Всего лишь несколько лет…
Шрифт:
С годами эта привычка к иронии сделалась для них настолько сильной и постоянной, что уже стало невозможно сказать что-нибудь «взаправду». Один лишь раз, заступившись за одноклассницу Вити, о которой он неуважительно отозвался, мать попробовала переменить тон. Витя посмотрел на нее с удивлением.
— Да ты что? Проповедовать собираешься? Ты стареешь, Женя.
«Следовало бы называть меня мамой», — подумала она. Но не в силах решиться на крутую перемену, чувствуя, что это нарушит мир, она капитулировала тогда, отшутилась…
— В
— Не все, — возразил он, — и не главные. Да и проследить мало. Надо исправить.
Глава пятая
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРЕДЫДУЩЕЙ
Как же быть теперь? Дела шли все хуже. Виктор становился все нетерпимей. Тяжело стало, когда он заболел гриппом: не хотел принимать лекарство, почти не разговаривал с Женей. Василий Львович три дня не приходил. Женя знала, что его и дома нет. Может, бродил на морозе.
На четвертый день он пришел и сидел довольно долго.
— У Любы занятия. Готовится, — объяснил он.
Наутро Виктор сказал Жене:
— Пускай твой протеже убирается, слышишь? А то я ему сам скажу.
— Да чем он тебе мешает?
— Стало быть, мешает. Пусть убирается.
Теперь он говорил не иронически, а просто грубо.
— Это невозможно, Витя.
— Хорошо. Тогда я уйду. Совсем.
— Куда это, интересно узнать?
— На завод. Мне дадут общежитие.
— Ты несовершеннолетний. Тебя спросят о родных.
— Я знаю, — голос у Вити зазвенел, — но мне скоро шестнадцать.
— Пожалуйста, не взвинчивай себя, — сказала Женя, сбитая с толку этим новым неприятным тоном и боясь, что он утвердится у них, — ничего страшного не произошло.
— Ты всегда поступала так, как тебе удобно. Но — не мне.
Он стал укладывать книги, потом вытащил свой чемодан.
— Что же получается, Витя? — начала она, с тревогой вглядываясь в его замкнутое, упрямое лицо. — Если бы мы жили в оккупации и, скажем, партизан попросил бы у нас убежища…
— Ну знаешь ли: это не сравнение. Сегодня же чтобы его здесь не было.
— Вот что я тебе скажу… — Женя помолчала немного. — Ты не заставишь меня нарушить слово. Раз я сама предложила человеку гостеприимство, то не прогоню его.
— А я прогоню. Я не предлагал.
— Я тебе не позволю.
— Ты не можешь позволить мне или не позволить.
— Могу. И пока ты живешь под моей крышей…
— Пожалуйста. Не нужна мне твоя крыша!
Это было еще сегодня утром. Не позавтракав, Витя схватил портфель и убежал. Чемодана не взял с собой.
Женя была разозлена так, что даже не обеспокоилась вначале. Каков мальчишка! «Вот что значит расти без отца!» — сказали бы кумушки. Да что вы, кумушки, понимаете! При чем тут отец? Он не занимался сыном, слишком был занят. Лишь иногда, в свободный день, возьмет его с собой на прогулку, и какой это был праздник для Вити, какое благоговение
Пришел почтальон и принес письмо от Снежковых. От Кати.
Большое вам спасибо, дорогая моя Евгения Андреевна, за посылочку. Как будто угадали, Машенька у нас заболела. Теперь не опасно, а сначала я очень беспокоилась. Потому что раньше мы их спасали, а теперь чуть что — и жди беды. Две соседские девочки умерли от кори — прямо с ума сойти! Да что ж это я говорю? Вы от себя отрываете, я же знаю. Шутка ли: две пачки табаку — могли бы Витеньке на что-нибудь обменять. Хоть дети наши растут быстро и все хорохорятся, а такие же беззащитные, ну как в младенчестве все равно… Лежит и смотрит на меня, и вся душа перевернется.
Выплакавшись, Женя ушла в детский сад, где ей заказали модели елочных игрушек. Она принесла эскизы снежных баб и несколько рисунков — персонажей из «Синей птицы», кроме Хлеба и Сахара: это было бы теперь неуместно.
Но заведующая все равно рассердилась.
— До чего же аполитично! — сказала она, брезгливо рассматривая рисунки. — Вы ухитрились забыть, что у нас война.
— Что же прикажете дарить маленьким детям? — оскорбилась Женя. — Пушки, автоматы?
— Это ваше дело — придумать. Можно бойцов в шинелях. Или медсестер.
— Война идет не игрушечная, — сказала Женя. — И потом, насколько мне известно, есть специальное постановление.
— Знаю: праздники, елка. Это мы проводим. Но дети должны знать… Мы воспитываем советских граждан!
— Этим гражданам от трех до семи. И они имеют способность отвлекаться.
— То есть вы хотите легкой жизни.
Это вошедшее в моду противное выражение вывело Женю из себя.
— Да! — загорячилась она. — Я хочу легкой, радостной жизни для наших маленьких детей. Чтобы они не знали о войне, чтобы она им не вспоминалась потом.
— Оставим на рассмотрение комиссии, — сказала заведующая, — но я буду против.
В двенадцать часов Василий Львович поднялся.
— Посидите еще, — сказала Женя, — мне как-то не по себе.
Она не боялась, что Витя навсегда уйдет из дома, но ей вспомнилось, что после гриппа у него одно время болело ухо. Возможно, что он теперь неважно слышит. А метель метет. Долго ли попасть под трамвай, не услыхав звонка? Особенно если человек расстроен? Он мог забрести и на железнодорожное полотно…