Всемирная история в анекдотах
Шрифт:
Живет он, допустим, у себя, на своей родине, и вдруг спохватывается: что-то он другой родине должен. И тогда он собирает своих воинов-интернационалистов и вводит их как ни в чем не бывало в другую страну. Астрологи утверждают, что обычно это происходило в год Обезьяны. Или накануне года Обезьяны. Возможно, в память о том, что в год Обезьяны 1380-й мы прогнали со своей земли татаро-монгольских интернационалистов. А в год Обезьяны 1812-й — французских интернационалистов. А в год Обезьяны 1944-й — немецких интернационалистов.
Оно очень древнее — чувство долга перед чужой родиной. Но и современное при этом. Сейчас,
Но некоторые уже приходят к мысли: лучше нам, как в песне поется, быть пред родиной вечно в долгу, чем вот так выполнять свой долг перед родиной.
Те, что учили нас молчать
Картины грустного былого на свет являются из тьмы.
Мы требуем свободы слова! — жестикулировали мы.
И нас поставили на место. Но не безмолвствовал народ.
Мы требуем свободы жеста! — кривил он мимикою рот.
И эту силу, эту страстность уже никто сдержать не мог.
И нам провозгласили гласность и разрешили сделать вздох.
И вихрь неслыханных созвучий понесся устно и в печать…
И говорить нас нынче учат те, что учили нас молчать.
19 апреля 1986 года
Сто пятьдесят лет первой постановки «Ревизора».
Начинается его постановка в масштабах страны, причем в совершенно новой редакции.
Городничие станут ревизорами. Почтмейстеры станут ревизорами. Все великие взяточники станут великими ревизорами, а Хлестаковым отведут место в парламенте, пускай поговорят, пока ревизоры грабят награбленное и гробят все остальное.
Первый результат — уже через неделю, 26 апреля. Чернобыль.
Нонсенсус
Он гордился тем, что он советский человек, сначала тем, что он октябренок, юный ленинец, потом тем, что он пионер, потом тем, что он комсомолец, помощник партии, борец за дело партии, потом гордился тем, что он член партии, потом тем, что вышел из партии, что не имеет никакого отношения к партии, что он человек беспартийный, не советский, антисоветский, еще бы немного денег, и он гордился бы, что он капиталист, но денег пока нет — и неизвестно, будут ли, и все равно он гордится, хотя есть определенные трудности для гордости, быть антисоветским человеком и не иметь ни копья — это нонсенс, нонсенсус, как принято говорить сейчас, но и не иметь гордости советскому человеку, хотя и бывшему, но все же советскому человеку, — это тоже нонсенсус, потому что гордость — это единственное его достояние, а иметь достояния и при этом не иметь ни копья, это, согласитесь, самый большой нонсенсус.
Вхождение в рынок
У входа в рынок человек чувствует себя, как спортсмен, освобожденный от всех дорыночных правил и ограничений. Баскетболисты смело вступают в борьбу с велосипедистами, самбисты с волейболистами, а прыгуны в воду могут в любой момент выпрыгнуть из воды и пройтись по бревну, перешагивая через голову, свою или чужую.
Рыночные отношения. Главное прикинуть, где больший призовой фонд, а уже потом, исходя из этого, определяться по виду спорта.
Самый большой призовой
Тяжелоатлеты, разметав по пути легкоатлетов, вышли на игровое пространство баскетболистов и стали забрасывать их в корзины одного за другим, но точности в бросках у них не было. Баскетболисты все время ложились рядом с корзиной и при этом очень страдали, что не могут в корзину попасть. Попасть в корзину — дело чести каждого баскетболиста.
Каратисты между тем орудуют на футбольном поле. Футболисты тоже неплохо работают ногами, но в силу профессиональной привычки стараются бить по мячу, каратисты же бьют непосредственно по футболистам. Рыночные отношения диктуют правила борьбы.
К шахматному столику пробиваются самбист и каратист. Шахматисты их не видят и даже не слышат, хотя они лупят друг друга весьма оглушительно. А тут еще прыгун с шестом начинает их доставать с дальнего расстояния, и приходится одновременно драться и увертываться, драться и увертываться…
Но, как видно, шахматисты думают быстрей, чем они дерутся и увертываются. И шахматисты побеждают, отвоевывают свой призовой фонд, подтверждая уже в который раз, что при цивилизованных рыночных отношениях нужно как можно больше работать головой и как можно меньше — руками и ногами.
Сытый, друг голодного
У нас все товарищи, только сытый голодному не товарищ. Хотя держится товарищем и даже любит рассказывать, как он сам был когда-то голодным.
Трудные были времени. Стоял в очереди на квартиру, на машину и просто за продуктами. И на зарплату тоже, потому что ее повышали в порядке очереди: сначала министрам, партийным секретарям… А он работал библиотекарем.
Голодные слушают, раскрыв рты. Смотрите: был человек голодным, а стал сытым. Значит, и мы можем так!
— У вас «мерседес» или «тойота»? — спрашивают. — И гараж во дворе? А бассейн с подогревом или без подогрева?
Сытая жизнь интересней голодной. Во-первых, кушать не хочется. А во-вторых, есть о чем рассказать.
А кого заинтересует голодная жизнь? Пусть голодный попробует о себе рассказать, кто его станет слушать?
Слушать надо, пока мы голодные. Вот когда надо ловить момент. А станем сытыми, тут уже не будем слушать. Будем только кушать.
Отдых на великую работу
Наш человек привык на работе отдыхать, но ведь и платят ему как за отдых, а не как за работу. Те, которые не видят разницы между работой и отдыхом, должны запомнить одно отличие: работа может быть на себя и не на себя, а отдых — только на себя. Нельзя отдыхать на кого-то другого.
Хотя, если вдуматься, человек отдыхает не только на себя. Какой-нибудь невежда и хам может отдыхать на все развитие цивилизации. Разве мы мало отдыхали на построение коммунизма в нашей стране? Если б мы хоть пальцем о палец ударили для этого строительства, мы бы сразу увидели, что палец с пальцем не сходится, а значит, коммунизм построить невозможно. Но мы отдыхали на эту работу, а работали на такое, о чем даже не хочется сейчас вспоминать.