Все в твоих руках
Шрифт:
— Да, подождите вы! — Сева никак не мог решиться.
— Давай, уже, рожай ежа, — усмехнулся Николай. — Не боись! Бог не выдаст — свинья не съест.
— Мизер, — объявил Всеволод. Как со скалы прыгнул.
— Ну, наконец-то! — Николай открыл прикуп. — Годится?
Сева едва не заматерился: пришли две старших червы! Положение стало аховым, почти безнадежным. Оставалось лишь уповать на то, что партнерши не угадают его снос; очень слабая, надо сказать, надежда. Снести обе червы, оставив девятку, было самоочевидным решением. Сева так и
— Ну, Севочка, — с явным злорадством произнесла Алевтина, раскрывая карты.
— Ты попал! — поддержала ее Ирма.
Всеволод изобразил на лице какую-то идиотскую ухмылку: так ему легче было контролировать свои эмоции. Да разве их проведешь, ведьм этих!? Все карты насквозь видят, не иначе. И зачем только связался с ними!?
Партнерши быстренько разыграли «не ловленную» карту, на руках осталось по пяти штук. Наступил кульминационный момент. Сева продолжал улыбаться, но внутри сжался в комок: пан или пропал.
— Ну, что, трефу ловим? — спросила Алевтина Ирму.
— Это слишком просто… А Севочка у нас хи-и-трый, верно? — хохотнула ведьмочка.
Убить ее готов был Всеволод.
— Да-а!?.. М-м. Тогда все может быть… Значит он оставил черву.
Невероятным усилием воли Сева не дал ухмылке сойти с лица.
Алевтина взяла двумя пальчиками свою семерку червей, повернулась к Ирме:
— Так?
Ирма вдруг качнула, отрицательно, головой.
— Нет?.. Как знаешь. — Алевтина положила карту на место. Зашла с треф.
Сева шумно выдохнул и мысленно перекрестился. Пронесло! Раскрыл карты.
— Ну, вы даете! — буркнул Николай. — Сто процентов — «ловленный» был мизер!
Дамочки не выглядели расстроенными, наоборот, похоже, остались довольны, что все так мирно разрешилось. Сева списал, не скрывая радости, восемьсот очков с горы и сразу вышел в плюс. Пулю закончили, практически, по нулям.
— Повезло тебе, Сева! — проворковала Ирма, складывая карты.
— Значит — в любви не повезет, — хохотнул Всеволод.
— Не везет в картах — в любовь и не суйся, — выдала свою формулу известной поговорки Алевтина, и так посмотрела на молодого человека, что у него перехватило дыхание. Гремучей смесью откровенного вожделения и соблазнительной фривольности был наполнен ее взгляд; так смотрят, наверное, самки на своих избранников во время брачных игр.
Сева вышел на крыльцо, закурил. Эмоции переполняли парня. Алкоголь еще не выветрился из головы, но сильнее водки пьянила неожиданно удачная концовка игры и, главное, взгляд, которым одарила его Алевтина.
Ночь была ясной и по-северному прохладной. Сева пожалел, что не накинул куртку. Сделав три-четыре затяжки, он отшвырнул сигарету, собрался, было, войти в дом, но столкнулся в дверях с Алевтиной. Сева посторонился, пропустил женщину, да так и остался снаружи. Алевтина обернулась, блеснула обворожительной улыбкой.
Они шагнули друг другу навстречу. Сева неумело обнял
Закачалась, закружилась ночь, подхватила и понесла парня в диком хороводе. Мир раскололся, рассыпался в прах. Не было на свете ничего, что могло бы сравниться с необыкновенной сладостью колдовского поцелуя…
— Мам, ты где? — раздался вдруг голос Николая.
Иногда бывает так, что видишь молоденькую девушку, почти девчонку, и вдруг замечаешь рядом с ней сына-школьника. Иногда видишь женщину, и не знаешь, это молодая мама с дочкой, или молодящаяся бабушка с внучкой. В таких случаях бывает некоторое недоумение, которое улетучивается через секунду. Но когда лысоватый мужик сорока с лишним лет называет ту, с кем ты обнимаешься мамой — тут слетают любые колдовские чары.
Севу будто током шарахнуло. Так, видимо, чувствовал себя пушкинский кудесник, добившийся любви Наины. Морок тут же разлетелся, словно его и не было вовсе, оставив лишь вкус поцелуя на губах.
Алевтина отстранила парня и отозвалась:
— Я здесь, Коля, подышать вышла.
«Да ведь ей за шестьдесят», — озарило Севу. Целовался со старухой! Чувства стыда и досады овладели им, внесли в душу смятение, хаос в мысли.
На крыльцо вышел партнер по преферансу.
— А, вот вы где… Сева, пойдём, поговорим.
«Ну, вот. Сейчас он еще за мамину честь вступится. Неужели видел? Или догадался?».
Когда отошли достаточно далеко, Николай сказал:
— Ты Сева, на Алевтину не обижайся. Ведьма, она ведьма и есть. Я по молодости переживал сильно, а сейчас отношусь к её выходкам поспокойней. Ведь будь она мужчиной, никто бы и внимания не обратил: подумаешь, шестьдесят пять — «седина в бороду, бес в ребро». А к женщине другое отношение.
Сева молчал, сочтя это самым лучшим в данной ситуации.
А Николай продолжил:
— Обычно она чары не сильные наводит, так что за здоровье не беспокойся. Но я на всякий случай попрошу Ирму, что бы она проверила и зачистила, если что. А ты, это… Не рассказывай никому, лады?
2
Обратно с «субботника» возвращались смурными. Клевали носами, сопели, кто-то даже похрапывал: не выспались, да и малость перебрали, накануне. Но были и такие, кому все нипочем.
Трое мужиков «в возрасте», как ни в чем не бывало, извлекли из сумок заначки. Разлили. Предложили и Всеволоду: тот все переживал, заново, вчерашнее приключение с Алевтиной. Сева пить не стал, однако поддержал беседу, постоянную спутницу всякого российского застолья, пусть даже оно происходит где-нибудь у заднего крыльца продмага, среди пустых ящиков, или, как сейчас, в поездке.
— Вы у Солнцева трудитесь?
— Да.
— Всеволод Кириллович?
— Да… А откуда вы меня знаете?