Вселенная на ладони
Шрифт:
И буквально через минуту на экране появилась летающая тарелка, плоская и круглая, с горящими огнями по всему периметру кромки борта, тарелка неслась сверху вниз наискось. Оба, тараща глаза, были ни живы, ни мёртвы. Сделав крутой вираж, тарелка рванула ещё быстрее и исчезла из виду.
– Вот так номер...
– сказал профессор и сел на стул.
– Не понимаю, как так.
– Ура-а!
– кричал восторженно доцент.
– Ура-а!
– и обнимал профессора.
– Я вас бесконечно уважаю, ура-а!
В дверь просунулось красное ядрёное лицо охранника.
– Что за шум?
– сказал
– А, это вы, Пётр Игнатьевич. А то иду, слышу - шум. Мало ли что... выходной. Ну, извините тогда.
Лицо убралось.
– Стой, тёзка!
– кликнул профессор.
– Чего?
– закраснело опять в двери ядрёное лицо.
– Подожди, сейчас...
– Профессор достал из шкафа бутылку коньяка, подошёл к двери и протянул охраннику.
– Дома обмоешь наше открытие.
Просунулась большая рука и обхватила горлышко бутылки крепким обручем толстых пальцев.
– Коньяк, - уважительно сказал охранник, разглядывая этикетку на бутылке, - дорогой. Обмою, спасибо.
Ядрёное лицо и рука с бутылкой скрылись за дверью.
Сидели в ожидании, не отрывая глаз от экрана. Уж час прошёл, но летательные аппараты больше не появлялись.
Доцент с горячностью говорил:
– Я и предполагал, вы об этом знаете, высказывал гипотезу, а теперь это блестяще подтвердилось, что существуют иные миры, которые можно увидеть только в самый мощный микроскоп, да и то не всегда. И вполне возможно, наша Вселенная, для нас - непостижимая уму своей громадностью, но в тоже время она относительно каких-нибудь других разумных существ в космосе - всего лишь размером с горошинку.
– Вы, Геннадий Вадимович, мечтатель. Но если это так, как вы обрисовали, - профессор улыбнулся, - то будем надеется, что мы в надёжных, добрых руках серьёзных ребят. И они нас не пронзят для взятия проб или ради любопытства иглою длинной в сто миллионов световых лет, и звёзды на нас апокалиптично не упадут с неба.
– Более того, - сказал Геннадий Вадимович, - я полагаю, существуют вселенные, которые могут быть величиною не больше атома. И живут там цивилизованные народы, даже не догадываясь о существовании нашего мира, и, по-видимому, ещё долго не будут знать о нас, как и мы о них. Но... - Геннадий Вадимович пальцами левой руки почесал вдруг зачесавшуюся ладонь левой, и неожиданно перескочил на другую тему: - У вас её заберут.
– Простите, что заберут?
– Бусинку, вселенную... Мы могли бы с вами... у вас в руках целая вселенная с высокоразвитыми цивилизациями, до которых нашей цивилизации, по всей вероятности, расти и расти не одно столетие. Осознаёте ли вы это? И возможно, она бесконечна. С бусинку размером - а бесконечна её глубина, всё вглубь и вглубь, поймите этот парадокс. А у вас её заберут. Налетит вороньё от науки и политики - и заберут нашу вселенную. Она ведь в какой-то мере стала уже и моей. Сунут вам, как собаке кость, заткнут рот премией. Но как это всё ничтожно по сравнению с тем, что эта микровселенная таит в себе.
– Вот вы о чём...
– Вы понимаете, какие перспективы впереди, какие великие тайны могут открыться перед нами? О! Вы бы знали какой меня обуревает восторг при мысли о предстоящих гениальных открытиях. Даже, возможно, там, в этом микромире вселенной-бусинке,
Простодушно улыбаясь, профессор сказал:
– Вот как... Геннадий Вадимович вы мне сейчас почему-то напомнили "Трудно быть богом" Стругацких. Читали? А я увлекался в молодости фантастикой. Ведь действительно - трудно быть богом.
– Оставим фантастику для фантастов. Вы понимаете, в какие невероятные дали мы сможем двинуть человеческую цивилизацию, не дожидаясь будущих тысячелетий.
– Каким таким образом, скажите пожалуйста?
– О, будьте покойны. Я все эти годы время зря не терял, не сидел сложа руки. У меня есть несколько планов, разработанных до самых мелочей.
– Ну хорошо, допустим, вообразим самое невообразимое, что перед нами не хитроумная вещица, а действительно, как вы называете: микровселенная. Допустим, просветим её приборами, прослушаем, просмотрим. Но это страшно мало. Туда не отправишь зонды, спутники, космические корабли для исследования. У нас их попросту нет. Ещё не разработаны технологии для изучения подобных микромиров. Как мы сможем установить контакт с их цивилизациями - вы себе представляете? Только даже проникнуть через её защитную оболочку, не навредив ей самой, думаю будет непосильной задачей.
Взгляд профессора упал на телефон, и он сразу вспомнил о жене: "Странно, почему не звонила ему?
– Похлопал себя карманам.
– Так и есть, свой забыл дома. А этот что?". Подошёл - телефон стоял на "беззвучке", и шёл вызов: на экранчике светился номер его домашнего телефона. Зоя Леонидовна, как видно, звонила и звонила безостановочно всё это время. Пётр Игнатьевич взял трубку.
– Значит, вы не согласны быть на моей стороне, - сказал Геннадий Вадимович, - а жаль. Я долгие годы...
Пётр Игнатьевич нарочито громко сказал:
– Зоя.
Геннадий Вадимович состроил на лице понимающее выражение и, вежливо кивая, замолк.
Трубки сердито ответила:
– До тебя, как всегда, не дозвонишься.
– Выключен был звук, - оправдывался профессор.
Она не слушала объяснений мужа и сердито говорила:
– Выходной летит насмарку. Нас ждут, раз десять мне уже Коля и внуки звонили.
– Извини. Я тут не один. Я сейчас приеду.
– И отключил телефон.
Геннадий Вадимович, отойдя к окну, радостно думал: "Вот этот - случай, который я ждал долгие годы, настал. Такой случай может выпасть только раз в тысячу лет, а то и в миллион. Мне повезло! И я его не упущу".
– Ну что ж...
– сказал он себе и взлохматил голову, - наука требует жертв.
– Извините пожалуйста, время.
– Пётр Игнатьевич, положив бусинку всё в ту же коробочку из под скрепок, убрал её в карман.
– Мои заждались. У внука сегодня день рождения.
Протянул свою мягкую руку Геннадию Вадимовичу, прощаясь. Тот ответил крепким пожатием.
Они вышли из лаборатории.
На улице ещё раз попрощались и разошлись к своим автомобилям.
Профессор уже выехал со стоянки и видел, что Геннадий Вадимович всё ещё стоял возле своего авто у передней двери и поглаживал бородку, вероятно быв в крепкой задумчивости.