Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 1
Шрифт:
Такие вот дела государственной важности.
Дальше больше. В конце второго века многострадальные римляне получили подарок судьбы в виде сразу двух правителей: Каракаллы и Геты, сыновей Септимия Севера, который намеревался укрепить власть, следуя принципу: «Одна голова — хорошо, а две — лучше». Власть вследствие этого эксперимента никак не укрепилась, скорее напротив, лишь подтвердив другой принцип, вполне применимый к двоевластию: «Одна голова — хорошо, а две — некрасиво».
КСТАТИ:
«На высочайшем положении
Сенека
Ну, что тут поделаешь… Власть во все времена более или менее терпеливо выслушивала мнения интеллектуалов, но в подавляющем большинстве случаев откровенно игнорировала эти мнения, потому что боялась всего непонятного. Боялась, боится и будет бояться, потому что воля к власти — это не просто стремление, это диагноз. Зачем власть Сенеке или, скажем, Шопенгауэру? Они и без того самодостаточны. А вот те, другие… чем им еще гордиться, кроме невесть откуда свалившегося на них права казнить и миловать?
Бюст Каракаллы. Неаполитанский музей
А те двое, Каракалла и Гета, начав совместное правление с того, что поделили пополам императорский дворец и оборудовали каждый себе по отдельному входу, выставив каждый свою личную стражу. Затем начались переговоры о разделе империи, которые перешли в споры, а споры закончились тем, что Каракалла убил своего брата на глазах у матери.
Далее Каракалла начал методически убивать всех, кого он подозревал в симпатиях по отношению к убиенному Гете. Были убиты все его слуги, наложницы, даже музыканты, которые играли на его пирах. Потом этого показалось мало, и Рим захлестнула (в который раз!) волна террора, причем террора слепого, нерассуждающего, террора, в котором убийство перестает быть средством, превратившись в цель или — еще того хуже — в навязчивую идею.
По Риму в разных направлениях ежедневно катились вереницы подвод, доверху нагруженных трупами…
При этом император заметно повысил жалованье военным, а так как это потребовало дополнительных расходов, он не нашел ничего лучшего, чем дать приказ в серебряные монеты добавлять медь (до 80% веса!), что, конечно же, обесценило деньги. Какие же они все болваны, ну, почти поголовно…
8 апреля 317 года Каракалла был убит Макрином, начальником его личной охраны.
Этот Макрин взял в соправители своего сына Диадумена. Их правление продолжалось очень недолго, но создало очень опасный прецедент: любая «горилла» может, оказывается, при благоприятном стечении обстоятельств стать императором.
АРГУМЕНТЫ:
«Совершенной и целомудренной христианке следует не только не стремиться к привлекательности, но прямо ненавидеть ее. Знайте, что вы губите брата своего, когда, представляя глазам его свою красоту, порождаете в нем похотливые желания. В душе он уже совершил то, чего пожелал, и вы становитесь для него мечом убивающим. Хотя прямой вины тут на вас нет, ненависть вам за это обеспечена…» Мы будем украшаться, чтобы губить другого? А
Римским престолом безраздельно распоряжались легионеры. Они по своему усмотрению возводили на этот престол любого, кто обещал побольше заплатить за это своеобразное удовольствие. Императоры сменялись почти ежегодно, а иногда и через 1—2 месяца. Иногда возникало сразу несколько императоров, ожесточенно воевавших друг с другом.
Вследствие этого империя слабела и разрушалась с невероятной быстротой. К середине III века от Рима отпали Галлия, Испания, Египет, почти все провинции в Азии и на Нижнем Дунае.
Надежд на спасение империи оставалось все меньше и меньше. В таких случаях уповают на некую твердую руку, которая все расставит по своим местам, и тогда возвратится утраченная гармония, а с нею мир и благодать. Ну, надо же на что-то уповать, когда весь организм уже поражен гангреной…
Такой обнадеживающе твердой рукой обладал военачальник Диокл, сын вольноотпущенника, далматинец, в юности занимавшийся пастушеством. Осенью 284 года он стал Диоклетианом (243 — между 313 и 316 гг.), императором Рима..
Это был энергичный и жестокий человек, обладающий мужицким умом, скорее хитростью, но не отягощенный излишним в подобных случаях образованием.
Попав «из грязи в князи», он немедленно облачился в шелка и обвесился драгоценностями, а затем завел особый церемониал поклонения своей особе, весьма напоминающий персидский: перед ним положено было падать на колени и целовать край одежды. И делать подношения царского уровня, не иначе.
А империю продолжало лихорадить, причем все сильнее и сильнее. Устав от бесконечного тушения военных пожаров на границах, Диоклетиан назначает соправителя. Им стал полководец Максимиан. Они поделили империю пополам, причем наиболее богатую восточную ее часть Диоклетиан оставил себе, а западную отдал своему коллеге.
Через несколько лет раздвоившаяся власть снова размножилась делением, превратившись в тетрархию, т.е. власть четырех. При этом Диоклетиан и Максимиан были высшими правителями, августами, а другие двое — как бы рангом ниже, и назывались они, в отличие от августов, цезарями.
Но и этот квартет не в состоянии был исправить создавшееся положение. Он подавлял восстания на окраинах, он проводил запоздалые реформы, он рубил головы спекулянтам прямо на рынках, но если есть дефицит товаров, то спекуляция все равно будет жить, хоть руби головы, хоть не руби. На излете брежневской поры наблюдалось то же самое, как говорится, один к одному…
А последним значительным мероприятием Диоклетиана был комплекс мер по борьбе с христианством. Это были меры достаточно эффективные, но запоздалые. Христианство уже успело пустить глубокие корни, оно распространилось в городах империи и даже в армии. Что говорить, если жена и дочь Диоклетиана были убежденными христианками?
А христиане оказывали сопротивление культу двух августов, почитанию древних богов, то есть основам государственного устройства, ни больше, ни меньше. Кроме того, Диоклетиан усматривал в церковной организации структуру, параллельную государственной, а вот этого уже допускать нельзя было ни в коем случае.