Всего один день
Шрифт:
— Прости. Ты веселилась, а я, наверное, счет времени потеряла.
— Счет времени потеряла?
— Да, похоже. Прости, что тебе пришлось из-за меня волноваться, правда. Но со мной все в порядке. Ты хочешь на вечеринку вернуться?
— Нет! С меня хватит. Уходим.
— Да не обязательно, — я смотрю на костер. От пляшущих языков пламени трудно отвести взгляд. — Я не против еще тут побыть. — Мне, впервые за долгое время, нормально, мне неплохо там, где я есть.
— Ну а я против. Я психую последние полчаса, даже уже протрезвела, и мне тут окончательно осточертело. Это как студенческая попойка в мексиканском сериале.
— Ладно. Давай тогда уйдем.
Я
Домой мы едем молча, лишь таксист тихонько подпевает песне, которую крутят по радио. Когда мы подъезжаем к въезду на территорию курорта, Мелани расплачивается, а мне в голову приходит мысль.
— Мелани, если нам снова нанять его через день-другой и съездить куда-нибудь, где нет туристов?
— Это еще зачем?
— Не знаю. Посмотреть, что будет, если мы попробуем что-нибудь новенькое. Сеньор, извините, сколько вы возьмете за целый день работы?
— Lo siento. No hablo Ingl'es [34] .
Мелани закатывает глаза.
— Тебе что, одного большого приключения не хватило?
Поначалу я решила, что она про сегодняшнюю вечеринку, но потом понимаю, что про руины. Мне ведь все же удалось уговорить родителей съездить в такое место, где мы еще не бывали. Вместо Тулума мы поехали в Кобу. И, как я и надеялась, по пути мы остановились в деревеньке, во мне на миг проснулся энтузиазм, я думала, что вот оно, я все же вырвалась в настоящую Мексику. Ну да, со всей семьей на буксире, но это же поселение майя. Но Сюзан с моей мамой начали как безумные скупать бижутерию из бусин, местные жители сыграли нам на барабанах, пригласили на круговой танец, произвели даже традиционное духовное очищение. Все снимали происходящее на видео, а после ритуала очищения папа «пожертвовал» десять баксов, так как перед нами появилась шляпа, которую невозможно было игнорировать, и я поняла, что и это такое же туристическое место.
34
Извините, я не понимаю по-английски (исп.).
В номере тихо. Родители в постелях, но, как только дверь закрывается, моя мама выглядывает из спальни.
— Рано вы, — комментирует она.
— Я устала, — придумывает Мелани. — Спокойной ночи. С Новым годом. — Она тихо удаляется в нашу комнату, мама целует меня, поздравляя с Новым годом, и уходит к себе.
А я вообще совершенно не устала, так что выхожу на балкон и сижу, слушаю звуки, которые доносятся с идущей на убыль вечеринки при отеле. На горизонте намечается гроза. Я достаю телефон и впервые за эти месяцы открываю свой фотоальбом.
Его лицо так красиво, что у меня скручивает живот. Но он кажется нереальным, не настоящим знакомым. Потом я смотрю на себя — на фотографии — и ее тоже едва узнаю, и не только из-за прически, она вообще кажется другим человеком. Это не я. Это Лулу. И ее не стало так же, как и его.
Чистый лист. Так сказал певец. Может, мое желание и не исполнится, но перевернуть страницу и начать с чистого листа я могу.
Я целую минуту разрешаю себе смотреть на снимок Уиллема и Лулу в Париже.
— С
Девятнадцать
Январь
Колледж
Пока я отдыхала в Мексике, Бостон на полметра засыпало снегом, и все время стоит мороз, так что, когда я возвращаюсь на кампус, там как в серой гнетущей тундре. Я приезжаю за несколько дней до начала занятий под предлогом, что намерена готовиться к новому семестру, но на самом деле мне просто невыносимо было сидеть дома под пристальным взглядом своего надзирателя. Я и в Канкуне-то замучалась, а дома, где я осталась даже без Мелани — она отправилась в Нью-Йорк на следующий же день после нашего возвращения, хотя мы так и не наладили отношения, которые в последнее время шли как-то странно, — стало совсем ужасно.
Великолепная Тройка тоже возвращается, они провели каникулы насыщенно, у них появились понятные только им шутки. Они отмечали Новый год вместе в домике Кендры в Вирджиния-бич, купались там в снегу и теперь заказывают себе майки с белыми медведями. Со мной они довольно приветливы, расспрашивают о поездке, но в этой атмосфере дружелюбия мне трудно даже дышать, так что я напяливаю на себя несколько свитеров и куртку и плетусь в книжный за новой рабочей тетрадью по китайскому.
В отделе иностранной литературы у меня звонит мобильник. Можно даже не смотреть, кто это. С тех пор, как я уехала, она звонит по два раза в день.
— Привет, мам.
— Эллисон Хили, — голос в трубке пронзительный и жизнерадостный, совсем не как у нее.
— Да, это Эллисон.
— Здравствуй, Эллисон. Это Гретхен Прайс из студенческого центра.
Я молчу, мне становится дурно, я едва дышу.
— Да?
— Хотела поинтересоваться, не зайдешь ли ты поздороваться.
Меня может в любую минуту вырвать на стопку «Buongiorno Italiano» [35] .
— Вам мама звонила?
— Мама? Нет, — я слышу какой-то грохот. — Черт. Погоди, — раздается еще какой-то шум, потом она возвращается. — Слушай, извини, что я так срочно, но сейчас у меня, похоже, такой модус операнди. Я бы хотела, чтобы ты зашла до начала семестра.
35
Здравствуй, итальянский! (ит.)
— Гм, он же начинается послезавтра.
— Да. Сегодня сможешь?
Меня выпрут. В первом же семестре я облажалась. И они знают, что я не «Счастливая Студентка». В их каталогах мне не место. Как и вообще здесь.
— У меня какие-то проблемы?
Она снова звонко смеется.
— Со мной — нет. Может, все же подойдешь к… погоди… — она снова шелестит бумагами. — Например, в четыре?
— Моя мама точно не звонила?
— Да, Эллисон, совершенно точно. Так в четыре?
— А по какому вопросу?
— Да просто познакомиться. До встречи в четыре.
Кабинет Гретхен Прайс находится в углу административного здания, поросшего плющом, где снует довольно много народу. Он забит стопками книг, всюду разбросаны журналы и бумаги — на круглом столе, на стоящих у окна креслах, на маленьком диванчике, на рабочем столе, который завален и другим барахлом.
Когда секретарь впускает меня в кабинет, она разговаривает по телефону, так что я просто остаюсь стоять в дверях. Она жестом приглашает меня войти.