Всего лишь полностью раздавлен
Шрифт:
– Вообще не знаю, что с Ларой, – бормотала Джульетт, пока мы относили подносы. – Она специально это делает. Не думай, что мы с Нив не заметили.
– Думаю, я не очень ей нравлюсь, – признался я.
Джульетт напоказ покачала головой с расширенными от ужаса глазами.
– Как раз наоборот! Дело совсем не в этом.
Другие объяснения она не предоставила. Но я и не стал приставать с расспросами. Даже спустя две недели я мог дружить только с этими девушками. Но в какой-то мере это было несправедливо. Мне искренне нравились Джульетт и Нив. Проблема заключалась только в Ларе. Я нормально ладил с «Абсолюцией
В музыкальном классе Джульетт уселась на стул и поставила на пюпитр целую кипу нотных листов, которых хватило бы на три романа.
– Ладно, мне надо выбрать из четырех пьес. Я вроде остановилась на двух, но буду очень благодарна, если ты выскажешь свое мнение. Понимаешь, мне надо найти баланс между теми, которые я исполняю лучше, и теми, которые технически сложнее. По-моему, лучше круто сыграть легкую пьесу, чем менее круто сыграть тяжелую, но… что ты думаешь?
Я сел за пианино и нажал на клавиши.
– А можно научиться играть прям очень круто сложную пьесу?
В ответ в меня бросили скомканным листом с нотами. Вероятно, нет.
Джульетт сыграла пьесы одну за другой. Я не эксперт по кларнету, но она явно была хороша. Я не вру. Несколько раз она оступилась на первом произведении, но, в принципе, играла безупречно. Либо та пьеса была действительно сложной, либо она нервничала. И я сомневался, смогу ли ей помочь, потому что, если честно, все пьесы звучали практически одинаково.
Я задумался о том, каков был бы исполненный на кларнете кавер «Найтвиш» (наверняка эпично), когда она приступила к последней пьесе. И наконец, что-то зазвучало по-другому. Что-то заставило меня размышлять о слезах, пустоте и смерти. И это было чудовищно. Я полпьесы таращился в стену, думая о тете Линде и о том, какими впалыми выглядят ее щеки и что случится, если она не справится. Потом переключился на друзей в Сан-Хосе. Разумеется, они почти по мне не скучают и у них будет куча воспоминаний, частью которых я никогда не буду. Все, что мне внезапно захотелось, – это пойти домой, забраться в постель и проспать до тех пор, пока ситуация не изменится в лучшую сторону.
Как только Джульетт остановилась, я сказал:
– Сыграй эту.
Полагаю, мои слова прозвучали странно, но от последней пьесы хоть я и чувствовал себя ужасно, но все же чувствовал. А в этом и кроется весь смысл музыки, разве нет?
– Правда? Почему именно ее? – удивилась Джульетт, но выглядела она довольной.
Я сказал ей то, что она хотела услышать.
– Ты играла с душой.
– Ага. Но она не особо сложная, как вторая.
– Неважно. Сыграть ноту может любой. А талант – это то, что ты делаешь с нотами. Согласна?
Джульетт положила кларнет на колени и покраснела.
– Ты считаешь меня талантливой?
– Нет. Ты – отстой. Я просто был вежливым.
Она засмеялась, а затем посмотрела на меня с полуулыбкой.
– Я так рада, что встретила тебя, Олли-оп. Знаешь, с другими ты не такой смешной. Не замечал?
Но
– В компаниях мне не очень комфортно, – ответил я. – Я не умею общаться.
– А вот и нет, – заявила девушка, которая настаивала, что я нравлюсь Ларе. Внушало много доверия. – Но ты должен постараться больше расслабляться. Не бойся говорить в нашем присутствии, ладно? Мы очень любим, когда ты с нами.
Любим. Сильно сказано. Я сразу же взбодрился и повернулся к пианино. С инструментом говорить было легче, даже с таким, на котором я мог играть только базовые вещи.
– Возможно, если бы мы обедали здесь, я бы сумел по-настоящему расслабиться, – произнес я и кинул взгляд на Джульетт.
Она возилась с футляром для кларнета.
– О боже, конечно! Есть что-то такое в музыке, правда? От нее становится намного легче и все кажется лучше.
Я сыграл аккорд С и кивнул.
– Мои дружеские отношения в родном городе основывались на музыке. Мы слушали похожие вещи, вместе репетировали… Здесь музыка вроде не так популярна.
– Думаю, это зависит от того, с какими компаниями ты общаешься. Но ты прав. Ты первый человек, с которым я смогла поговорить об игре на кларнете.
– Какая честь для меня. – Я ухмыльнулся.
– Мои родители не воспринимают мое увлечение всерьез. Видимо, я все унаследовала от дедушки. Поколение было пропущено.
– Похоже, это их потеря.
– Скорее моя. Хотя они не настолько скептичны. Они платили за частные уроки. Но в качестве хобби, а не карьеры.
– И что они думают по поводу прослушивания?
– Ничего. Не думают. Они не знают.
Я ахнул.
– А ты бунтарка!
– Попросить прощения легче, чем получить разрешение, Олли-оп. Надо делать то, что нужно.
– Можешь цитировать сколько угодно клишированных фраз, но я все равно впечатлен.
Я не представлял, что смог бы за спиной родителей провернуть нечто такое же крупное. Самое бунтарское, что я делал, – тайно сбежал из дома, чтобы увидеться у озера с Уиллом в его последнюю ночь, и я мог винить в этом иррациональные гормоны.
Я был накачан ими под завязку. Как Ромео и Джульетта, только чуточку менее глупо.
Я взял телефон, пока Джульетт собирала ноты, и лишь тогда заметил, что мне пришло сообщение. Сигнал потонул в звуке кларнета. Я разблокировал мобильник, ожидая, что Райан или Хейли решили по какой-то странной телепатической связи написать мне, что соскучились или типа того.
Но все оказалось намного более странно.
Это был Уилл. Я узнал последние несколько цифр.
Понедельник, 12:18
Мы можем поговорить?
Блин.
Блин, блин, блин, блин, боже мой, блин, черт. Я совсем не готов, о господи.
Но моим первым инстинктивным желанием было ответить ему, умоляя встретиться со мной в ту же секунду.
Следующим желанием было удалить послание, чтобы у меня не возникало соблазна ответить. Я даже почти сделал это, но затем струсил. Настолько сильным я не был. Увы и ах – и все такое.