Всем стоять на Занзибаре

Браннер Джон

– Спроси у лингвиста… как там его зовут? Того, которого ты с собой привез.

– Дерек Квимби.

– Ага. Спроси у него, можно ли сказать «выйти из себя» на шинка. Невозможно. Можно только употребить слово, которое означает «безумный».

– Но…

– Поверь мне на слово. – Осторожно пробираясь между рытвин, Гидеон вошел в некрутой поворот. – Я сам шинка знаю довольно плохо, но кое-как объясняюсь. Факты таковы: можно сказать «раздосадован» или даже «раздражен», но оба слова в языке шинка происходят от корня со значением «кредитор». Тот, на кого ты рассердился, должен перед тобой извиниться точно так же, как задолжавший должен отдать тебе деньги или корову. Можно сказать «помешавшийся» и поставить перед ним один-два смягчающих эпитета – или от корня со значением «забавный» или от корня со значением «слезы». В последнем случае вы говорите о человеке, который окончательно выжил из ума, а следовательно, болен, и за ним следует ухаживать и убирать. В первом случае вы предлагаете собеседнику посмеяться над кем-то, кто не в себе, но рано или поздно придет в себя.

– Они воспринимают гнев как безумие в буквальном смысле?

– Они не считают

его достаточно важным, чтобы иметь отдельное слово для его обозначения, вот и все.

– Но должны же люди время от времени выходить из себя!

– Конечно, выходят. Я видел, как даже Зэд выходил из себя. Но не на кого-то. Это случилось в тот день, когда врачи объявили ему, что он должен уйти в отставку, иначе умрет. Надо сказать, ему это чертовски помогло – впрямь катарсис. Здесь люди просто не теряют голову и не творят того, о чем могут потом пожалеть. Я в Бенинии уже больше двух лет, но ни разу не видел, чтобы кто-то из родителей ударил ребенка. Я ни разу не видел, чтобы один ребенок ударил другого. Подставил подножку – да. Выпрыгнул из-за угла, изображая леопарда, – да. Знаешь, что говорили в старые времена про шинка в племени мандиго? Норман задумчиво кивнул.

– Будто они колдуны, способные украсть у воина сердце.

– Вот именно. А делают они это, уклоняясь от страстей. Не знаю, как им это удается, но против документальных свидетельств не пойдешь. Тысяча или более лет на одном месте, и никому не мешают. И, как я говорил в тот день, когда ты прилетел, они поглотили иммигрантов голайни, иноко и кпала… Хочешь скажу кое-что, во что ты никогда по-настоящему не поверишь?

– Ты уже сказал.

– Я серьезно. Мне об этом напомнило выкладывание трупа и обмазывание ему лица белой краской. Первого христианского миссионера, который сюда попал, звали Доминго Рей. Знаешь, что неподалеку от Порт-Мейя у испанцев была торговая фактория, этакий форпост перед Фернандо По? На том месте теперь памятная табличка, съезди посмотри на нее, если у тебя будет время.

Так вот, этот монах поступил однажды совсем не по-христиански: прожив тут семь лет, потерял рассудок и утопился. Он был убежден, что попал в ловушку Сатаны. Он выучил шинка настолько, чтобы проповедовать туземцам на их языке, и начал с притч и ключевых моментов Евангелия, но, к его смятению, туземцы ему отвечали: нет, ты все перепутал, это был не чужак издалека по имени Иисус, а наш местный по имени Беги. Ты слышал про Беги?

– Кажется, нет, – помолчав, ответил Норман.

– Любой инструктаж по Бенинии, в котором опущен Беги, гроша ломаного не стоит, – проворчал Гидеон. – Наверное, его следует называть фольклорным или культурным героем, этакий Джек-с-Фонарем или, может, Ананси, о котором ходят легенды в Вест-Индии. Имя Беги, по-видимому, означает «рожденный зимой», и, говорят, он всегда носил при себе тупое копье и дырявый щит – чтобы смотреть в дыры. Как и следовало ожидать, истории про Беги бенинцам больше по вкусу, чем про Иисуса.

Хочешь я расскажу тебе ту, которая предположительно свела с ума бедного монаха?

– Конечно. Валяй.

Гидеон осторожно вел машину по особо разбитому участку дороги.

– Ну, в сказке сказывается, что он дожил до весьма преклонных лет и большой славы, потому что выставлял глупцами колдунов, одолел морское чудище и даже заткнул за пояс духа своего деда, поэтому все приходили к нему со своими проблемами. И однажды главный голайни, эмир… Кстати, шинка превратили название этого титула в «Омее», что по чистой случайности означает «несварение желудка», – они любят ехидные каламбуры. Так вот, эмиру надоело, что шинка то и дело обставляют своих господ и хозяев. Голайни, к примеру, ввели громадные налоги, и люди пошли жаловаться Беги, а тот сказал: так погоните ваших коров в загоны к быкам голайни и отдавайте им в качестве налога их собственных телят. Вот уж они посмеялись. Кстати, согласно легенде, он сказал: «Отдайте эмиру эмирово!»

– «Кесарю кесарево»? – пробормотал Норман.

– В точку. В конце концов эмир послал дознаться, кто играет с ним такие подлые шутки, и Беги сознался, был схвачен, и эмир привязал его – в традиционном духе – к муравейнику. Когда старый отец Беги, верховный вождь племени, пришел навестить сына в его последние часы, Беги сказал, чтобы шинка не винили в его смерти голайни, потому что они слишком глупы, чтобы понять смысл того, что он им говорит.

– «Отец, прости им, ибо они не ведают, что творят»?

