Всеблагое электричество
Шрифт:
Рамон допил вино и усмехнулся:
— А ты знаешь?
— Голод и боль, — произнес я и повторил: — Голод и боль.
— Голод? — прищурился констебль, припоминая мой рассказ о бойне в доме Левинсона. — Объеденная гувернантка?
— Именно. Задерживаться на месте преступления было чрезвычайно опасно, но убийца не только смыл с себя кровь, что логично, но и перекусил. Его мучил голод. И мучит всякий раз после обращения в зверя.
Вопреки досужим вымыслам, оборотни вовсе не испытывают противоестественной тяги к человечине. Они просто хотят есть
— Поверю на слово, — вздохнул Рамон. — А вывод о перепачканной кровью одежде ты сделал на основании того, что он разделся перед убийством и вымылся после? Он учел предыдущий опыт?
— Да, это подтверждает мою теорию.
— Хорошо, а боль?
— Всякое обращение в зверя и обратная метаморфоза сопровождается болью. В полнолуние она слабее, на малой луне — просто запредельная. Если оборотень не носит с собой дозу морфия, в чем я очень сомневаюсь, способ понизить чувствительность только один — напиться.
— Откуда ты все это знаешь?
— Знаю и все.
— Предлагаешь искать обжору и пьяницу? — Констебль встал из-за стола и взял брошенный на пол вещевой мешок с формой.
Я поднялся следом, рассчитался и прихватил газету.
— Рамон, послушай! — произнес, нагнав приятеля в дверях. — Нам просто надо обойти питейные заведения неподалеку от места преступления. Вряд ли сыщики уделили много времени проверке закусочных, ведь всякий нормальный убийца поспешит убраться с места преступления как можно дальше.
— Ладно, — сдался констебль, — походим, поспрашиваем. Один черт, топтать улицы до самой ночи.
— Только договорись насчет лупары.
— Всенепременно, — пообещал Рамон. — Без лупары я и близко к этой твари не подойду. С тебя десятка.
Мы условились встретиться в шесть вечера у ближайшего к месту преступления входа в императорский парк, и Рамон Миро отправился на службу. Я проводил его задумчивым взглядом и проверил содержимое бумажника.
Если не изловим убийцу в самое ближайшее время, придется побираться.
Или ограбить банк.
Надо сказать, последняя мысль особого отторжения уже не вызвала…
Бездельничать в ожидании вечера я не стал. Для начала прочертил на карте вокруг места преступления несколько кругов разного диаметра, затем отметил выходы из парка и выспросил у местных мальчишек адреса всех таверн, баров, кофеен и закусочных, которые работали допоздна. Заодно интересовался гостиницами и доходными домами.
Обход начал с ближайших питейных заведений и ожидаемо ничего интересного не выяснил. Высокого хромого левшу никто припомнить не смог, зато через раз упоминали о недавнем убийстве, назойливых газетчиках и наводнивших округу полицейских.
В свое время мне частенько доводилось слышать от отца, что волка ноги кормят; я вспоминал это высказывание за время службы в полиции не раз и не два, но лишь сегодня в полной мере прочувствовал его на собственной шкуре.
Вот уж кого действительно ноги кормят, так это частного сыщика.
Ходить, ходить и
А еще — спрашивать.
«Здравствуете! Не заглядывал к вам пару дней назад очень высокий и худой господин в грязной или мокрой одежде? Мог много пить или заказать еду на компанию, ужинать в одиночестве. Почему интересуюсь? Я частный сыщик, вот патент, этот дебошир повздорил с моими клиентом и вывозил его в грязи. В парке, представляете? Не припомните такого? Точно? Он левша, может, обратили внимание? Пьяница, спиртным от него так и разило. Нет, не было? А не подскажете, где подобная публика собирается? Одну минуту, записываю».
И снова на улицу. А улицы просто бурлили. Утром еще никто ничего не знал, а во второй половине дня вышли свежие газеты, и на каждом углу только и слышалось: «Экстренный выпуск! Новое злодеяние Прокруста! Бойня в иудейском квартале! Десятки убитых! Разорванные тела!»
Я страдальчески морщился и брел от одного питейного заведения к другому. Без трости отбитая нога давно бы уже отнялась окончательно и бесповоротно, да и так после нескольких часов блужданий по мощенным брусчаткой улочкам мне хотелось лишь одного: присесть где-нибудь и перевести дух.
Но времени на это уже не оставалось; пора было идти на встречу с Рамоном.
Когда подошел к условленному месту, констебль сидел на лавочке с лупарой на коленях и наблюдал за покидавшей парк публикой. Сгущались сумерки, уличные торговцы понемногу сворачивали торговлю.
Я купил стакан газированной воды с сиропом и промочил пересохшее горло, потом уселся рядом с напарником и с облегчением перевел дух. Ноги так и гудели.
— Вымотался, сил никаких нет, — пожаловался Рамону, доставая карту. — Смотри, вот эти улицы я уже обошел.
Констебль оценил проделанную мной работу и спросил:
— Никаких зацепок?
— Никаких, — подтвердил я.
— А я тут пообщался с нашими, — задумчиво произнес Рамон. — Говорят, по убитому никто слез лить не станет. Полный букет: торговля морфием, уличные грабежи, поножовщина. Как его занесло в тот район — непонятно.
— Еще что говорят?
— По следу пускали ищеек, но уже на следующий день. Собаки смогли довести только до прудов.
— Это где? — заинтересовался я, нашел нужное место на карте и кивнул. — Ага, понял.
— Там нашли место, где убийца смывал кровь. Получилось залить гипсом отпечатки ботинок. Ты был прав — если судить по размеру обуви и длине шага, убийца чрезвычайно высок. Но самое интересное не это: рисунок протектора характерен для теннисных туфель. Последний писк моды в Новом Свете.
— Вот оно как? — задумался я и поведал приятелю историю, которую скармливал владельцам питейных заведений и официантам.
Рамон поморщился.
— Не пойдет.
— Почему?
— Никто не сдаст сыщику клиента, если тот не доставил хлопот и расплатился по счету. По крайней мере, не станет напрягать память. Инспектор Уайт всегда говорил: желаешь что-нибудь разузнать, сделай так, чтобы люди сами захотели тебе помочь.