Всеблагое электричество

Корнев Павел Николаевич

Я покачал головой:

— У меня дела.

— Могу я пойти с тобой?

— Нет, — отрезал я и нехотя объяснил свое решение: — Твое присутствие будет неуместно.

— Очередные покойники?

— Не мои, — ответил я, слегка покривив душой.

— От тебя по-прежнему пахнет смертью, Лео, — понизила голос Елизавета-Мария. — Смертью и страхом.

— Хватит!

Но суккуба не так легко было отшить.

— Правда глаза колет? — улыбнулась она. — Знаешь, дорогой, а я ведь заблуждалась на твой счет. Я полагала, будто некая болезненная стеснительность

мешает тебе открыться в своих чувствах той дылде-сиятельной. Но нет, ты просто не способен на это. Ты до смерти боишься оказаться отвергнутым! У тебя столько страхов…

— Вы все сговорились, что ли?! — не выдержал я, но сразу взял себя в руки и подозвал извозчика. — Отвезешь госпожу домой! — приказал ему, усадив Елизавету-Марию в коляску, и передал мятую пятерку. — Поговорим позже.

— Как скажешь, дорогой, — холодно ответила та.

Я ее недовольный тон проигнорировал и отправился на поиски свободного экипажа. Пора было ехать на подъем броневика…

3

На мост Эйлера в итоге я приехал загодя. Купил у лоточника засахаренных орешков, грыз их и слонялся по набережной, глядя в мутную воду реки.

Небо к вечеру так и не прояснилось, напротив — город затянуло серой хмарью, и потому сначала я заметил клубы черного дыма, вырывавшиеся из трубы буксира, и только потом из стелившегося над водой тумана показалась рубка ржавой посудины и низкие, облезшие борта.

Предположив, что на подъем броневика отрядили именно это корыто, я направился к дыре в ограждении моста, которую ради безопасности перетянули прочной веревкой с красными флажками.

Вплотную к пролому подходить не стал и перегнулся через перила в паре шагов от него. Нет, страх высоты не входил в число моих многочисленных фобий, но рухнуть вниз из-за внезапного порыва ветра совсем не весело вне зависимости от состояния вашей психики. С такой высоты что вода, что бетон — разницы никакой.

Как я и предполагал, буксир встал на якорь точно напротив дыры в ограждении, и вскоре на его палубу выбрался облаченный в резиновый костюм с жестким круглым шлемом водолаз; тщедушный матросик сноровисто прикрепил к нему шланг и, вращая ворот компрессорной машины, принялся нагнетать воздух. Водолаз выставил вверх большой палец, ухватился за трос паровой лебедки на корме буксира и медленно опустился в воду.

Я огляделся по сторонам, недоумевая, по какой причине задерживаются следователи, и только тогда заметил на площадке каменного дебаркадера с уходящими в воду ступенями Мориса Ле Брена и Бастиана Морана. Они уже спустились к реке и с интересом наблюдали оттуда за действиями команды буксира. Неподалеку стояла полицейская карета, четыре констебля не подпускали газетчиков и случайных зевак.

Предположив, что броневик доставят именно туда, я поспешил к руководству, но давешний детектив-сержант, рыжеусый и желтоглазый, при моем приближении оторвался от бумаг и взмахом руки подозвал к себе. Когда я приблизился,

он слез с козел и протянул несколько листов, заполненных ровными строчками печатных букв, смазанных и тусклых из-за использования копирки.

— Экземпляр Банкирского дома Витштейна, — сообщил сыщик и потребовал: — Распишись.

Я поставил закорючку и указал на дебаркадер.

— Могу я…

— Да, проходи, — разрешил детектив-сержант и склонился над планшетом, заранее заполняя шапку протокола осмотра броневика.

Свернув листки в трубочку, я спустился на дебаркадер и встал поодаль от высокого начальства, но подслушать, о чем они вели беседу, не получилось. Старший инспектор Моран немедленно обернулся и расплылся в ехидной улыбке:

— Виконт! Вижу немой вопрос в ваших глазах!

Исчезновение из обращения привычного «констебль» резануло по живому, но виду я не подал и лишь беспечно пожал плечами.

— Странно видеть здесь людей из Третьего департамента, да, — подтвердил я, примеряя на себя роль представителя Банкирского дома. А заодно смиряясь с тем, что скорое восстановление на службе становится чем-то донельзя эфемерным. Если не сказать — маловероятным.

— И почему же? — удивился старший инспектор.

— В ограблении не замешаны ни инфернальные создания, ни шпионы. Как по мне — дело ясное.

— Ясное? — вспылил Морис Ле Брен. — Молодой человек изволит говорить о ясности в этом деле?!

Бастиан Моран похлопал главу сыскной полиции по плечу и кивнул.

— Не могу не согласиться в этом вопросе с господином Ле Бреном, — наставительно произнес он, глядя мне в глаза, — ясности в этом деле — ни на сантим. Виконт! Даже в наше беспокойное время налеты на банки с применением огнеметов и ручных мортир — нечто из ряда вон. Или вы так не считаете?

Пристальный взгляд старшего инспектора давил и сбивал с толку, но темные линзы очков помогли сохранить присутствие духа. Я спокойно повторил:

— Дело ясное, — и свернутыми в трубочку протоколами указал на буксир, нос которого приподнялся над водой, а вот корма, наоборот, заметно просела. — Или станет таковым через четверть часа.

— Эх, молодость, молодость, — покачал головой старший инспектор Моран, достал пачку «Честерфилда», закурил и улыбнулся. — Мне бы вашу уверенность.

— И не говорите! — согласился с ним Морис Ле Брен и полез в карман, но вместо папирос достал жестянку леденцов.

Решил полакомиться конфетами и я.

— Мне чрезвычайно выгодно участие в раскрытии таинственного заговора, — заявил я, отправляя в рот мятный леденец, — но подмеченное вами стремление прославиться не мешает мне отличать желаемое от действительного.

— Возможно, возможно, — покивал Бастиан Моран.

А глава сыскной полиции участливо поинтересовался:

— Неужто иудеи расщедрились на приличный аванс?

— Что вы, старший инспектор! — рассмеялся я со всей возможной непринужденностью. — Аванс — это простые формальности, лишь повод разобраться во всем самому.