Всего лишь поцелуй
Шрифт:
С другой стороны… Финн откинулся на подушку. Ему вспомнились мягкие губы и нежные упругие груди, стройное, трепетное тело, которое он еще совсем недавно обнимал. Финн не мог не признаться себе — приятно сознавать, что конкуренция невелика. По крайней мере, пока.
Прошел еще час. Финн с удивлением понял, что ему не просто скучно. Ему не хватает компании Хэрриет.
Несмотря на короткое знакомство с этой вздорной, взбалмошной особой, большую часть времени они только и знают, что ссорятся. И неудивительно временами Хэрриет бывает несносна. И все же… Хэрриет
День клонился к вечеру, а Хэрриет все не появлялась. Финн вынужден был признать очевидное — он попал в немилость. И хотя его выходку как-то можно оправдать — бессонной ночью, болью в сломанной ноге, раздражением оттого, что он вынужден сидеть взаперти, — оправдания глупой обиде Хэрриет уж точно не находилось.
Однако надо признать, подумал Финн, что, хотя девчонка и виновата, она сделала все, чтобы ему стало лучше.
Значит… едва ли стоит рассчитывать на ее милость. Придется ему как-нибудь спуститься и молить ее о прощении за свою дерзкую выходку. Финн приуныл. С Хэрриет станет уморить его голодом. А у него как раз разыгрался жуткий аппетит.
Финн думал, что теперь ему проще будет справиться с загипсованной ногой. Но не тут-то было. Чтобы разобраться с костылями и доковылять до двери комнаты, пришлось потратить уйму сил и времени.
Если эта несносная девчонка не оценит моих стараний, я огрею ее костылем, недобро размышлял он.
И вот, когда он уже преодолел всевозможные препятствия и стоял на верху короткой лестницы, ведущей вниз, в столовую, ему вдруг пришла в голову тревожная мысль.
Он на мгновение застыл, пораженный. Впервые, сколько он себя помнит, ему приходится плясать под дудку женщины! И если бы только это! Даже если он будет смиренно просить прощения, нет никакой уверенности в том, что Хэрриет смилостивится.
У Финна никогда раньше не возникало трудностей с подружками, и теперь он не знал, что ему делать. Он мрачно подумал, что любые попытки смягчить эту девицу обречены на провал.
Хэрриет уставилась в пустую тарелку перед собой. Решив напрочь забыть о Финне, она большую часть дня провела на кухне, готовя это блюдо. Но к тому времени, когда еда была готова, у нее совсем пропал аппетит. Выходило так, будто она лишь зря потратила время.
Хэрриет ох как была зла на Финна! Еще бы! Читать чужие письма, даже деловые, уже непростительно. Но читать чужие любовные письма это откровенная наглость. Оставить бы его там, пусть поголодает.
Конечно, она на такое неспособна. Итак, она сама себя загнала в угол. Как же ей с достоинством выйти из щекотливого положения? Этот отвратительный тип хитер и изворотлив, как стая мартышек. У Хэрриет возникло неприятное предчувствие, что в конце концов она будет извиняться перед ним, а не наоборот. Хотя виноват-то он.
Хэрриет целиком погрузилась в свои мысли и, услышав донесшийся сверху громкий шлепок, сопровождаемый приглушенным проклятьем, вздрогнула.
Ага! Похоже, Финн действует. Ей это только на
Некоторое время спустя показался Финн, осторожно и неуверенно ступая по лестнице. Хэрриет так и не придумала, как ей быть.
— Мы, кажется, договаривались, что ты не будешь разгуливать по моему дому обнаженным? сурово заметила она, оглядывая широкоплечее, загорелое тело, прикрытое одними трусами.
Финн молча ковылял через комнату к ней. Доковыляв, он с облегчением плюхнулся на стул.
— Извини, — сказал он, переводя дыхание, и положил костыли рядом с собой на пол. — Я помню, что должен был надеть тот ужасный халат. Но тогда бы я не смог спуститься — я бы запутался в нем и свалился бы с лестницы.
И то правда, подумала она про себя. Видно, что он все еще не освоился с костылями.
Финн наблюдал за девушкой. Он заметил, как она вздохнула; он также заметил твердое, строгое выражение ее изумрудно-зеленых глаз. Этого-то он и опасался.
— Но забудем, что я… э-э… не одет, — начал он. — Я спустился для того, чтобы попросить прощения. Я не должен был читать твои письма. В самом деле, — тут он виновато улыбнулся, — даже не знаю, что на меня нашло. Конечно, ты можешь и не простить меня, хотя я очень надеюсь на прощение, но я просто обязан извиниться перед тобой.
— Ну… — пробормотала она, отчаянно пытаясь противостоять обезоруживающему очарованию, исходящему от него, не говоря уж о его подкупающей улыбке.
— Давай, Хэрриет! Прости меня, — умолял он. — Обещаю, с этой минуты я буду вести себя образцово.
— Если ты думаешь, будто мальчику-паиньке все сойдет с рук, то глубоко заблуждаешься! — отчитывала она его. — Этим ты можешь дурачить златовласых дурочек, с какими общаешься. Но на меня такие приемчики не действуют. Понял?
Финн кивнул. У него защекотало в носу от напряжения, с каким он старался не вдыхать аромат, исходивший от большой кастрюли на столе.
— Слушаюсь, сестричка, — послушно отозвался он.
Хэрриет собиралась выговорить ему из-за «сестрички». Но внимание обоих привлекло громкое урчание пустого желудка Финна.
— Ох, Финн, ты неисправим! — Хэрриет изо всех сил сдерживала смех. Было бы справедливо оставить тебя без еды.
— Ты совершенно права, как, впрочем, и всегда, поддакнул Финн, но тут же поспешил добавить:
— Хэрриет, будь другом. Я умираю от голода.
— Хорошо!
— У тебя золотое сердце, Хэрриет! — простонал он в предвкушении. — А что там, в кастрюльке? Пахнет… объедение.
— «Navarin d'Agncau a la printaniere». По-нашему — молодой барашек, тушенный с ранними овощами, — сказала она и подняла крышку, открыв кусочки слегка приправленного мяса, окруженные малюсенькими морковинками, репками, молоденькими клубеньками картофеля и луковичками. Все это было заправлено превосходным темно-золотистым винным соусом.
— Ммм… — простонал Финн, прикрыв глаза и вдыхая аромат.
— Правда, жаль, что ты не попробуешь? — усмехнулась она, быстро захлопывая крышку.
— Что?!