– Из-за твоего баптистского воспитания тебе можно и не разжевывать, да? Наверное, будь монах Рей чуть гибче, он бы додумался, что, возможно, в Бенинию могли попасть кое-какие христианские легенды, как история о Будде якобы дошла до Рима и в результате он был канонизирован под именем святого Иософата – слышал про такое? Но, думаю, в те времена культурный климат был против него.

Так вот. Коротко говоря, Беги уже воплотил представления шинка о совершенном человеке: терпимом, здравомыслящем, остроумном и так далее. И лишь когда одному просвещенному миссионеру пришло в голову сказать, что Беги был пророком, посланным специально к шинка, христианство тут хоть сколько-нибудь продвинулось. Но сейчас тебе скажут, что у Беги здравого смысла было больше, чем у Иисуса, потому что свое учение он принес тем людям, которые его поняли, а Иисус переоценил себя и проповедовал таким, как англичане, которые все равно не смогли его понять, иначе вели бы себя иначе.

Повисла тишина, которую нарушало только гудение мотора и время от времени жалобы подвески. Наконец Норман сказал:

– Я уже говорил, что никогда раньше не видел покойников. Не знаю, как я мог это сказать. – Он с огромным трудом сглотнул, само горло его, казалось, сжалось, лишь бы не пропустить признание, которое он собирался сделать. – Потому что… Ну, всего несколько дней назад я убил человека.

– Что? Кого?

– Божью дщерь. Она собиралась порубить топором Салманассар. Уже успела оттяпать руку одному нашему технику.

Гидеон задумался.

– У

шинка есть одна пословица, – сказал он наконец.

– Какая?

– Жить тебе еще многие годы, делай то, чем гордился бы, вспоминая в старости.

ПРОСЛЕЖИВАЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ (20)

КАК ПЕРЕЕХАЛО СТАРУЮ ДАМУ

Решение поставить дом в план на снос и застройкуБыло принято с соблюдением всех формальностей на совещанииДемократически избранных представителей народа,Ни один из которых внутрь не зашел – лишь недолго постояли на порогеВо время избирательной кампании перед прошлыми выборами,И тогда они почувствовали запах и поняли, что им онНе нравится.Младший чиновник департамента здравоохраненияСказал, мол, немыслимо, чтобы дети и старикиЖили сегодня в таком викторианском убожестве.Он говорил про газовые конфорки, упоминал про расшатанныеИ про полные заноз деревянные половицы,Про намертво забитые окна, туалеты без герметических крышек.Членов комитета передернуло, и они согласились на снос.Извещения послали главам шестидесяти семи семей —По перечню на основе избирательных списков.Была установлена дата переселения в новостройки.Возражения могли вноситься в согласии с законом.Если число возражений превысило бы тридцать три процента,Министр по делам жилищного строительства назначил бы публичное слушание.В списки забыли включить одну женщину по имени Грейс Роули.В соответствии с инструкциями избирательный компьютер,На протяжении трех лет ни разу не регистрировавший ее бюллетень,Пометил ее как «непроживающую», предположительно переехавшую или умершую.Однако на всякий случай он послал извещение и ей.До назначенной даты ответ зафиксирован не был.Случилось это утром ее семьдесят седьмого дня рождения.Она проснулась от шума, какого никогда в жизни не слышала.Под грохот оползней и рычание моторов.Когда, перепуганная, она встала и натянула свой сальный капотНа нестиранное белье, в котором всегда спала,У себя в гостиной она увидела двух незнакомых мужчин.С годами ее гостиная заполнилась сувенирами прожитых лет:Туфли, бывшие в моде, когда она была хорошенькой девушкой,Подарок мужчины, за которого, часто о том жалея, она не вышла замуж,Первое издание книги, которая после разошлась миллионным тиражом,Треснувшая гитара, под которую она когда-то пела о любви,Пластинка Пиаф, купленная в ту пору, когда певица была в зените славы.Мужской голос сказал: «Господи, Чарли, это же стоит целое состояние».Обернутая вокруг безделушки газета сообщила емуПро победный успех первой высадки на Луну.Голос сказал: «Господи, Чарли, ты когда-нибудь видел такой хлам?»Повсюду – мелькающие на телеканалах имена: Дилан, Брассенс, Олдис,Хаксли, Раушенберг, Бетховен, Форстер, Майлер, Палестрина…Как ил, рекой времени нанесенный тинистыми слоями,Из слякотного наследия поколений ушедшей модыСкладывался контакт мисс Роули с ее миром.И однажды… от напряжения… от старости… контакт оборвался.Подняв головы и внезапно увидев, что на них смотрит хозяйка,Двое молодых мужчин подумали: «О Боже.О Господи Боже».Властью демократически избранного комитетаГрейс Роули увезли и поместили в Дом.Властью демократически избранного комитетаЕе имущество, помимо одежды, продали с аукциона,И состоятельные антиквары купили кое-чтоИ продали с огромной прибылью в частные коллекции или даже в музеи.Когда потом возник вопрос об излишних издержках на содержание,Совет по размещению престарелых гражданРазъяснил, что имущество мисс Роули, будучи продано,С лихвой возместило затраты на ее размещение,Потому что она прожила всего один месяц, и к тому же,Отдав труп в медицинское училище, сэкономили на похоронах.

РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (28)

СО ДНА НА САМЫЙ ВЕРХ

Кто-то принес шприц для подкожных инъекций и ввел дозу через корку крови, засохшей на запястье Дональда, преждевременно пожелав ему доброй ночи. Когда он очнулся, была настоящая ночь: к окнам комнаты, в которой он лежал, льнула тьма, такая черная, словно неведомое колдовство превратило стекло в эбонитовое зеркало. Его порезанные руки были перевязаны, синяки покрыты слоем мази, чтобы унять тупую боль. Из-под тусклой световой панели на стене на него смотрела крохотного роста девушка в белом комбинезоне медсестры и стерильной маске.