Всемирная история: в 6 томах. Том 5: Мир в XIX веке

Коллектив авторов

Исполнительная власть полностью принадлежала царю, а законодательная лишь частично распределилась между Государственным советом (верхней палатой) и Государственной думой (нижней палатой). Государственный совет наполовину состоял из назначаемых лиц, наполовину из выборных от дворянства, духовенства, земских собраний, академии и университетов, торговли и промышленности, Царства Польского, а также неземских губерний. Выборы в Государственную думу должны были проходить раз в пять лет (в действительности только одна Дума из четырех проработала весь положенный срок) на основе сложной избирательной системы. В столицах и крупных городах выборы были прямые, в остальных регионах — двух- и трехступенчатые. Избиратели делились на курии (разряды) землевладельческую, городскую, крестьянскую и рабочую. Выборы по первым двум куриям предполагали высокий имущественный ценз. Избирательных прав были лишены люди моложе 24 лет, женщины, военнослужащие, батраки, лица, находящиеся под следствием или имеющие судимость, бродячие инородцы и некоторые другие категории.

Торжественное

открытие Государственной думы и Государственного совета. 1906 г.

Выборы в I Государственную думу прошли в марте 1906 г. при бойкотировании их революционными партиями. Почти весь оппозиционный электорат достался кадетам, одержавшим убедительную победу и получившим 179 мест из 478. И хотя это давало им всего 37,4 % мандатов и абсолютного большинства не получалось, I Дума по своей политической окраске стала кадетской. Председателем был избран один из лидеров кадетской партии С.А. Муромцев, кадеты заняли все ключевые места в руководстве Думой и превратили ее в арену борьбы с правительством. Отчасти в этом было виновато само правительство, не подготовившее для Думы пакета законопроектов, нуждающихся в обсуждении. Единственно, что было предложено на рассмотрение депутатов, — это выделение «40 029 руб. 49 коп. на постройку пальмовой оранжереи и сооружение клинической прачечной при Юрьевском университете».

Кадеты, пользуясь своим весом в Думе, пытались навязать правительству программу выхода из кризиса. Они требовали амнистии для политических заключенных, отчуждения помещичьих земель и создания министерства, ответственного перед Думой. Правительство отказалось даже обсуждать эти вопросы. В ответ Дума из законодательного органа превратилась в обличающий. Надежды правительства на лояльное крестьянское большинство также не оправдались. Власти рассчитывали встретить в Думе представителей патриархального народа, пусть неграмотного, но зато сохраняющего веру в царя и служащего опорой престолу. А вместо этого приехали «полуинтеллигентные» депутаты, распропагандированные в деревнях революционерами, к тому же отличающиеся дурными нравами и производящие отталкивающее впечатление. Пока думская интеллигенция дебатировала с правительством, оттачивая свое ораторское мастерство, крестьянские депутаты пьянствовали по столичным кабакам, дебоширили, устраивали уличные беспорядки, наводняли Думу народными ходоками, такими же, как и они сами. Одним словом, Дума представляла сколок с русской жизни революционной поры. Вот как характеризовал ее товарищ министра внутренних дел С.Е. Крыжановский: «Достаточно было пообглядеться среди пестрой толпы “депутатов”, (…) чтобы проникнуться ужасом при виде того, что представляло собою первое Русское представительное собрание. Это было собрание дикарей. Казалось, что Русская Земля послала в Петербург все, что было в ней дикого, полного зависти и злобы. Если исходить из мысли, что эти люди действительно представляли собою народ и его “сокровенные чаяния”, то надо было признать, что Россия, еще по крайней мере сто лет, могла держаться только силою внешнего принуждения, а не внутреннего сцепления, и единственный спасительный для нее режим был бы просвещенный абсолютизм. Попытка опереть государственный порядок на “воле народа” была явно обречена на провал, ибо сознание государственности, а тем более единой государственности, совершенно стушевывалось в этой массе под социальной враждой и классовыми вожделениями, а вернее и совершенно отсутствовало. Надежда на интеллигенцию и ее культурное влияние тоже теряла почву. Интеллигенция в Думе была сравнительно малочисленна и явно пасовала пред кипучей энергией черной массы. Она верила в силу хороших слов, отстаивала идеалы, массам совершенно чуждые и ненужные, и была способной служить лишь трамплином для революции, но не созидающей силой».

I Дума проработала всего 72 дня (с 27 апреля по 8 июля). Она оказалась под обстрелом сразу с двух сторон. С одной стороны, черносотенцы, не попавшие в Думу, требовали от царя поскорее ее разогнать, с другой — социал-демократы на рабочих митингах клеймили кадетскую Думу за трусость и соглашательство с правительством. Самым опасным врагом Думы стал Петр Аркадьевич Столыпин (1862–1911) — бывший Саратовский губернатор, назначенный в день открытия Думы на пост министра внутренних дел. Свою главную задачу новый министр видел в борьбе с революцией и под этим предлогом решил расправиться с Думой. «Главная позиция, захваченная революцией, — писал Столыпин в газете “Новое время” от 1 июля 1906 г., — это Гос. Дума. С ее неприкосновенных стен, как с высокой крепости, раздаются воистину бесстыжие призывы к разгрому собственности, к разгрому государства и день ото дня наглее, день ото дня разнузданнее, чаще и чаще поднимаются голоса, угрожающие самой Верховной власти». Столыпин, безусловно, знал, как царю приятно читать и слышать подобные высказывания. Ко всему, что склонялось в сторону разгона Думы, Николай II был предельно внимателен. Поэтому министру не стоило большого труда убедить его подписать манифест о ее роспуске. Поводом послужила упомянутая выше программа отчуждения помещичьих земель, не одобренная правительством.

