Всегда твой

Хара Кай

Я оглядываю свое окружение, прежде чем снова повернуться к нему лицом.

— Это даже не ваш класс, почему вас это волнует?

Я все еще не уверен, что он не хочет драться, потому что его поза жесткая и застывшая, как будто он готов к бою. Если он хочет драки, я с радостью дам ему ее. Я не буду знать, почему мы бросаемся друг на друга, но, по крайней мере, это будет недолго.

Мне понадобится всего несколько секунд, чтобы вывихнуть ему коленные чашечки и покончить с этим.

— Пойдем, — говорит Нера, подталкивая меня к двери.

Новак слегка отходит в сторону, и я бросаю на него предостерегающий взгляд, но он даже не смотрит в мою сторону.

Его взгляд прикован к Нере.

Он протягивает руку между нами, прежде чем она успевает выйти вслед за мной. Его рука не касается ее, но этого достаточно, чтобы остановить ее на месте.

— Ты останешься.

Я не очень хорошо знаю Неру. На самом деле, из-за того что лучшая подруга Сикстайн, я намеренно игнорировал ее все эти годы.

Но сейчас поведение Новака кажется мне нестабильным, поэтому я поворачиваюсь к ней и поднимаю бровь в немом вопросе.

Она кивает в ответ.

— Все в порядке, можешь идти. Поговорим позже.

Я сердито хмыкаю, вспомнив, о чем она вообще пыталась со мной поговорить. Это напоминание стирает все мои переживания за нее, и я, развернувшись, ухожу.

ГЛАВА 18

Феникс

Я вкатываю чемодан в свою спальню в доме моих родителей в Хэмпшире.

Технически это моя вторая спальня. После смерти Астора я съехал из старой и стал пользоваться одной из наших невзрачных комнат для гостей.

Было невозможно оставаться в комнате, которая хранила столько воспоминаний о нас с ним.

В комнате, где у меня постоянно возникали воспоминания о времени, проведенном с Сикс. Я не мог сидеть на полу, где мы играли в карты, или спать на подушке, на которую она положила цветочную корону, или смотреть на потолок, куда мы приклеивали звезды и наблюдали за их ночным сиянием.

Я иду по коридору к тому, что было и остается комнатой Астора. Тихонько открываю дверь, как будто внутри кто-то спит, хотя знаю, что она пуста, и так уже семь лет.

Комната остается совершенно неизменной, вплоть до учебника математики, по-прежнему лежащего на его столе.

Она остается такой по приказу моей матери, как святыня для него и святилище для нее. Единственная причина, по которой он сейчас не завален бутылками с алкоголем, заключается в том, что домработница каждый день убирает за ней.

Я молча закрываю дверь и смотрю на фотографию Астора, висящую рядом с комнатой в прихожей. Как и каждый раз, когда я смотрю на его фотографию, меня пугает тот факт, что я больше никогда не смогу взглянуть на его лицо и увидеть то, которое совпадает с моим по возрасту. Мы близнецы, но смерть заморозила его лицо во времени, в то время как мое взрослеет.

Я отворачиваюсь от него и направляюсь в сторону маминого будуара, решив, что пришло время встретиться с причиной, по которой я, скорее всего, здесь нахожусь.

Два дня назад я получил от отца

загадочное сообщение, в котором он просил меня приехать домой на выходные. Я предположил, что это как-то связано со здоровьем моей матери, что последние несколько лет наконец-то догнали ее, поэтому я приехал, хотя и с неохотой.

Я постучал и вошел, закрыв за собой дверь. Пройдя в спальню, я не удивляюсь тому, что она полностью погружена в темноту. Бархатные портьеры, как обычно, задернуты, задушив весь естественный свет и погрузив комнату в полумрак.

Моя мама лежит в своем кресле-шезлонге и спит. Вернее, отключилась благодаря сочетанию таблеток и выпивки. Я кладу руку ей на плечо и произношу ее имя, но она не просыпается.

Я трясу ее с большей силой, и ее голова откидывается в сторону, в результате чего она просыпается, когда я сажусь рядом с ней.

Ее расфокусированные глаза растерянно осматривают тусклое окружение, прежде чем ее взгляд падает на меня. На ее губах появляется маленькая улыбка надежды.

У меня перехватывает дыхание. Она не улыбалась мне уже много лет.

Она проводит рукой по моей щеке.

— Астор? — спрашивает она, ее голос полон тоски.

Это еще один нож в грудь.

— Нет, это Феникс. — Я отвечаю, убирая ее руку с моей щеки и кладя ее себе на колени.

— О. — Этот разочарованный слог пронзает меня насквозь, и я отворачиваюсь. — Почему ты здесь? — спрашивает она незаинтересованно.

Такая реакция больше соответствует тому, как она обычно приветствует меня.

В детстве Астор всегда была ее фаворитом, и в глубине души я это знал. Но когда он умер? Я стал для нее совершенно невидимым. Она замкнулась в себе от своего горя, а мне не к чему было обратиться за утешением, кроме как к собственной растущей обиде.

Он умер, и из-за этого я потерял все три столпа своей жизни. Его, моих родителей и Сикс.

Было очевидно, что в тот день умер не тот близнец.

Я мог бы жить без постоянных напоминаний, куда бы я ни пошел, и это часть причины, по которой я игнорировал Сикс последние пару лет, а также почему я никогда не возвращался домой.

Последний раз до сегодняшнего дня я видел свою мать более двух лет назад.

— Томас прислал за мной, — говорю я, вставая. Я уже много лет не называл отца иначе, чем по имени. — Ты же не думала, что я вернусь к тебе, правда?

Она отворачивается от меня и хватает упаковку из фольги, выталкивая пару таблеток из алюминиевой оболочки на ладонь. Она бросает их в открытый рот и запивает глотком водки из стоящей рядом бутылки.

— Закрой за собой дверь, — говорит она, откидываясь на подушку и отстраняясь от меня.

Я выдыхаю через нос презрительный смех и делаю то, что она просит.

Так здорово быть дома.

Очевидно, что состояние моей матери не изменилось, так зачем же отец вызвал меня сюда? Не из личного желания посмотреть, как у меня дела, это я точно знаю.