Вселенная файа. Трилогия
Шрифт:
– Почему же ты не... уснешь? В кристаллической матрице ты ничего не почувствуешь. Когда придет срок, - мы тебя разбудим. Для тебя даже времени не будет, - закрыл глаза, открыл... и всё.
– А почему не спите вы?
– Айэт вдруг усмехнулся.
– Вам же не легче! А я выдержу всё, что выдержите вы, если ты это имеешь в виду. В классе я был самым выносливым... хотя и не самым сильным, - он вновь усмехнулся.
– Можешь назвать это глупым мальчишеством, но я не хочу терять ни часа моей жизни. Такого дальнего полета и с такой целью ещё не было за всю историю мирозданий. Я хочу завершить его, пережить и запомнить... пусть даже рассказать
– вдруг спросил он.
Анмай смутился.
– Понимаю... С ней происходит то же, что и со мной?
– Да, - неожиданно для себя признался Анмай.
– Пусть слабее... и в другой форме... Она пытается отвлечься... и я тоже...
– он смолк.
– Понятно, - Айэт вздохнул.
– Кто бы мог подумать, что единственного непутевого сына непутевых родителей занесет в...
– не найдя нужного слова, он усмехнулся и махнул рукой.
– Знаешь, я думаю... будь здесь ещё несколько файа, перенести всё это было бы гораздо легче... а может, и нет. Скорее, мы бы все передрались... я порой сам чуть на собственную тень не бросаюсь. Так что мне легче от мысли, что кроме нас тут никого нет.
– Мне тоже.
Анмай задумался. Ему казалось, что всё вокруг расплывается в мягком тумане. Он сел на пол и закрыл глаза. Айэт с любопытством следил за ним.
– Знаешь, что со мной происходит?
– спросил Анмай не открывая глаз.
– Порой я чувствую... наверное, это всплывает оттуда, из Неделимой Сущности... мне снится... я начинаю вспоминать... или думаю, что вспоминаю... обрывки чужой, не моей жизни... которую я не могу понять. А порой мне кажется, что вся моя жизнь, вся... вся Реальность, - лишь чей-то сон, и на самом деле всё совершенно другое. Совершенно. Но какое? Эти сны о непредставимой реальности мучили меня, когда мне было лет девять... после того, как меня избили до полусмерти... это странно, ведь меня били по пяткам и спине, а вовсе не по голове. Я забыл о них... очень давно забыл... но они вернулись. И теперь мне кажется, что мой сон подходит к концу. Скоро я проснусь... навеки, в той реальности... и вся моя жизнь, - теперешняя, - рассеется, как сон. Похоже, это происходит со всеми нами... только по-разному. И от нас это не зависит. Неважно, сопротивляемся мы, или нет.
– А Хьютай?
– мгновенно спросил Айэт.
Анмай поднял голову.
– Хьютай? Она ничего не говорит мне. Она лишь пытается отвлечься... и это очень хорошо у неё получается. У каждого из нас своё безумие, Айэт. Не стоит больше об этом говорить.
– Да. Только молчать об этом ещё хуже.
......................................................................................
– ...Так твой старший брат разбил тебе скулу за то, что ты съел весь его завтрак?
– Айэт усмехнулся.
Они болтали и одновременно шли по бесконечной ленте пола рубки "Товии", - словно белки в колесе.
– Да. Правду говоря, тогда я был прожорливым маленьким гаденышем, как и все мы. Нас было больше двухсот, все в одной куче. Разделения на группы - никакого. Страшно подумать, кем бы я стал, не усынови меня Тару...
– Вором и убийцей, конечно, - фыркнул Айэт.
– И кончил бы свою жизнь в тюрьме, или того хуже. Я знаю. У нас... У!
– он споткнулся о выступ экрана и сел, растирая отбитую босую ногу.
– Больно, -
– А недавно я точно так же споткнулся, - и не почувствовал вообще ничего... хотя потекла кровь. С нами происходит что-то неладное, Анмай. Иногда мы не чувствуем боли. Иногда нас охватывает беспричинный страх. Иногда - беспричинная радость, или наслаждение. Наши волосы седеют...
– Хорошо хоть, не вылезают, - перебил его Вэру.
Айэт усмехнулся.
– Любой человек здесь бы давно сошел с ума... если бы не умер, конечно. А наша усиленная биохимия всё ещё держится... хотя и она уже начинает понемногу сдавать. Я боюсь даже думать о том, что творится внутри моего тела...
– Боюсь, мы заслужили всё это, - тихо сказал Вэру.
– Уж я-то точно!
– Я тоже убивал невинных, Анмай, - Айэт говорил на удивление спокойно.
– И лишь здесь понял, что Мэйат правы, - и миллион добрых поступков не оправдает одного злого. Всё совершенное нами зло навечно остается в нашей памяти, и будет преследовать нас, пока мы живы. По крайней мере, у нас это так. Как у других - не знаю!
Айэт хотел сказать ещё что-то, но ослепительная судорога пространства швырнула их на пол.
......................................................................................
Очнувшись, Анмай понял, что ничего особенного не произошло, - просто "Укавэйра" вышла из своей Вселенной и теперь двигались в обычном Туннеле Дополнительности. Экраны словно протаяли, и по ним неслись мириады цветных искр. Они собирались в голубоватые облака и стремительно скользили сверху вниз. У Айэта вырвался радостный вскрик, тут же дополнившись другим, полным боли. Юноша согнулся пополам, держась за грудь.
– Ничего серьезного, - сказал он подошедшему Анмаю.
– Просто мне надо немного полежать...
Когда они добрались до жилых комнат, Айэт с благодарностью отпустил руку Вэру и слабо улыбнулся.
– Я хочу побыть один. И... что бы ни происходило с тобой, - не поддавайся этому, ладно?
Анмай кивнул и не сводил с него глаз, пока за юношей не закрылась дверь. Потом его глаза невольно вернулись к стене-экрану. Из невидимой точки на него устремлялись мириады крохотных острых звезд... искр... целые плывущие облака и рои их. Путешествие вверх продолжалось. Не будет ли оно продолжаться вечность?
......................................................................................
Ещё много позже.
Вновь на "Товии" царила абсолютная тишина. В мертвой глубине давно отключенных экранов мерцали рои крохотных серовато-бледных вспышек, складываясь в призрачный, текучий световой узор. Безмолвная Хьютай сидела над неподвижным телом Вэру. Анмай был жив, его грудь ровно вздымалась, но он спал... спал уже двое суток, и так крепко, что ей никак не удавалось его разбудить.
В последнее время на него всё чаще находили приступы этого Длинного Сна, - он погружался в него внезапно, на несколько суток, а проснувшись ничего не помнил. А может, и помнил, - но не желал говорить.
Иногда он шевелился и начинал бормотать. Хьютай вслушивалась очень внимательно, но ей ни разу не удалось разобрать слов. Было очень страшно сидеть вот так, в неверном, мерцающем свете, и слушать, как любимый медленно говорит что-то на совершенно непонятном языке, и лицо у него в эти минуты было совсем чужое. Порой ей казалось, что перед ней на силовой подушке лежит какое-то абсолютно незнакомое существо...