Всеблагое электричество
Шрифт:
Ощущая непонятное оцепенение, я попятился от суккуба, в нелепом защитном жесте выставил перед собой открытые ладони и зачастил:
— Подожди! Я ведь спас нас! Спас нас всех, весь этот клятый город!
— Плевать на город! — повысила голос Елизавета-Мария и неуловимым для глаз смертного движением оказалась рядом. — Ты нарушил клятву!
Длинные пальцы стиснули плечо, ставшие когтями ногти проткнули пиджак и впились в плоть, не дав оттолкнуть от себя взбесившуюся тварь.
— Что ты делаешь? — прохрипел я, едва не теряя сознания от пронзительной боли.
— Забираю то,
— А как же душа?
— Оставь себе! Мне она больше не нужна! — рассмеялась суккуб, стиснула пальцами свободной руки нечто невидимое и рванула это к себе.
Рванула мой талант.
Перед глазами все поплыло, мир превратился в смазанное пятно.
Рыжие волосы стали черными, черты лица утончились, проявилась болезненная худоба. И я вдруг понял, что передо мной стоит уже не Елизавета-Мария, а кронпринцесса Анна. Суккуб стала ее инфернальным двойником, доппельгангером.
— Замечательный у тебя талант, кузен! — произнесла Елизавета-Мария чужим голосом и повела своими слишком узкими плечами, позволяя соскользнуть с них кожаной куртке. — Просто удивительный! И теперь он мой!
— А как же я? — Вопрос прошелестел безжизненным шорохом. — Как же я?
— Ты давно мертв, мой мальчик, просто никак с этим не смиришься. А придется…
Елизавета-Мария резко отступила, словно разрывая связавшую нас нить, и грудь прорезала острая боль, что-то хлюпнуло, из разверзшейся раны потекла кровь. В беззвучной мольбе я протянул к суккубу руку, но тварь со смехом отбросила в сторону мою ладонь, на которой уже начали проступать трупные пятна.
— Смирись, Лео, и умри уже наконец!
Резкий тычок опрокинул меня на спину; я упал навзничь на холодные камни, пробил их и рухнул вниз, в саму преисподнюю. Но в бездну отправилась только душа, тело так и осталось смотреть остекленевшими глазами в потолок.
Я умер.
7
Смерть — это падение в бездну, стремительное и безостановочное.
Никаких чертей с котлами, просто летящая в черную дыру душа натыкается на старые воспоминания и рвется об острые грани обид и разочарований на куски. Вновь срастается, но лишь затем, чтобы со всего маху врезаться в очередную измену или предательство. И так — без конца.
Холод засыпанного льдом подвала, тусклый огонек керосиновой лампы, стальной отблеск разделочного ножа — тщательно забытое воспоминание только начало затягивать и поглощать мой разум, как некая сила призрачным гарпуном вонзилась в душу и стремительным рывком забросила ее обратно в тело.
Я скорчился, закашлялся, задышал.
Выругался.
Воскрес.
Не в состоянии поверить в свершившееся чудо, я рывком разодрал на груди сорочку и охнул от изумления, не увидев ни открытых ран, ни даже старых шрамов. Более того — исчезли даже татуировки. Я стал тем человеком, которым родился, и объяснение у этого могло быть только одно.
— Лилиана! — прошептал я, уловив мягкую поддержку чужой веры.
Это не могло спасти от банального удара ножом или пули в затылок, но подруга верила, и ее искренняя вера сумела подменить оставивший меня талант.
Шатаясь и спотыкаясь на каждом
Я стал именно таким, каким представлялся Лили. Немного изменился, зато вновь был живым. И вполне мог оставить все как есть, потихоньку ускользнуть из дворца, уехать в Швейцарию и никогда не жалеть о своем выборе.
Более того, именно так мне и следовало поступить.
Лилиана подарила шанс начать все сначала, и было бы черной неблагодарностью этой возможностью не воспользоваться.
Стать обычным человеком и не чувствовать чужих страхов, не прикасаться к ним и не оживлять. Использовать воображение лишь при чтении книг. Жениться, завести детей, прожить с любимой женой тихую спокойную жизнь рантье и умереть с ней в один день.
Я должен был принять дар Лилианы, но принять его не мог.
Ведь я больше не слышал стука своего второго сердца и потому был обречен до конца дней видеть в полных безнадежной тоски снах мертвого ангела, зависшего в черной пустыне космоса. И каждую ночь умирать вместе с ним посреди этой беспредельной пустоты.
Каждую клятую ночь…
Такого я для себя не хотел.
Впрочем, кого я пытаюсь обмануть?
На самом деле мне до скрежета зубовного хотелось расквитаться с суккубом!
Действовать заставила именно жажда мести; стремление избавить империю от власти кровожадного монстра, способного переплюнуть в своих безумствах Калигулу и Нерона вместе взятых, стало лишь оправданием собственного безрассудства.
Я вернулся в гостиную при апартаментах наследницы престола, поднял с пола оставленный там лейтенантом Грейсом линемет и воровато заглянул в покои с вынесенной наружу стеной.
Суккуб стояла там, вся в клубах призрачного дыма, которым окутывали обнаженную девичью фигуру остатки не до конца сгоревшей потусторонней силы. Елизавета-Мария жадно впитывала эти крупицы, и вокруг ее головы медленно, но верно разгоралось мрачное сияние черного нимба падшего.
А потом суккуб вдруг вскинула руки над головой и яростно прокричала, потрясая сухонькими кулачками:
— Я на вершине мира! Навсегда!
И тогда я поймал на прицел девичью спину и утопил гашетку пневматического метателя. Хлопнуло, катушка с визгом закрутилась, разматывая шнур, и неуловимое мгновение спустя двузубая острога пробила суккуба насквозь и вышла из ее груди двумя окровавленными остриями.
Елизавета-Мария устояла на ногах и судорожно вцепилась руками в стальные зубья, силясь вытолкнуть их из себя, и тотчас затрещали всполохи разрядов. Электричество принялось корежить суккуба, меняя ее тело и возвращая ему первозданный вид, но превращение нескладной наследницы престола в соблазнительное создание с высокой грудью, осиной талией и длинными ногами оказалось вовсе не последней метаморфозой. Вскоре бледная кожа суккуба покрылась скользкой чешуей, изо рта показались острые клыки, спина выгнулась отвратительным горбом с двумя длинными шрамами, словно оставшимися от потерянных крыльев.