Все ведьмы – рыжие
Шрифт:
Молча смотрю на Князя. Постояла, посмотрела, не могла не спросить:
– И как, по-твоему, я должна отреагировать на монолог оскорбленной невинности?
– Слезы, сопли, заверения в вечной любви и преданности, – предложил собственное развитие событий Стужев.
– Какой преданности? – прошипела я. – Ты хоть частично осознаешь мое отношение ко всей вашей гоп-компании?
– Просвети, – беззаботно отозвался Князь.
Иногда я в шоке от его наглости.
– Сам посуди, – шепотом начала объяснять, – жила я себе спокойно,
– И все равно, Маргош, ты как была ведьмой, так ею и осталась, – весело подытожил Стужев.
А затем его улыбка померкла. Несколько секунд он молча вглядывался в пространство, чтобы в итоге мрачно прошептать:
– Ритусь, что ты знаешь о Демоне?
Молча смотрю на его заметно посерьезневшую рожу. И молчу, естественно.
– Ну?! – грубый окрик.
– Не ори на меня, – прошипела я зарвавшемуся Князю.
Кое-кто заскрипел зубами и прошипел:
– Рита, здесь что-то не так. Я ощущаю четверых темных, малыш, четверых, а прибыли трое. И трое эти прибыли как-то очень в тему, что напрягает. И судя по моим ощущениям, они начали сканировать пространство. Здесь что-то не так.
Я пожала плечами, но в то же время… вспомнила наш разговор на аллее, появившегося странного субъекта с острыми ушами, его замечание «Дайрем, странное дело, она, кажется, меня увидела».
– Ну, – нехотя начала я, – Игнат… скрывает свои истинные возможности…
– Он темный, – глухо произнес Стужев и начал стремительно срывать с себя майку.
Я в некотором оцепенении смотрела на обнажавшегося парня. Майка, джинсы, носки… белье снимать не стал, но проверил. Затем тихий приказ мне:
– Раздевайся.
Возмущенно смотрю на него, Князь пригрозил:
– Порву!
Молча сняла майку. Стужев, все еще в белье красующийся, схватил, вывернул наизнанку и замер. Я тоже, узрев на шве маленькую сверкающую алым стразинку.
– Надевай, – очередной приказ, и Князь протянул мне другую майку, снова свою.
А сам, закрыв глаза, прошептал слово. Не знаю какое, но майка вдруг оказалась надетой на призрачного носителя, и тот, обретя мои черты, прошел сквозь кусты и помчался по тропинке к мосту. Затем Стужев натянул джинсы и вдруг резко схватил меня, снова зажав рот.
Они вышли на порог – двое темных и… Игнат. Ветер донес до нас разговор почти полностью:
– Маргариту не трогать.
– Дайрем, аргаэ хашесср, – насмешливо произнес морак Таэлон.
«Твою мать!» – потрясенно прошептал Князь.
Я в силу ряда причин произнести не могла ничего.
– Нет, – уверенно произнес Игнат… или не Игнат.
И вот тут на пороге появился четвертый участник событий – ураг Херард и насмешливо протянул:
– Она ведьма, Дайрем. Не пустышка, которую ты должен был задействовать, а истинная ведьма.
– Она больше, чем просто ведьма, – Игнат очень странно улыбнулся, – она гора-аздо больше, чем ведьма,
«Твою мать!» – промычала бы я, будь такая возможность. Что-то подобное сейчас явно думал и Стужев, все крепче сжимающий меня.
– Значит, только найти девчонку и этого странного Князя, – продолжил морак Таэлон. – Кстати, ты уверен в его истинном происхождении?
– Да, – прозвучал глухой ответ, – он внук Кощея.
Я дышать перестала. Кое-кто, напротив, задышал глубоко, часто и зло.
– Потрясающе, – ураг Херард усмехнулся, сверкнув клыками, – и мы, и они приняли меры против человского вторжения на Терру. Нет, Кощеево отродье убивать глупо, он станет прекрасным козырем на переговорах.
И тут Демон с нажимом повторил:
– К Марго не прикасаться, я сам.
– Она опасна, – напомнил в очередной раз Таэлон, – и что ты с ней в дальнейшем будешь делать?
– Запру в Герхоре. – Голос Игната стал хриплым.
Темные переглянулись, и высказался ураг Херард:
– Ты слишком долго жил среди челов, Дайрем. Что ж, я обязан девочке жизнью, верну долг.
И Демон произнес:
– Зов указывает туда, они в лесу.
Три темных смерча сорвались в указанном направлении. То есть только что стояли три вполне себе осязаемых объекта и тут же сорвались тремя природными явлениями.
Дальше было хуже! Игнат сошел на одну ступеньку вниз, причем делал шаг человек, а на землю ступил… не человек. Черты лица заострились, и уши, челюсть выдвинулись, ноги увеличились, как и плечи, волосы стали длиннее, кожа стремительно потемнела. А затем темный стал смерчем…
Когда то, что недавно было Игнатом, умчалось в лес, Князь меня отпустил. Исключительно чтобы прошипеть:
– Елдыга захухренная!
Нет, я не стала возмущаться, я тихо спросила:
– Все так плохо?
– Хреновее некуда, – устало сознался Стужев. – Придется лететь домой.
На это я тихо и с надеждой спросила:
– К тебе?
– Не-а, – задумчиво глядя вдаль, произнес… элемент древнерусского эпоса, – не ко мне… к предкам. – Затем критически осмотрел меня и выдал: – Мама тебя не одобрит.
– Что? – Голос мой прозвучал невнятным писком в ежевичных кустах.
На это мне с усмешкой сказали:
– Пошли, Маргош.
И мы пошли. Стужев… или не Стужев – впереди, придерживая ветки, чтобы по мне не влетело, и я следом, потрясенно глядя в его широкую спину. И вот я шла, шла и пришла к странному выводу:
– То есть ты партизанил, да?
– Давай без инсинуаций.
Долго вспоминала, о чем это слово. Вспомнила, удивилась, почему мой вопрос охарактеризовали как поклеп и клевету, и уже хотела задать следующий, как мы начали спускаться в овраг. Овраг, что странно, был не глубокий… но это пока мы не начали спускаться! А вот едва пошли на спуск, элемент ландшафта увеличился, углубился, из земли зеленый дымок пошел, и я… остановилась.