Поскольку кадетская часть Думы и сочувствующие ей депутаты смотрели на себя не как на связанных законом представителей законодательной ветви власти, а как на политических борцов с самодержавием, то, отказавшись подчиняться законному с формальной точки зрения решению царя, они отправились в Выборг и обратились к нации с призывом к гражданскому неповиновению.

Однако призыв «выборжцев» не был услышан народом и был проигнорирован полицией. Единственное, чего они добились, — это лишение прав избираться в следующую Думу.

В 1906 г. революция пошла на спад. Широкие народные выступления с массовыми беспорядками сменились индивидуальным террором, принявшим невиданный до той поры размах. За 1906–1907 гт. террористами было убито около 4500 должностных и примерно столько же частных лиц. Террор явно утрачивал политический облик и становился все менее разборчивым. В обществе нарастали усталость и апатия и тем не менее все еще продолжали звучать голоса, одобряющие террористов как выразителей народного сопротивления правительственному деспотизму.

Усмирять страну было поручено П.А. Столыпину, занимавшему одновременно посты председателя Совета министров и министра внутренних дел. Разработанная им программа широко декларировала права и свободы граждан: свободу вероисповедания, гражданское равноправие, неприкосновенность личности, улучшение крестьянского землевладения. Однако все эти блага гражданского общества отодвигались на неопределенный срок, а в качестве самой ближайшей перспективы Россия получала военно-полевые суды. В губерниях, объявленных на военном положении или на положении «чрезвычайной охраны», создавались особые офицерские суды для скорой расправы над лицами, чья преступная деятельность, как казалось, была налицо и не требовала доказательств. Военно-полевые суды должны были рассматривать дела в течение 48 часов и приводить приговор в исполнение в течение 24 часов. Смертные приговоры выносились без каких бы то ни было юридических процедур и не подлежали обжалованию. За 8 месяцев существования военно-полевых судов, по неполным данным, было казнено не менее 1102 человек.

Не дожидаясь пока успокоится деревня, Столыпин приступил к аграрной реформе. В основе ее лежала мысль об упразднении крестьянской общины. Из крестьянской массы предстояло создать гражданское общество, выделить из ее среды класс собственников-землевладельцев, стремящихся не к захвату чужих имений, а к улучшению собственного хозяйства. Задача была не из легких, но Столыпин со свойственным реформаторам оптимизмом считал, что ему хватит двадцати лет. Формирование гражданского самосознания крестьян премьер начал с уравнения их в правах с другими сословиями. Указом 5 октября 1906 г. крестьяне освобождались от телесных наказаний, получали право свободного передвижения и выбора места жительства. Вскоре, 9 ноября, последовал новый указ, предоставивший крестьянам право свободного выхода из общины с земельным наделом. Теперь крестьянин мог по собственному усмотрению либо остаться полноправным хозяином на принадлежащей ему земле, либо продать ее и уехать в город. По замыслу Столыпина, делавшего ставку, по его собственным словам, «не на убогих и пьяных, а на крепких и сильных», деревня подвергалась естественному отбору. Слабые крестьянские хозяйства, не выдержав конкуренцию, должны были расчистить дорогу крепким хозяйственникам, применяющим передовые способы земледелия. В результате вместо множества мелких и неэффективных крестьянских хозяйств должны были образоваться крупные земельные владения западного типа. Аграрная реформа влекла за собой целый спектр различных преобразований. Для повышения грамотности и общекультурного уровня крестьян вводилось всеобщее начальное образование. Для включения новых хозяев в местное самоуправление предлагалось проводить местные выборы по имущественному, а не сословному принципу, и основной единицей земского самоуправления сделать волость, а не уезд, как это было принято с эпохи Великих реформ.

Аграрные идеи Столыпина во многом базировались на объективном процессе разрушения общины. Но сам этот процесс значительно опережал изменения в психологии крестьян, предпочитавших фактическое владение землей ее юридическому закреплению за собой. Решение своих проблем они видели в увеличении земельного надела, а не в реструктуризации собственности на землю. Поэтому требования отчуждения помещичьих земель, выдвигаемые левыми партиями, были большинству крестьян понятнее, чем форсированное разрушение общины. Статистика утверждает, что за период 1906–1916 гг. только 22 % (2,5 млн) крестьян покинули общины и что этим крестьянам принадлежало всего 14,5 % пахотной земли (в среднем по три десятины на человека). Иными словами, только беднейшее крестьянство воспользовалось столыпинской реформой, в то время как рассчитана она была в первую очередь на состоятельных землевладельцев. Многомиллионное крестьянство встретило аграрную реформу Столыпина внешне спокойно, но недоброжелательно. На новоиспеченных хозяев-единоличников деревня смотрела как на врагов, и нередко их хозяйства становились жертвой огня или разрушений со стороны соседей-общинников. Бывали случаи, когда крестьяне, подавшие прошения о выходе из общины, забирали их обратно под давлением своих собратьев. Столыпинская аграрная реформа не принесла желаемых результатов. Класс крепких фермеров, о котором мечтал премьер, так и не появился. Россия продолжала оставаться страной беднейшего крестьянства, общинных земель и рутинного способа сельхозпроизводства.

Понимая, что данный закон не сможет пройти II Думу, которая по-прежнему будет крестьянской и по-прежнему будет требовать отчуждения земли, Столыпин решил несколько подкорректировать народную волю на новых выборах. Правительство пока еще не решилось на изменение избирательного закона, но выступило с «разъяснением» избирательных прав граждан. В ходе таких «разъяснений» было сокращено количество левых выборщиков, партиям левее Союза 17 октября было отказано в легализации, т. е. они лишились права печатать свои избирательные бюллетени, что, впрочем, не помешало им написать нужное количество бюллетеней от руки.