Вселенский заговор. Вечное свидание (сборник)
Шрифт:
Маргарита Николаевна вынесла из дома поднос, уставленный стаканами в советских подстаканниках и какими-то сладостями в хрустальных плошках. Плошки тоже брызгались во все стороны разноцветными солнечными каплями. Установив поднос на стол, она уселась в плетёное кресло, закинула ногу на ногу, запахнула полу сарафана и закурила – очень красиво.
– Итак? – спросила она, затянувшись.
Маруся окончательно струхнула.
Гриша подул самовару в дно, морщась и отворачиваясь от дыма, распрямился и стал по одной кидать в самоварное горло шишки.
– Итак, первым делом я хочу вас спросить, Маргарита
Вот тут она удивилась. Так удивилась, что ткнула сигаретой мимо пепельницы.
– В каком… смысле? – спросила насторожённо.
– В самом прямом. Ходите в горы? Штурмуете восьмитысячники?
Она почему-то быстро взглянула в сторону дома, потушила наконец сигарету и уставилась на Гришу.
– Позвольте, что вы имеете… Никакой я не альпинист, с чего вы взяли!
– Тогда, может, ваш супруг увлекался, Басалаев Юрий Фёдорович?
Теперь они обе, и Маргарита, и Маруся, смотрели на безмятежного Гришу во все глаза.
– Что за глупости?! Послушайте, как вас там, при всём уважении к профессору Астрову…
– Григорий, можно Гриша, – перебил её Марусин друг детства. – Гриша даже лучше!
Он ещё кинул в самовар пару разлапистых шишек, понюхал свою ладонь и отошёл к гамаку.
– Вот это, – громко сказал он оттуда, – двойной булинь с контролькой. Ваш гамак растянут вполне профессионально, ураган не снесёт. Цветочки вон… в вёдрах – серьёзная обвязка, австрийский проводник. Кто обвязывал?.. Какой-то скалолаз?
Маргарита смотрела на него оценивающе и как будто немного тревожно:
– Я не понимаю, о чём речь…
– Зато я понимаю, Марго, – раздался чей-то голос.
Маруся подпрыгнула в плетёном кресле и оглянулась.
От крыльца подходил высокий мужик в кое-как застёгнутой клетчатой рубахе и полотняных штанах. Вид у него был не очень дружелюбный.
– Скалолаз – это я. Узлы вязал тоже я. Вам что нужно-то?..
– Поговорить, Михаил Николаевич, – почти весело сказал Гриша. – Просто поговорить. Моя фамилия Яхонтов. Зовут Григорий.
– А моя фамилия Воскресенский. И по всем деловым вопросам я разговариваю на работе. Приезжайте на Ленинский в понедельник, там и поговорим.
Маруся тихо и быстро вздохнула.
Так это он и есть?.. Злой гений Басалаева?.. Академик, укравший важнейшее научное открытие? Отвергнутый любовник, которому Маргарита предпочла другого?..
Воскресенский был совершенно не похож на академика, какими Маруся их себе представляла. На первый взгляд он был похож на дачника, которого малознакомые люди оторвали от работы и теперь заставляют идти на собрание дачного кооператива и подписывать там петицию о необходимости газоснабжения посёлка, то есть заниматься чем-то абсолютно бессмысленным.
– Давайте всё же здесь попробуем поговорить, – предложил Гриша и прищурил глаза за очками – разозлился. Маруся знала эту его привычку – щуриться от злости! – Всё же человек погиб…
– Умер, а не погиб, – перебил Воскресенский. – Вам-то что за дело до этого человека?
– Он погиб почти у меня на глазах, – сказал Гриша и поправился, оглянувшись на Марусю, – у нас то есть. Его обнаружила… вон, Марина.
Воскресенский вздохнул, взял за плечо Маргариту, которая опять закурила, отпустил и сел в кресло. Самовар-«эгоист» бодро дымил
– А вы… Григорий… тоже скалолаз, если узлы замечаете?..
– Я тоже физик.
– Даже так, – произнёс Воскресенский с иронией.
– Про узлы я узнал от профессора Астрова. Он сказал, что вы ходите в горы.
– Реже, чем хотелось бы.
– Он сказал, что вы… дружите с женой Басалаева. – При слове «дружите» академик фыркнул, а Маргарита улыбнулась, сверкнуло её кольцо-передатчик. – Когда я увидел все эти обвязки, решил, что, может, как раз вы их и делали.
– Как раз я и делал. И что с того?
– Отчего умер Юрий Фёдорович? – спросил Гриша и посмотрел сначала на Маргариту, а потом на Воскресенского.
– От инсульта, – сказала Маргарита негромко. – У него всегда было высокое давление. Но он никогда не принимал никаких лекарств. И вот… случилось то, что случилось.
– Почему он думал, что вы украли его открытие?
– Я не знаю, почему сумасшедшие думают то или другое, – отрезал Воскресенский.
– Он не был сумасшедшим…
– Был, – перебил его академик. – Я не знаю, был ли он ненормален в медицинском смысле, но в человеческом – совершенно точно не в себе. И открытия никакого не было! Ну, если вы физик, должны понимать! Чёрт возьми, какое может быть открытие! Просто скопление небесных тел, впрочем, в небесной механике я не очень разбираюсь, но там и разбираться нечего! И какое ваше дело, Григорий?! Вы что? Частный детектив?!
– Послушайте, – начал Гриша, стараясь быть убедительным, – история такая. Я прихожу с девушкой в планетарий. Мы любим иногда по выходным ходить туда. Там нам показывают фильм. В фильме предсказывается гибель цивилизации и скорый конец света. В зале присутствует Басалаев. Начинается скандал. Он обвиняет академика Воскресенского в том, что тот украл его открытие. Ну, то есть вы украли!.. Я пытаюсь как-то остановить скандал, мне это удаётся, но не сразу. Басалаев всё это время твердит, что вы во всём виноваты. Вы воспользовались доверчивостью Юрия, вы смонтировали фильм, вы его показали, и вся слава теперь ваша. Басалаев при этом почти плачет, суёт всем какую-то фотографию, кричит и негодует. Проделав всё это, он умирает в коридоре второго этажа возле туалета. – Тут Гриша передохнул немного. Воскресенский и Маргарита слушали его внимательно и серьёзно. – Мы начинаем разбираться во всей этой путанице, и выясняется, что вы некогда собирались жениться вот на… Маргарите Николаевне, но Басалаев вас опередил. Что вы оба учились у профессора Астрова, но вы остались в науке, а Басалаев занялся поиском инопланетных цивилизаций, и вроде бы даже небезуспешно.
Воскресенский фыркнул и покрутил головой. У него было загорелое лицо и очень короткие светлые волосы. От этих светлых волос он выглядел моложе, чем был на самом деле. И вообще Марусе покойный Юрий Фёдорович казался очень пожилым человеком, а эти двое, скорее молодые и гораздо ближе по возрасту к ним с Гришей.
Пожалуй, понятно, почему профессорская внучка Агриппина всю дорогу называла академика Мишаней и говорила: он «наш человек».
Непонятно, что именно в академике могло быть «нашим», но так казалось.