Всегда начеку
Шрифт:
В первых числах июля он вместе с другими работниками милиции по приказу Наркомата внутренних дел республики уехал в Вирумаа, где орудовали бандитские шайки националистов. Здесь он принял боевое крещение. Здесь вспомнил он вирумаасца Рооне и здесь узнал, что Рооне сняли за какие-то ошибки с работы. Эту весть он как-то даже пропустил мимо ушей.
Во второй раз Якоб услышал о Рооне вскоре после окончания Подольского пехотного училища. Из команды, уходившей в тыл через Нарву, он попал в регулярные части, а затем в это училище. Оттуда лейтенанта Кундера направили
Как истосковался он по эстонскому языку, как радостно было встретиться с земляками и как приятно было ему формировать свой второй взвод! Из рассказов земляков Якоб узнал о бессмертном подвиге вожака ляянемаских комсомольцев Пауля Соэсоо. Пауль возглавлял добровольческий батальон. 21 октября 1941 года, прикрывая отход последних защитников острова Хийумаа, Пауль Соэсоо отстреливался от врагов до последнего патрона. Когда фашисты окружили его, он бросил единственную оставшуюся гранату себе под ноги.
Тогда-то и услышал Якоб об Аугусте Рооне в последний раз. Оказалось, что Рооне был в числе тех, кто стрелял по ночам в советских людей. Перед вступлением немецких войск в Хаапсалу удалось разоблачить его. Он поддерживал тесную связь с националистическим охвостьем, находившимся на нелегальном положении. Он передал врагам списки ляянемаских чекистов и получил от них приказ арестовать или истребить в нужный момент командный состав уездного НКВД. А 9 июля изменник перешел к открытым действиям: он стал подбивать милиционеров к восстанию против Советской власти, к захвату оружия. Тут его арестовали...
Так вот кем был Аугуст Рооне! Он был врагом, не менее опасным, чем фашистские убийцы...
...Небо на востоке заметно посветлело. Снегопад прекратился, свежий утренний воздух смыл с лица остатки полузабытья. Начинался день 18 марта.
Якоб стряхнул с себя оцепенение, навеянное воспоминаниями, достал из планшета лист бумаги, повернулся на бок и, прикрывая лист полой набухшей шинели, стал писать отцу письмо.
«Отец, — выводил он одеревеневшей рукой, — мы ждем сигнала, чтобы идти в бой за землю, о которой ты мечтал всю свою жизнь. Как мне хочется дожить до победы!..»
Он еще не знал, что отец больше никогда не обнимет его. Не знал, что это его письмо было последним.
Потом он еще раз разъяснил солдатам задачу. Чтобы оказать помощь латышским частям, наступавшим правее станции Блидене, нужно атаковать гитлеровцев вдоль железной дороги и захватить эту станцию. Потеряет враг станцию Блидене, конец ему на всей железнодорожной линии Елгава — Лиепая. А здесь — это все знают — курсирует бронепоезд и вводятся свежие резервы живой силы и техники. Такова общая задача. Взводу же предстоит фронтальным ударом захватить высоту перед мызой Пилс-Блидене, открывающей дорогу к станции.
Бой начался утром. Якоб поднял взвод в атаку. Ребята с ходу ворвались на хутор перед мызой, а через несколько минут захватили и укрепленную железнодорожную сторожку. Теперь дальше, на высоту перед станцией!
И тут началось...
Минуты тишины. Надо принимать какое-то решение. Откуда-то сбоку к Якобу подполз незнакомый офицер.
— Эстонцы?
— Да. Латыш?
— Да. Если не возьмете высоту, нашим будет худо. Придется отходить...
Якоб показал латышскому офицеру в сторону, где находился командир роты капитан Кальдару.
— Ползем туда. Решим сейчас, как быть.
Совет был недолгим. Кальдару решил повторить атаку.
Кундер направил в обход станции слева группу разведчиков под командой сержанта Сарделя, а справа — отделение сержанта Паальме. Сам же с остальными бойцами решил атаковать высоту в лоб.
Но едва бойцы поднялись, как вражеская самоходка снова открыла огонь. Якоб с тревогой и надеждой смотрел теперь на людей Паальме, но и это отделение залегло под плотным орудийным и пулеметным огнем.
В это время латыши продвинулись было к самой мызе, но тут же были отброшены назад сильным пулеметным огнем из дзота, что на высоте.
Еще несколько минут тишины перед смертельной схваткой, и началась артиллерийская «обработка» немецких укреплений.
Якоб видел, как горел за полотном железной дороги сарай, билось над крышей косое пламя...
Пора. Снова вперед, пока бурые шапки взрывов прижали врага к земле. Одним махом Якоб со своими бойцами достиг живой изгороди из густых елочек, окаймлявших железнодорожное полотно. Теперь — ракета, чтобы смолкли свои орудия.
На миг стало оглушительно тихо. Якоб поднялся и, вскинув автомат, побежал вперед. Он не слышал топота ног бегущих следом товарищей. «Вперед, вперед!» — стучало сердце, заглушая все звуки боя. Еще бросок, и высота с этим проклятым дзотом останется позади...
Но тут ожил уцелевший дзот. Якоб с ходу выпустил очередь по амбразуре. Бросил гранату, другую. Вражеский пулемет вроде бы замолчал. Нет, снова застрекотал. А в автомате нет больше патронов.
И вдруг — удар в грудь. Где-то слева появилось и сразу исчезло огромное солнце, от него остались розовые, звенящие облака. Потом облака стали вытягиваться, вибрировать и превратились в мерцающую радугу. Радуга потускнела, неожиданно стала черной, и земля стремительно понеслась к глазам...
Все? Но ведь он слышит, как стрекочет пулемет. Нет, он только ранен. Надо встать, встать... Надо чем-то заткнуть этот проклятый пулемет. Теперь амбразура рядом. Пять... три... метр до трясущегося в лихорадке ствола пулемета. Огонь хлещет в лицо, в глаза, ничего не видно... Все...