым Нитом Силой, что за лето стал другом Эдварда Гамильтона, опытным охотником, который умел чувствовать след и находить путь через любую трясину, но потом опять "заснул". Эдварду почему-то все время приходили аналогии с гусеницей и куколкой — Нит закрылся в кокон, и никто не знал, что за бабочка скоро, или не очень скоро, расправит свои крылья.
А потом умер Нубил. На одинадцатый день пути. Сгорел за одну ночь. Вечером он был бодр и весел, помог Эдварду приготовить ужин, они обсуждали события последнего дня и делились планами на завтра, потом сломанная рука раскалилась, Нубил впал в беспокойный бред, метался всю ночь, утром температура спала, Эдвард облегченно вздохнул, Нубил попросил воды, сказал, что хочет немного отдохнуть, заснул, и больше не проснулся. Молчаливо перенеся все тяготы пути, до последнего стараясь во всем угодить хозяину, его смерть была настолько нелепой, что Эдвард даже не сразу смог ее осознать. Верный Нубил, родовой раб, который не имел права на свободу. У него с хозяином была одна судьба на двоих. Они были вместе с момента рождения, больше четверти века, и Нубил стал не слугой, не другом — неразрывной частью Эдварда. Любое расставание причиняло обоим физическую боль, а встреча — радость, у них были общие воспоминания, общие радости и горести, да что там говорить — родную мать и братьев Эдвард так не любил, как Нубила. И теперь его нет. Предан земле, по христианскому обычаю, в тысячах миль от дома, он с собой унес часть души Эдварда.
Говорят, что человек может привыкнуть ко всему… Ложь. Человек никогда не привыкнет терять дорогих людей, и каждый раз боль приходит по новому. Вместе с Элис Эдвард Гамильтон навсегда потерял любовь. Вместе с Нетай — надежду. Вместе с Нубилом — себя. Веру он потерял еще раньше, когда узнал, что дядя и отец предали его, а любимая вышла замуж за двоюродного брата. Теперь у него осталось только одно. Долг. Найти то, за что были отданы жизни самых дорогих людей, которые верили Эдварду, и шли за ним… Элис… Ее тяжелое, уставшее лицо, складки в уголках глаз, улыбка, полные чувственные губы, густые волосы, в которых так хотелось утонуть, нежные сильные пальцы… Нета… Чужая девушка, которая любила сказки и хотела верить в чудо, доброго принца на белом коне, мечтала увидеть солнце и голубое небо… А теперь Нубил… Афганский мальчишка, которому не суждено было стать мужчиной, который сумел полюбить судьбу раба и никогда даже не мечтал о другой… Долг Эдварда — сделать так, чтоб их смерти не стали напрасными. Идти вперед. Без сна и отдыха, он сможет это выдержат, идти через себя, а если мир его захочет остановить — что же, тем хуже для мира.
Следующие два дня Эдвард прошел в беспамятстве. Они с кем-то сражались, от кого-то убегали, где-то нашли пещеру, в которой, вместе с медвежьей семьей, переждали дождь, чтоб еще по мокрой земле двинуться дальше. За все это время они с Нитом не перебросились даже парой слов, просто не было общих тем для разговора — два безумца, одним из которых движет долг, а второй и сам не может объяснить свои мотивы. Отдыхали ли они? Вроде бы да, Нит заставил Эдварда поспать, хоть точно парень поручиться в этом не мог, сон и реальность стали настолько похожи, что это вполне могло быть очередным его бредом. Отпустило внезапно. Боль, память, идущее изнутри тягучее чувство опустошенности, они не ушли — они спрятались. Там же, где и все остальные тяжелые воспоминания, и взглянув на карту, Эдвард вдруг понял — до цели оставалось пару десятков миль! Путь, который казался невозможным, пройден — пусть из двенадцати тысяч до цели добрался он один! Офицер, капитан военно-космических сил Эдвард Гамильтон — он дойдет, потому что он должен!
За те два дня, что выпали из памяти Эдварда, мир вокруг в очередной раз изменился. Все реже приходилось идти по прямой, все чаще встречались старые руины, размытые дождями и сглаженные ветром до неузнаваемости. Когда-то здесь стоял огромный древний город, здесь кипела жизнь, пересекались пути запада и востока — первая столица восточных славян, которая стала центром Татарской Руси. Город, который почти три месяца простоял в британской осаде, но так и остался непобежденным. Теперь только камни напоминали о былом величии. Природа наступала, жизнь отвоевывала себе новые просторы, до окончательной победы, когда смоется последняя грань между природным и рукотворным, оставалось еще несколько веков, но природе некуда спешить. Она может ждать даже вечность.
Верные Псы редко ходили так далеко от города, и мало знали про эти места. Другие растения и травы, они научились крошить бетон и асфальт, а заодно могли с легкостью "раскрошить" человека, но главная опасность была не в этом. В мертвом городе царили иллюзии. Что их вызывало — неизвестно. Может быть споры галлюциногенных грибов, может выбросы болотных газов, может до сих пор работающий низкочастотный генератор, искажающий импульсы головного мозга — Эдвард слышал про такие военные разработки, хоть и не приходилось их видеть в работе. А может очередное чудо Мертвых Земель, которому бессмысленно искать логическое объяснение. Глаза видели как будто бы сразу две реальности, наложенные одна на другую: тусклую холмистую, поросшую травой и кустарником, местность, густо изрезанную глубокими оврагами, и яркий город, каким он был двести пятьдесят лет назад. Или нечто, похожее на город. Дома, дороги, парки и скверы, бульвары и площади, в свете давно исчезнувшего солнца они были настолько реальны, что полностью затеняли настоящий мир. На их фоне Эдвард сам себе казался призраком. Такой же реальный, как земля под ногами, и такой же нереальный, как утренний туман, город иллюзий не был враждебен к человеку. Он не пытался сознательно заманить в ловушку, запутать или сбить с пути, он просто был. Место, ставшее общей могилой для нескольких миллионов человек, город, который не хотел умирать и пытался хотя бы так продлить свое существование.
Каждый следующий шаг мог оказаться последним. Эдвард старался, но чем сильнее он напрягал взгляд, тем ярче казался город. Можно было рассмотреть не только дома, но и надписи, дорожные знаки, зазывающие афиши, свежую краску на стене и сердечко на асфальте, вот только все это было лишь иллюзией. Там, где Эдвард видел ровную дорогу, на самом деле могли быть глубокий яр, зыбучая трясина или ядовитый куст. Единственным спасением стал Нит. То ли на охотника иллюзии не действовали, то ли он знал верный способ противостоять им, то ли настолько вошел в свой транс, что его вело не зрение, а некое шестое чувство — Нит уверенно шел вперед. Сквозь стены домов, сквозь деревья, сквозь величавый собор с золочеными куполами, сквозь языческий храм, сквозь землю — беспощадное время не пощадило даже холмы, сровняв их до основания… Самые странные часы в жизни Эдварда, идти след в след, не верить собственным глазам, которые отказывались видеть реальность…