Всегда говори «всегда»

Устинова Татьяна Витальевна

– Спасибо.

– На здоровье. Собственно, я для себя стараюсь. А то плакал наш заказ и мои денежки.

Ольга чмокнула его в щеку:

– Грозовский! Ты неисправим, но я тебя обожаю!

И выпорхнула из кабинета. Дмитрий налил себе кофе из новой кофеварки, плюхнулся в кресло. Ну что ж, все правильно. Почему бы его не обожать? Вполне себе есть за что его обожать-то!

…Премию вручали с размахом. К «Мариотту» за два часа до церемонии было не протолкнуться, вся парковка забита. В лобби играет не кто-нибудь, а «Виртуозы Москвы», официанты разносят шампанское и канапе

с перепелами. Выходя из уборной, Ольга столкнулась у зеркала с импозантной блондинкой, которая при ближайшем рассмотрении оказалась принцессой Кентской. Расстарались организаторы, ничего не скажешь.

Ольга припудрила нос, поправила прическу. Она к этому мероприятию готовилась так, как к собственной свадьбе не готовилась в свое время. Вообще она давно привыкла ко всякого рода награждениям, презентациям и официальным приемам. Ольга весь этот официоз не любила, но понимала, что бывать на таких мероприятиях необходимо, поэтому ездила, фланировала с бокалом в руке, вела светские беседы, улыбалась и ждала, когда можно будет сбежать домой. Она научилась за полчаса собираться куда угодно – хоть в Большой на премьеру, хоть на званый ужин в посольство, – в последнее время у них появилось много заказчиков из Европы и посольские приемы приходилось посещать регулярно. Но тут Ольга проторчала перед зеркалом часа два, не меньше. Перемерила весь гардероб, забраковала десяток платьев. То казалось слишком сексуально, то – слишком официально, то – чересчур фривольно. В конце концов она чуть не расплакалась. Накапала себе валерьянки, покурила и решительно вытащила из шкафа очень простое маленькое черное платье, рассудив, что изобретение гениальной Коко Шанель уместно в любой ситуации.

К семи Ольга при полном параде прибыла в «Мариотт».

– Счастлив познакомиться, – обещанный Грозовским председатель оргкомитета Стефанович, жизнерадостный толстяк с окладистой бородой, поцеловал ей ручку. – Дима звонил, сказал, вас нужно с Барышевым свести…

– Очень нужно, просто позарез, – призналась Ольга.

– Ну идемте тогда, пока его пресса не уволокла рвать на части. – Стефанович подхватил ее под руку и потащил через зал к вип-зоне, где тусовались высокопоставленные чиновники, депутаты и члены Совета Федерации. Члены эти Ольге были ни разу не интересны. Федерация их агентству никакой рекламы не заказывала, следовательно, в сферу ее интересов они не попадали.

Лавируя между официантами, светскими красотками и фрачными членами Совета Федерации, Стефанович провел Ольгу в дальний конец зала, кивнул на высокого, коротко стриженного мужика, стоявшего у окна. Рядом с мужиком щебетала нереальная красотка в лиловом вечернем платье.

– Вот он, ваш Барышев. Идем. Сергей Леонидович, на минутку!..

Стефанович заулыбался, приосанился, помахал Барышеву рукой. Тот обернулся, и у Ольги подкосились ноги. Она его узнала. Это был он, мужик, с которым она поскандалила на парковке перед офисом «Строймастера» в тот самый день, когда к ней приехал Стас просить денег. Ну и что теперь? Осталось только пойти и застрелиться.

Неземная красотка щебетала теперь со Стефановичем:

– Ах, как у вас мило сегодня, и музыка –

прелесть, и гости…

А Ольга стояла, уставившись на этого самого великого и ужасного Барышева.

Он чуть наклонил свою красивую стриженую голову – ну вылитый пай-мальчик из хорошей семьи, представляющийся княгине Марье Алексеевне:

– Здравствуйте.

Несчастный Стефанович, ничего не знавший о том, как по-хамски Ольга обошлась с великим и ужасным Барышевым во время их первой встречи на стоянке, расплылся в улыбке:

– Сергей Леонидович, это Ольга Громова, рекламное агентство «Солнечный ветер». Ольга Михайловна, это Барышев Сергей Леонидович… Вы меня извините?

Стефанович испарился. Великий и ужасный Барышев глянул на Ольгу – холодно, словно водой ледяной окатил:

– По-моему, мы с вами несколько раз собирались встретиться официально и даже однажды встретились в… неформальной обстановке.

– Сережа! Как интересно! Расскажи скорее! – тут же снова защебетала красотка, но Сережа ее срезал:

– Ничего интересного.

А, чего там! Двум смертям не бывать, а одну она как-нибудь уж переживет.

– Да, вы несколько раз назначали встречу, но все время были заняты, – Ольга почувствовала, что заливается краской. Господи, как же убежать-то отсюда хочется. Или под стол залезть.

– У меня много работы, – объяснил вежливый Барышев. – Иногда встречи приходится отменять.

Ольга набрала в грудь воздуха: в конце концов, попытка – не пытка. Ну, пошлет – значит, пошлет. Мало ее в жизни посылали, что ли?

– Сергей Леонидович, нам обязательно нужно с вами поговорить.

– Мне кажется, мы уже разговаривали.

Позор-то какой. Мама дорогая!

– Нет, я имею в виду разговор в рабочей обстановке.

– Насколько я помню, с вашим рекламным агентством работает мой заместитель.

Барышев попытался было отвернуться, давая понять, что разговор окончен. Но Ольга уже во весь опор неслась в атаку, и так просто остановить ее было невозможно:

– Сергей Леонидович!

Он обернулся, удивился, кажется. Как? Еще не все?

– Послушайте меня. Пожалуйста. Я прошу вас принять меня именно потому, что пока мы общаемся только с вашим заместителем, дело с мертвой точки не сдвинется.

– А что? Уже дошло до мертвой точки?

– Дошло.

Барышев наклонил голову набок, задумался на секунду:

– Завтра в одиннадцать. У меня будет десять минут.

Подхватил под руку свою лиловую красотку и поплыл между столиками к сцене. Ольга готова была до потолка прыгать. Не будь она за рулем – напилась бы, вот ей-богу!

К утру эйфория прошла. Доехав до офиса Барышева, Ольга была почти уверена, что он ее снова не примет. Или его на месте не окажется.

Но гендиректор был на месте и Ольгу принял – ровно в одиннадцать, как обещал. Встал навстречу, кресло придвинул.

– Добрый день, Ольга Михайловна.

Ну надо же, имя запомнил…

– Здравствуйте, Сергей Леонидович.

Секретарша бесшумно вышла. Потом так же бесшумно появилась, поставила на стол кофе, воду и испарилась. Барышев одним глотком выпил кофе, положил перед собой стопку бумаг: