Всем смертям назло
Шрифт:
– Погодите.
– Да?
– Я вижу, что вы – человек с принципами. Я тоже. Так давайте…
– Это скучно, барон, – ласково сказал Гурьев, вставляя горлышко шприца в отверстие венозного катетера и осторожно поддавливая поршень. – Не бойтесь, это не больно. Ну, вот. Теперь подождём минут пять – и, как говорится, помолясь.
Тело Ротшильда опять напряглось и с неимоверной силой задёргалось – правда, амплитуда была очень мала. Всё-таки надёжно зафиксирован, подумал Гурьев. Надо же, какая воля к жизни у нашей
– Ты убьёшь его, и тебе придётся выйти, – спокойно сказал Гурьев. – Это займёт около трёх суток, но я подожду. За это время сюда не зайдёт ни один человек, в которого ты сможешь войти. А потом я убью тебя. Подумай хорошенько. Мозгов у тебя нет, но чем-то же ты пользуешься для обработки информации. Но ты поразительно, просто неимоверно туп. Это меня очень смешит.
– Ооотпуссссстиииииииии…
Гурьев решил проверить идею с именами, которую «прокручивал» с того момента, как обеспокоенный священник закричал на него:
– Назови моё имя.
– Яааааааа… нннееееее… могууухххх…
– Может, хватит? – скучающе спросил Гурьев. – Надоело, ей-богу. Назови моё имя.
– Ардзаа… Меннняааа… Ардзаа.
– Моё имя. Моё.
– Я… не… могу… – слова выходили из гортани лежащего человека с трудом, как будто тот, кто выталкивал их, стремительно терял силу.
– Боишься, – кивнул Гурьев. – Назови моё имя. Моё имя. Я хочу слышать, как ты произносишь его. Говори. Моё имя. Моё – имя!
– Нннеееееееттт…
– Моё имя.
– Ззззааа… Зззааааа… Нннеееееетттт…
– Тогда убирайся.
Близнецы на миг усилили вибрацию, но тут же притихли – вибрация не пропала, но стала значительно слабее. Вот так, подумал Гурьев. Вот так. Ротшильд открыл глаза и посмотрел на Гурьева мутным взглядом:
– Где… Где я?
– Дубль два, – улыбнулся Гурьев. – Весь вечер на манеже – одни и те же. Ваш квартирант почему-то говорит по-английски. Интересно, а по-русски он может? Вы знаете русский, Виктор?
– Н-нет…
– А как же вы общаетесь с вашими друзьями из Коминтерна?
– Немецкий… Английский…
– Ну, транслируйте ему: я хочу в следующий раз услышать какой-нибудь другой язык, а то английский за последнее время мне неимоверно надоел. Кстати, а этот господин, который вас завербовал, – Арнольд Дейч, он же Стефан Ланг, – на чём он вас развёл, Виктор? На любви барона и миллионера к несчастным оборванцам? Что он мог предложить вам в обмен на ваше сотрудничество? Да ещё такое активное – не просто позволить симпатизировать и оплачивать фокусы, а даже – вербовать неофитов. Что же? Должность председателя Всемирного банка Коминтерна?
– Я не знаю, о ком – и о чём – вы говорите.
– А вот мистер Дейч знал. Знаете, Виктор, вы оба – и этот вечный, вроде меня, скиталец, сын словацкого учителя, и вы – сумели, в общем, меня удивить. Единственное, чего
– А этот – как вы его назвали? – этот господин – он вам ничего не рассказал?
– Нет. Он продемонстрировал такое стремление воспарить к мировой революции, что пришлось его слегка… гм… заземлить. А то ведь буйные кембриджские идеалисты просто переключились бы с вашего канала связи на его. А это весьма не душеполезно. Весьма.
До Дейча-Ланга Гурьев пока не добрался, но Ротшильду не следовало об этом знать. Тем более, это скоро произойдёт, подумал он. Мои псы войны голодны, им нужно научиться охотиться. И – без Дейча охота на кембриджский кружок юных «сицилистов» могла не состояться, а этого допускать было ни в коем случае нельзя. Ни упускать этих золотых мальчиков, ни сдавать их секретной службе Гурьев вовсе не собирался.
– Вы… вы сумасшедший психопат, – Ротшильд задрал подбородок и закрыл глаза.
– А я думал, вы больше не станете ругаться, – Гурьев вздохнул. – Боже ты мой, я потратил больше часа, и до сих пор не узнал больше того, что уже знаю. Это мне не нравится. Вы слышите, барон? Не нравится.
– Я не… Этот орёл… Я не знал.
– А что – если бы знали, повели себя иначе?! С чего вы взяли, что меня интересуют ваши извинения?! Я не исповедник, чтобы вы передо мной каялись. Мне нужны ответы на вопросы, только и всего. Кольцо у вас? Где оно? Зачем оно вам?
– Не могли бы вы задавать ваши вопросы помедленнее? Я не могу сосредоточиться. О каком кольце идёт речь? У меня много колец, как вы понимаете.
– Понимаю. И вы понимаете, о каком именно кольце речь. Я слушаю.
– Какое отношение вы имеете к нему?
– Нет, ну это просто уже становится по-настоящему весело, – приподнял плечи Гурьев. – Неясно, кто кого допрашивает. Кольцо у вас, Виктор?
– Оно бесполезно. Оно ничего не значит. Вы не сможете им воспользоваться.
– Ф-фу, – Гурьев поджал губы. – Виктор, отвечайте на вопрос. Мне всё равно, что вы думаете. Или что думает этот зверёк у вас внутри.
– Кольцо в Москве. То, что вы ищете, не здесь. Возвращайтесь туда.
– Я ищу кольцо, Виктор, – терпеливо, как ребёнку, повторил Гурьев. – Вы врёте и тянете время. Я ищу кольцо. Я не собираюсь его никак использовать, кроме как по его прямому назначению – как венчальное кольцо. Где оно?
– Каким?!? – на лице у Ротшильда изобразилась такая бездна удивления, что Гурьев испытал почти непреодолимый соблазн поверить ему. – Каким, вы сказали?! Венчальным?!
– Венчальным, обручальным. Какая вам разница?