Все вечеринки завтрашнего дня
Шрифт:
До Ямадзаки доносится топот ног, пробегающих где-то рядом, рукой подать, прямо за картонной стеной.
— Так вы из-за этого кашляете? — Ямадзаки моргает, от чего его новые контактные линзы начинают неприятно елозить.
— Нет, — отвечает Лэйни и кашляет, прикрывая рот худой рукой. — Какой-то долбаный вирус. Здесь он у всех поголовно.
— Я переживал, когда вы исчезли. Вас стали искать, но когда пропала она…
— Дерьмо угодило прямиком в вентилятор.
— Дерьмо?
Лэйни тянется и снимает громоздкий старомодный
— Все скоро изменится, Ямадзаки. Мы подбираемся к материнской плате всех узловых точек. Теперь-то я это вижу. Все скоро изменится.
— Не понимаю.
— Знаешь, в чем фишка? Ничего не изменилось, когда все думали, что изменится. Миллениум был всего-навсего христианским праздником. Я изучаю историю, Ямадзаки. Я вижу ее узловые точки. Последний раз у нас такое было в тысяча девятьсот одиннадцатом.
— А что случилось в тысяча девятьсот одиннадцатом?
— Все изменилось.
— Как?
— Раз — и все. Так уж эта штука действует. Теперь-то я понимаю.
— Лэйни, — произносит Ямадзаки, — когда вы мне рассказывали о сталкер-эффекте, вы упомянули, что жертвы, то есть тестируемые, становятся одержимы одной отдельной личностью из мира медиа.
— Да.
— А вы одержимы ею?
Лэйни смотрит на него в упор, глаза вспыхивают от прихлынувшего потока данных.
— Нет. Она ни при чем. Некто по имени Харвуд. Коди Харвуд. Впрочем, они еще встретятся. В Сан-Франциско. И еще один человек. Оставляет что-то вроде негативного следа; делая любой вывод, исходи из посылки, что его как бы нет.
— Почему вы вызвали меня сюда, Лэйни? Это жуткая дыра. Хотите, я помогу вам выбраться? — Ямадзаки вспоминает о швейцарском армейском ноже, лежащем в кармане. Одно из лезвий зазубрено; с его помощью он мог бы легко сделать прорезь в этой стене. Но энергетика места сильна, очень сильна, она подавляет его. Он чувствует себя бесконечно далеко от Синдзюку, от Токио, от всего. Он слышит запах пота Лэйни. — Вам нездоровится.
— Райделл, — говорит Лэйни, натягивая шлем, — тот рентакоп из Шато. Тот самый, ты его знаешь. Собственно, он и навел меня на тебя тогда, в старом добром Эл-Эй.
— И что?
— Мне нужен надежный парень на месте, в Сан-Франциско. Я сумел перевести туда кое-какие деньжата. Не думаю, что их перехватят. Я запутал к чертям весь банковский сектор «Дейтамерики». Найди Райделла и скажи, что это его гонорар.
— За какую работу?
Лэйни трясет головой. Кабели шлема сплетаются в темноте, как змеи.
— Он должен быть там, вот и все. Что-то наступает. Все меняется.
— Лэйни, вам плохо. Давайте, я отвезу вас…
— Обратно на остров? Там же ничего нет. И никогда не будет, раз теперь ее нет.
И Ямадзаки знает, что это правда.
— Где Рез? —
— Отправился в поездку по Штатам Комбината, когда решил, что она ушла.
Лэйни задумчиво кивает, шлем подпрыгивает во тьме, как кузнечик.
— Найди Райделла, Ямадзаки. Я скажу тебе, где он сможет взять деньги.
— Зачем это все?
— А затем, что он часть целого. Часть узла.
Спустя время Ямадзаки стоит, пристально глядя на башни Синдзюку, на стены бегущего света, летящие в небо в бесконечном ритуале коммерции и сластолюбия.
Огромные лица заполняют экраны, знаки красоты, одновременно ужасной и банальной.
Где-то внизу, под его ногами, Лэйни ежится и заходится кашлем в своем картонном убежище, вся «Дейтамерика» непрерывно течет в его глаза. Лэйни — его друг, и другу сейчас плохо. Американские гении данных — результат опытных испытаний, проведенных в одном из федеральных сиротских приютов во Флориде, с субстанцией, известной под кодом «5-SB». Ямадзаки видел, что Лэйни может творить с данными и что данные могут творить с Лэйни.
И у него нет никакого желания увидеть это снова.
Скользя взглядом вниз по светящимся стенам, по медиа-лицам, он чувствует, как его контактные линзы двигаются, меняются, регулируя глубину фокуса. К этому он до сих пор не привык.
Неподалеку от станции, в переулке, светлом как днем, он находит киоск, торгующий анонимными дебитными картами. Покупает одну. В другом киоске опускает ее и покупает одноразовый телефон с зарядом ровно на тридцать минут, Токио — Эл-Эй.
Он задает ноутбуку вопрос о номере Райделла.
2
«СЧАСТЛИВЫЙ ДРАКОН»
— Героин, — заявил Дариус Уокер, коллега Райделла по охране супермаркета «Счастливый дракон», — это опиум для народа.
Дариус только что закончил подметать. Он осторожно поднял большой бак для мусора и направился к встроенному контейнеру, наподобие медицинского для острых предметов, на котором стоял знак «Опасно для жизни». Туда они и выбрасывали иглы, когда находили их.
В среднем находили пять-шесть в неделю.
Райделл фактически ни разу не поймал в супермаркете с поличным ни одного наркомана, хотя в принципе он считал, что они способны и не на такое. Казалось, люди просто бросают использованные иглы на пол, обычно где-нибудь в глубине торгового зала, рядом с кормом для кошек.
Регулярно подметая в «Счастливом драконе», можно было обнаружить и другие предметы: таблетки, иностранные монеты, больничные браслеты для опознания личности, смятые бумажные купюры государств, где такие были в ходу. Не то чтобы было желание рыться в этом мусорном баке. Когда приходила очередь Райделла подметать, он надевал те же перчатки из кевлара, что были сейчас на Дариусе, а под них — проверенный латекс.