Все впереди
Шрифт:
Я рассматривала работу, пораженная, в каком прекрасном состоянии была подушка — ведь прошло столько лет. Вся поверхность была покрыта продолговатым бордовым стеклярусом, а рисунок был вышит серым, черным, белым и серебристым бисером. Рисунок состоял из роз и листьев, обрамленных изящными ветками папоротника. В центре рисунка белым бисером были вышиты три слова.
— «Amor vincit omnia», — прочитала я вслух. — Латынь; это очень известная фраза; я думаю, она означает: «Любовь побеждает все». — Глядя на Хилари, я
— Не смотрите на меня так, миссис Эндрю, — смеясь воскликнула она. — Я не могу вам помочь, потому что никогда не изучала латынь. Наверное, миссис Кесуик сможет перевести, она изучала латынь в Оксфордском университете. По крайней мере, я так думаю.
— Да, она изучала, — согласилась я.
Наклонившись над сундуком, Хилари достала оттуда еще одну подушку, большого размера и из оливково-серого бархата. Серебристым, золотым и бронзовым бисером был сделан фон, по которому белым был вышит рисунок, состоявший из цветов каллы со стеблями из зеленого бисера. Здесь тоже внизу было латинское изречение, составленное из зеленого бисера.
Я взяла подушку у Хилари и прочитала:
— «Nunc scio quid sit Amor». К сожалению, я вовсе не знаю, что означает эта фраза, но опять что-то про любовь.
— Да, — сказала Хилари, снова опуская руки в сундук с сокровищами.
Она достала еще две подушки, обе викторианские, плотно вышитые бисером и с латинскими фразами.
Когда она показала их мне, я покачала головой.
— Я не могу вам сказать, что на них написано, но давайте отнесем их вниз. Миссис Кесуик будет интересно на них посмотреть, когда она вернется из Парижа.
— Не могу поверить, что она забыла, какие они красивые, — пробормотала Хилари. — Я имею в виду: она говорила мне, что видела их много лет тому назад. Не думаете ли, что миссис Кесуик захотела бы, чтобы они были у нее в доме? Я хочу сказать, на диване и креслах.
— Да, но тогда, по-видимому, она действительно забыла, Хилари, как вы и сказали. В конце концов, ей их показывали очень много лет тому назад. Точнее говоря, сорок лет тому назад.
— Посмотрите на это, миссис Эндрю.
Теперь Хилари протянула мне прекрасный кусок черного кружева, вырезанный в виде квадрата, по краям отделанный бисером и черным стеклярусом.
Я подняла его, чтобы посмотреть на свет.
— Как вы думаете, что это такое? — спросила меня Хилари. — Мантилья? Как носят испанские женщины?
— Не знаю. Хотя, не думаю, — он не слишком велик для мантильи. Но вы правы, это роскошно. Там много еще осталось?
— Только белье на дне сундука.
Хилари принялась выкладывать этот набор предметов, свернутый аккуратно много лет тому назад, и передавать их мне по одному. Затем она поднялась на ноги.
— Этот сундук пустой, миссис Эндрю.
Мы вместе рассмотрели свернутое белое белье и обнаружили несколько викторианских
— Может быть, миссис Кесуик сможет использовать эти старинные льняные простыни и наволочки, — заявила Хилари. — В двух гостевых комнатах. Но не знаю, что она сможет сделать с ночными рубашками. Они слегка старомодны. — Говоря это, Хилари держала в руках одну из них. — Пахнет шариками от моли, — пробормотала она и сделала гримасу.
*
До конца недели мы с Хилари проводили большинство нашего послеполуденного времени на чердаках Килгрэм-Чейза.
Их было очень много, в каждом из четырех крыльев дома, и мы обыскивали каждый из них. Я никогда не была раньше под самой крышей, и меня привели в восхищение эти огромные помещения и все, что они содержали.
Кроме викторианских сундуков для морских путешествий, хранящихся на чердаках западного крыла, мы нашли множество других сундуков, огромных картонных ящиков и много деревянных ящиков для транспортировки чая.
В них мы обнаружили обилие замечательных старинных предметов — от вышитых бисером подушек, образцов ручной вышивки и большого выбора старинного белья до фарфора, стекла и всяческих викторианских безделушек: шкатулок из панциря черепахи, перламутровых ящичков для визитных карточек, подносов из папье-маше, декоративных коробочек и чайниц.
Но книг не было. Не было дневников Летиции Кесуик. Не было копий викторианской прабабушки Клариссы.
Днем в субботу мы с Хилари находились на чердаке в северном крыле дома над библиотекой, как вдруг я наткнулась на старый кожаный сундук — не такой большой, какие нам встречались раньше, он был украшен медными шляпками гвоздей, изрядно поблекшими, и выглядел очень старинным.
— Это может оказаться интересным, — сказала я Хилари. — Но мы не сможем проверить, он заперт.
— У меня с собой кухонный нож, — ответила Хилари. — Давайте я попытаюсь его открыть.
Она подошла и опустилась на колени рядом со мной перед этим сундуком. Она старалась изо всех сил, но не смогла открыть замок.
— А как насчет шпильки? — предложила я. — Иногда это помогает.
— У меня нет. А у вас, миссис Эндрю? — спросила она, глядя на копну моих рыжих волос, заколотых на затылке.
— Нет. У меня сегодня гребень, — объяснила я. — Но у меня в спальне есть заколки. Я сбегаю и принесу их.
— Подождите секунду. Я попытаюсь одним из этих старых ключей, которые мы недавно нашли, — ответила Хилари, вытаскивая разнообразный набор маленьких очень древних ключиков из кармана фартука.
Выбрав наугад, она попыталась вставить его в замочную скважину, он не подошел. Перепробовав множество других ключей, она, наконец, нашла один, который без труда вошел в отверстие замка.