Всемирная история в 6 томах. Том 1. Древний мир
Шрифт:
Наибольшую известность приобрел третий царь Маурийской династии, которого буддийская традиция называет Ашокой. Его правление до сих пор считается в Индии «золотым веком» истории. Сведений об этом царе неизмеримо больше, нежели о любом другом правителе эпохи Маурьев. Интересно, все же, то, что столь яркая фигура присутствует лишь в памятниках местной традиции. Античным источникам внук Чанрагупты был неизвестен вовсе. По крайней мере, ни одного упоминания его имени в греческих текстах нет.
В распоряжении историков имеется две группы источников, освещающих правление Ашоки: тексты буддийской традиции и памятники эпиграфики. Первая группа памятников хронологически относится к гораздо более позднему времени. Один из любимых героев буддийской традиции, Ашока чаще всего предстает в двух ипостасях, последовательно
Совершенно иначе выглядит материал, предоставляемый эпиграфическими памятниками (так называемыми эдиктами, или надписями Ашоки), которые, определенно, являются источниками, для Индии уникальными и в силу своего количества, и исходя из особенностей содержания. Практически все сведения, имеющиеся сегодня у историков о государстве Маурьев, почерпнуты из надписей Ашоки, или, как он сам себя называет в надписях, царя Пиядаси (санскр. Приядарши).
Прежде всего, эти тексты синхронны времени правления Ашоки и, что для Индии большая редкость, твердо датируемы. Установить хронологию их создания позволяет и то, что каждая из них имеют четкую внутреннюю датировку — указание на количество лет, прошедших со времени помазания царя Пиядаси; и упоминания эллинистических правителей, царствования которых, очевидно, были синхронными правлению самого Ашоки. По сравнению с эпиграфикой позднейшего времени надписи царя Пиядаси гораздо более развернуты и представлены в огромном количестве копий. Составленные на разных языках и диалектах Индии, они предоставляют бесценный этнографический материал, позволяющий реконструировать этнолингвистическую ситуацию в Индии конца I тысячелетия до н. э.
«Львиная капитель» колонны Ашоки. Сарнатх. Середина III в. до н. э.
Наконец (и с этого, пожалуй, следовало начать), составлявшиеся в царской канцелярии в Паталипутре надписи — это первые эпиграфические памятники Индии, и даже более того — первые письменные памятники (если не считать коротких надписей на хараппских печатях). Вопрос о происхождении индийской письменности крайне интересен и окончательного ответа, похоже, до сих пор не имеет. Однако есть все основания полагать, что письмо брахми, которым записана большая часть текстов (т. е. всех, кроме тех, которые были обнаружены в северо-западных областях державы), имеет местное, искусственное и довольно позднее происхождение. Вряд ли оно появилось существенно ранее самих эдиктов. «Брахми» является письмом слоговым; и визуально, и типологически значительная часть современных индийских алфавитов восходит именно к нему.
Кроме «брахми» в северо-западных областях державы использовалось письмо «кхароштхи», происходившее от арамейского алфавита, а также само арамейское письмо и греческий алфавит (для записи арамейских и греческих переводов текстов). Никаких прямых или косвенных данных, подтверждающих существование системы письма и тем более письменной культуры в Индии до правления Ашоки в настоящее время не выявлено (если опять же не брать в расчет эпоху Хараппы).
С надписями Ашоки связано и появление в Индии I тысячелетия до н. э. изобразительной традиции, утраченной после гибели Индских городов. Многие из надписей сопровождаются скульптурными изображениями существ и символов, знаковых для буддийского учения — льва, слона, быка, колеса, лотоса и т. д. Стилистика изображений отчетливо говорит о греко-персидском влиянии, под воздействием которого происходило становление индийской скульптуры.
