Всегда, всегда? (сборник)
Шрифт:
Уборка шла своим ходом. Нюра уже заканчивала постирушку. На табурете в тазу лежали тяжелые жгуты выжатого белья. Нюра вытерла мокрые руки, смахнула пот со лба, разогнулась, осторожненько придерживаясь за трубу отопления, и завернула краны. В ванной повисла тишина. И стали слышны голоса на кухне. Старательно беспечный голос Лины и нервный, срывающийся – Галины Николаевны.
– …Значит, не может дозвониться.
– Ах, Лина, Лина… Поставьте красивую точку! Сколько можно мучиться, два года уже! Он отнимет, исковеркает вашу молодость, он, который ногтя вашего
– Неправда! Не надо так говорить о нем! – Линин голос дрожал и переливался, как последняя дождевая капля на высыхающем оконном стекле. – Он талантлив, вы знаете, вы сами говорили…
– Плевать на его талант! – воскликнула Галина Николаевна. – Он любить не умеет. Разве это мужчина? Это ничтожество… Нет, – забормотала она, – нет, я ничего не понимаю больше в жизни, я старая, я выжила из ума… Что такое – любимая женщина приезжает бог знает откуда, с другого конца света, на считаные дни! Да здесь надо с ума сойти, времени счет потерять, нет, я ничего не понимаю…
– Но у него же работа, какие-то дела, друзья…
– Какие друзья?! – простонала Галина Николаевна. – Послать к черту всех друзей, когда на считаные дни приехала любимая женщина! А он в первый же день потащил вас на какой-то идиотский день рождения, к каким-то чужим людям… Бог мой, а когда же вдвоем побыть, поговорить, когда друг другу в глаза поглядеть!
– Оставьте, Галина Николаевна, – устало сказала Лина. – Это – жизнь, а вы все роли в каких-то пьесах вспоминаете… Он не герой-любовник, он обыкновенный человек, у него масса забот и обязательств…
– Перед всеми, только не перед вами! Бедная девочка… Был бы жив Володя… – Голос ее осекся, наступила тишина, и через мгновение она прокашлялась и высморкалась.
Нюре надо было пройти на балкон, белье развесить, но проходить пришлось бы через спальню, а она не решалась появляться там сейчас. Так и сидела на краешке ванны, бессмысленно глядя, как капают из крана нерешительные капли.
«Конечно, у их папаша – главбух… Они свому Сережке дочку министра хотят, – думала Нюра, и сердце ее заходилось от возмущения и острой жалости к своему ребенку – худенькому, кудрявому, глупому и беззащитному. – Им моя Валька неподходящая… Ниче-о-о… Пусть им ее живот глаза колет, пусть на свово внука по соседству любуются… Не дам аборт делать, не дам! Родим по закону и фамилию ихнюю напишем, и будут каждый месяц как по расписанию платить, сволота важная!»
– Да, – наконец тихо проговорила Лина. – Да, я чувствую, что надо нам объясниться… К чему тогда эти письма, мучительные телефонные разговоры, просьбы приехать… Я поеду к нему сегодня и…
– Вы поедете! Поедете на очередное унижение. Он даже не позвонил, а вы собираетесь ехать… Не пущу!
Нюра воспользовалась паузой, подхватила таз с бельем и открыла дверь спальни.
– Галинниколавна, – сказала она, – вот вроде все. Развешу, и обедать можно.
– Ну прекрасно, – кивнула Галина Николаевна. – Спасибо, Нюра.
Кормила Галина Николаевна всегда отменно. Первого наливала глубокую тарелку
– Галинниколавна, я ведь кухню немецкую взяла, знаете? У композитора – носатый такой, знаменитый. Ну, знаете, его песни эта поет… патлатая, как ее…
– Дорого отдали?
– Да нет, даром, считай… Они финскую кухню взяли, а я, значит, за эту вцепилась. Красивая – десять прыдметов. Яшичек красный, яшичек серый.
Лина почти не ела. Она сидела, напряженно прислушиваясь к телефону в спальне, и, хоть слушала Нюру и кивала, взгляд ее теплых карих глаз был рассеян.
– Смотрите, тетя Галя, – негромко бросила она, кивая на газету, лежащую сбоку от нее, на подоконнике. – Государственную премию получил… – и назвала фамилию известного писателя.
– Ну что ж, он заслужил, – откликнулась Галина Николаевна. – Вы знаете, Линочка, они ведь с Володей дружили в молодости…
– Да, вы рассказывали.
– Но потом он оказался замешанным в одной некрасивой истории, а Володя – вы же знаете его категоричность – был большой специалист по порче отношений. Ну и разошлись… – Она помолчала, вспоминая. – Мы жили тогда у Никитских Ворот, в крошечной комнатушке. Володя писал свою первую пьесу, денег не было ни гроша. Боже, что за время было чудесное, голодное, счастливое! Володя, помню, ходит, ходит по комнатушке этой, попишет немного и снова ходит. Потом вдруг бросится на диван, руки за голову заломит и восклицает трагически: «Почему я так много работаю?! Ну почему я так много работаю?! Потому что мне лень остановиться».
Лина, тихо улыбаясь, не сводя глаз, смотрела на Галину Николаевну, и Нюра подумала, что этих двух людей связывает нечто большее, чем родственные отношения.
– Слышь, – неожиданно для себя сказала Нюра Лине. – А давай мы замуж тебя выдадим.
Лина засмеялась и сказала:
– Давайте.
– Я женихов много знаю! – горячо и всерьез заговорила Нюра. – Я ж людям убираю… Вот Матвейлеонидыча, академика, сын недавно разошелся. Хороший жених. Красивый… только немного лысый.
– Нюра, оставьте, – сказала Галина Николаевна, хмыкнув.
– Нет-нет! – возразила Лина. – Очень интересно! Продолжайте, Нюра, значит – красивый и лысый… А сам он тоже академик? Или еще только профессор?
Нюра чувствовала подвох, хоть Лина и смотрела на нее ясными глазами, без тени улыбки, но остановиться уже не могла.
– Не, он кандидат… Леонид Матвеич, Леня, значить… Хороший, очень умный, добрый.
– Так, Леня. А чего это он с женой разошелся – умный, добрый?
– А понимаешь, – доверительно проговорила Нюра, несколько даже понизив голос. – Она брылась. А он не знал, – и торжественным взглядом окинула оторопевших Галину Николаевну и Лину.