Всегда вместе
Шрифт:
С поселковыми женщинами пришла Клавдия Евсюкова. И Хромов в который раз подивился ловкости этой хрупкой женщины, силе ее маленьких рук и тому, как хорошо она умеет все делать.
Они встретились на лестнице. По ней туда и сюда стремительно проносились взрослые и ребята, затаскивая на второй этаж мебель, приборы, книги и спеша обратно.
Руки Евсюковой были заняты свертком с картами.
— И вы, Клавдия Николаевна!
— И я! — в тон ему ответила женщина и с тревогой спросила: — Кешу моего не видали? И Назара?
— На
Евсюкова мотнула головой, отбрасывая упавшие на лоб волосы:
— Отстоят дамбу. А вот вы на вечер выпускной приглашали в пятницу: теперь уж не до него будет.
— А ну те-ка, посторонитесь!
Тяжело дыша, мокрая, растрепанная, подошла Марфа Ионовна Боровикова. Одной рукой она обняла огромный голубой глобус, в другой за веревку тащила свою козу, казалось вышедшую из морских пучин.
— Чуть, милые, от деда не унесло, — сказала Марфа Ионовна. — А стайка какая пропала… Как раз к дедкиному празднику справили!.. Ну, Клавдия, я пойду наперед, а ты Машку мою подгоняй, а то она от воды сдурела.
Женщины заторопились.
Хромов посмотрел им вслед и подумал: «Как дорога им школа!.. Разве не отстоим? Будет, будет вечер! Как назначили, так и будет!»
Когда Кеша и Захар возвращались с дамбы, школа уже была в безопасности.
Измокшие, но радостные подымались друзья по крутой улочке на самое верхотурье Новых Ключей. У дома Евсюковых они, не сговариваясь, обернулись и долго смотрели вниз, в котловину.
Весь поселок лежал у ног юношей. Укрощенная Джалинда убирала свои воды с побережья.
Кеша и Захар видели, что повреждения, нанесенные вскипевшими водами, исправлены, что опять, подчиненная разуму и воле людей, спешит вода по сплоткам на бутару. Снова готовы были замелькать лопаты и гребки, готов был заблистать драгоценный металл, нужный их стране, их народу… И школа готова была принять их в свои стены…
Мокрые, в разбухшей одежде, они обнялись и стояли так, не сводя глаз с поселка.
— Итак, весенние испытания мы выдержали, — сказал Кеша и улыбнулся медлительной своей улыбкой.
И Захару было понятно, что Кеша имел в виду не только литературу и математику.
Ливень прекратился. Тучи над Новыми Ключами разомкнулись, и сквозь черную облачную рвань ринулись к мокрой земле, к сопкам, к соскучившимся по солнцу людям горячие, ослепительные лучи.
27. Всегда вместе!
Прошел еще один год. И вновь наступила весна. Весна 1941 года.
И опять по склонам сопок, словно живые существа, поползли лиловые дымки расцветающего багульника.
И когда выпускница Зоя Вихрева, стройная девушка, которой только косы, спадавшие опереди на плечи, придавали полудетский вид, — когда Зоя поставила на стол экзаменационной комиссии кувшин с цветами, тогда весна вместе с солнцем вошла в стены школы. Солнце
Стремительно пролетали последние дни — дни испытаний.
Последняя школьная весна!
Наступил день выпуска.
У дверей учительской Хромов увидел десятиклассников; они громко спорили с дедом Боровиковым.
— Петр Данилович, — размахивал молотком Борис Зырянов, — да вы не беспокойтесь, сами все сделаем.
— Разве мы маленькие! Нянька, что ли, нам нужна! — тянул недовольно Антон Трещенко. В руках у него была кумачевая лента.
— Товарищ Боровиков может безмятежно отдыхать, — говорил Трофим Зубарев: — наш дворец будет прибран, сцена сооружена. Наблюдение за порядком возлагается на специальных дежурных.
— У вас же больное сердце, Петр Данилович, — заметил Малыш.
— Ну, коли так, — согласился дед, — тогда я пойду маленько отдохну.
В учительской царило оживление. Председатель комиссии Геннадий Васильевич заготовлял с директором пригласительные билеты. Учитель математики был неспокоен.
— Татьяна Яковлевна, — осведомился он, — вы проверили — наварила Марфа Ионовна бражки?
— Ах, Геннадий Васильевич, конечно! Как вы можете сомневаться!
Добровольская села на диван между Варварой Ивановной и Альбертиной Михайловной и, застенчиво прикрывая книгой восторженное лицо, прошептала:
— Ах, мне кажется, что мне сегодня шестнадцать лет! Я так счастлива…
Через секунду она подлетела к Горкину, наклонилась и поцеловала его в лоб:
— Ах, Спиренька, деточка!
Горкин, немного обескураженный, сконфуженно поглядел на Шуру Овечкину. Девушка добродушно пожала плечами, в черных ее глазах Горкин прочел: «Что поделать, ведь это же Мамочка!»
Из-за перегородки, отделяющей учительскую от директорского кабинета, раздался голос Платона Сергеевича:
— Варвара Ивановна, Александра Григорьевна! У вас почерки хорошие. Помогите аттестаты писать.
Солнце скрывается за сопками. Огромным костром догорает закат. Стрелки часов в школьном коридоре подходят к восьми. Начинают собираться ребята, родители, рудничные гости. Митя Владимирский приходит в сопровождении отца, Кеша — с Назаром Ильичом и Клавдией Николаевной.
Появляются испытанные друзья школы — Семен Степанович, Альбертина Михайловна, Кузьма Савельевич, дед Боровиков.
И ребята, и родители, и гости рассматривают развешанные на стенах гостеприимные приглашения, присланные из Москвы, Ленинграда, Томска, Иркутска, Владивостока. Плакаты зовут выпускников в аудитории горных, медицинских, юридических, транспортных, педагогических, текстильных институтов.