Наконец, очевидно, в правление царя Пиядаси в Индии, многие века не знавшей традиций храмового строительства, появляются первые архитектурные памятники культового назначения. По крайней мере, вероятно, при Ашоке была заложена одна из самых знаменитых и древних
Надписи Ашоки составляют несколько серий, различающихся по времени создания и общему содержанию. Выделяются так называемые большие наскальные эдикты, малые наскальные эдикты, колонные эдикы, специальные эдикты, а также надписи, составленные по особым случаям (как, например, дарение пещер общине адживиков). Формой и стилем они, вероятно, представляли собой своеобразную ритмизованную прозу. Это, а также ряд пассажей в самих текстах, указывают на то, что надписи были предназначены для публичной декламации под звуки барабанов перед подданными великого государя.
Все надписи хронологически связаны с комплексами царских ритуалов — начиная с помазания на царство и заканчивая проводившимися с ведийской эпохи регулярными церемониями, направленными на обновление царства и омоложение царя. Но в то же время, сами тексты номинируются как своего рода нравственные наставления, приобщение к которым — это более действенный эквивалент совершения обрядовых действий. Древние ритуалы, таким образом, утрачивают свою значимость по сравнению с самой царской проповедью, изложенной в надписях Пиядаси (Ашоки).
Стержневым понятием этой проповеди оказывается дхарма, слово, которое в греческих надписях переводится как «благочестие». Однако, очевидно, что последним значением толкование его не может исчерпываться. В сущности, в дхарме Ашоки сливаются воедино и традиционные воззрения, типичные для индийской культуры, и элементы буддийской этики, и еще шире, ряд положений, отражающих общие тенденции в религиозных учениях эллинистического Востока. Сам царь именует эти принципы «древним правилом», подчеркивая тем самым, что ничего нового в положениях, содержащихся в надписях, нет. В сущности, дхарма — это ряд моральных требований, имеющих религиозное основание. Среди таковых — неубиение живых существ, послушание по отношению к старшим, почитание брахманов и прочих «святых людей», совершение дарений и тому подобное. Соблюдение этих простых принципов, согласно словам Пиядаси, делает доступным небесное блаженство не организаторам крупных ритуалов (представление, характерное для ведийской эпохи), но любому человеку, независимо от его социального статуса и имущественного положения. Царь же, проповедующий перед людьми, вместо того чтобы играть веками полагавшуюся ему роль доблестного воина-кшатрия, приобретает особое нравственное значение — роль духовного наставника.
Идея заботы о благе каждого конкретного человека — элемент этических учений эллинистической эпохи вообще, отличающий их от основных принципов более древних вероучений, ориентированных не на духовное благополучие индивида, а на благоденствие целого коллектива — племени, общины, царства и т. д. Таким образом, идеи, на которых строятся надписи Ашоки, с одной стороны, аккумулируют в себе ряд представлений, типичных для индийской традиции, с другой — находятся в полном соответствии с «веяниями времени».
Благодаря надписям Ашоки в общих чертах воссоздается облик первого в истории Индии крупного и относительно целостного государства. Прежде всего, места их обнаружения в большей или меньшей степени рисуют перед нами его территориальные рубежи (если допускать, что надписи размещались лишь в пределах государства). Важнейшее политическое значение имела Магадха. Не случайно в тексте эдиктов Ашока именует себя царем именно этой области. Остальные территории на разных правах и с разной степенью зависимости от центра существовали более или менее самостоятельно. Раз в несколько лет (в зависимости от величины, удаленности и значимости провинции — раз в три года или в пять лет) из центра в те или иные области государства направлялись чиновники, чей задачей являлось инспектирование дел на местах. Судя по текстам эдиктов, контроль центра над периферией был весьма условный. Не похоже, чтобы в этом государстве существовала четкая система налогообложения, единство мер и весов, подобие общегосударственного языка, тем более единая монетная система. Наблюдается и исключительная пестрота в административном делении и организации местного управления. Более того, очевидно, что с относительно развитыми областями чередовались земли, населенные полудикими народами, представлявшие собой своего рода внутреннюю племенную периферию.