Всего лишь чаевые
Шрифт:
— Учишься этот семестр в Париже по обмену? — выдвигаю я предположение.
Она пожимает плечами.
— Типа того.
— По-моему, на этот вопрос точно можно ответить «да» или «нет».
— Тогда «нет», но все думают, что «да». Поэтому «типа того».
Интересно. Я собираю картину ее жизненных обстоятельств, ее самой, пазл за пазлом, неуклюже склеивая их и желая еще.
— Сбежала от семьи?
— Не-а.
— От парня-абьюзера?
Она
— Я тебя умоляю.
Ухмыляюсь. Что-то мне подсказывает, что Реджи способна постоять за себя.
Нет, в Париж ее привел точно не страх. Наклоняю голову, рассматривая ее лицо, от которого у меня нет сил оторваться.
— Тогда что привело тебя сюда? — спрашиваю я.
— Что? Думаешь, я просто так все тебе выложу? Разве ты не должен сначала угостить меня вином или ужином? Те девушки хотя бы ланч получили.
— Генриетте досталось лишь кофе, — возражаю я.
— Гораций и Генриетта. Уверен, что не хочешь дать ей шанс? Ваши имена одинаково нелепы.
— Нет, спасибо, — смеюсь я. — Возвращаясь к сути, я обещаю кормить тебя всю следующую неделю, если ты согласишься мне рассказать, — быстро добавляю следом. — Две недели, если расскажешь всю правду, без утайки.
Вообще переговорщик из меня первоклассный, но, чувствую, с этой девушкой я добровольно проиграю все свое имущество и большую часть сбережений. Она мило морщит носик, обдумывая мое предложение.
— Соглашайся, — уговариваю я. — Через две недели я уезжаю. Скорее всего, мы больше никогда не увидимся.
Договор аренды истекает к Новому году, так что сейчас самое время для небольшого романа.
Ее голубые глаза с золотистыми искорками встречаются с моими, и мне приходится крепко взять себя в руки, чтобы успокоить пульс.
— Я ищу своего отца, — признается она тихим шепотом.
— Вот как? — спокойно спрашиваю я, отклоняясь назад.
Она начинает собирать свои вещи — наушники, корзинку с сыром и виноградом и маленькую сумочку. Я задел ее за живое.
— Честно говоря, пока результат нулевой. Я знаю только его имя, а найти нигде не могу. Я бы наняла частного детектива, но, увы, несмотря на расхожее мнение, что официантки, работающие неполный день, хорошо зарабатывают, у меня нет лишних денег, так что поиски продвигаются медленно.
Мне тотчас хочется оплатить ей частного детектива.
А следом — хлопнуть себя по лбу за мысль о таком предложении. Я и без того веду себя, как богатый папик, и Реджи наверняка оскорбится, если я предложу.
— Сколько тебе лет? — спрашиваю я.
— Двадцать три. А тебе?
— Тридцать. Это будет проблемой?
— Не знаю. А должно? — Она приподнимает бровь.
Понятия не имею, о чем мы сейчас говорим, но мне это нравится и ужасно не хочется услышать от нее окончательное «нет».
Я смеюсь.
— Ты бы выпила с тридцатилетним?
— Возможно. Если он не забудет оставить
— Как насчет ужина с тридцатилетним? Имей в виду, что бы мы ни делали, каждый платит сам за себя, — шучу я.
Реджи сверкает одной из тех улыбок, что я видел ранее, во время ее смены. Улыбкой, от которой мир вокруг нас исчезает, а температура поднимается градусов на десять.
— А этот тридцатилетний будет держать свои руки при себе?
— Даю слово скаута. — Я поднимаю три пальца.
— Очень жаль, — огорчается она, и мы вместе смеемся.
— В таком случае, — я протягиваю ей руку и помогаю подняться, — ужин за мной.
— Отлично, а я отвечаю за десерт, — щебечет она.
Я ухмыляюсь, еле сдерживаясь, чтобы не сболтнуть лишнего.
Ты и есть десерт, дорогая. С Рождеством меня!
***
Через час мы сидим у меня дома. Реджи методично выбирает сыр из пиццы, которую мы заказали. Я хотел пойти в какое-нибудь изысканное кафе, чтобы показать Реджи все прелести Парижа, но у нее, как оказалось, были другие планы.
— Я просто хочу посидеть босиком и спокойно поесть в укромном местечке, — сказала она.
Так мы оказались сидящими на моем мраморном полу и распивающими бутылку шампанского, которую мне подарил клиент. Я решил, что наконец пришло время открыть ее. Бокалы нам не понадобились, мы пьем прямиком из бутылки. Реджи рассматривает мою квартиру на улице Сен-Дидье — изящную мебель с вельветовой обивкой кремового цвета, позолоченную люстру и кухню, от которой любой повар с мировым именем пришел бы в восторг.
Взгляд Реджи останавливается на небольшой террасе с железными перилами, в которую переходит гостиная. Ее заинтересовывает не дорогущая мебель, престижность района или странноватая статуя собаки у камина, которая, скорее всего, стоит дороже, чем органы на черном рынке. Нет. Ее привлекает ослепительный вид. Ряды старых зданий, прелестные бутики, украшенные к Рождеству, и фонари, увитые гирляндами и создающие романтическое настроение.
— Как зовут твоего отца? — спрашиваю я, откусывая кусочек пиццы.
— Дрог. Дрог Лапенус.
Она сказала «трогать пенис»? Я точно должен переспать с этой женщиной, ради нас обоих. А то у меня уже слуховые галлюцинации начинаются.
— Как-как?
Ты будешь кончать еще, еще и еще.
— Дрог Лапенус. Так зовут моего отца. Он был бизнесменом, занимался темными делишками, и ему пришлось бежать из Америки, чтобы не угодить под суд. На него уже вышла налоговая служба. Думаю, он решил бросить нас с мамой и вернуться в Париж. И скорее всего, сменил имя, чтобы залечь на дно. Иначе как бы он вообще выбрался из Америки, верно?