Всемирная история. Том 3. Новая история
Шрифт:
Таким образом, хоть на время водворился непрочный мир, но тем опаснее, тем подозрительнее должны были казаться события, развернувшиеся тогда на горячей почве Богемии.
Император Матвей был хилого здоровья и бездетен. У его братьев – Максимилиана Тирольского и Альбрехта, штатгальтера Испанских Нидерландов – тоже не было потомства.
Партия иезуитов лелеяла мечту приблизить к императору эрцгерцога Фердинанда Штирийского, самого ревностного католика, довольно уважаемого и весьма достойного человека, как некогда приблизили к Рудольфу II его же брата Матвея. Эрцгерцоги единодушно просили за него императора, и тот согласился его усыновить. Вслед за тем его должны были признать преемником императора в Богемии, а так как он дал чехам
Распри, к которым стремились иезуиты, не замедлили возникнуть. Вопреки «Грамоте Величества», аббат в Браунау приказал закрыть одну протестантскую церковь, построенную на его территории. Архиепископ пражский, также счел себя вправе последовать его примеру и распорядился разрушить церковь в Клостерграбе. Утраквистские власти возмутились. Во главе их стал энергичный, горячий человек, некий граф Матвей Турн. Произошел обмен письмами резкого содержания, и, наконец, 21 мая 1618 года все сословия были созваны в Прагу для того, чтобы выслушать гневные слова императора, которые им должны были передать представители правительства: штатгальтеры, семь католических и трое протестантских владык, на которых пал выбор самого императора Матвея. Это еще более усилило брожение в народе, и 23 мая утраквисты явились со множеством вооруженных людей в замок, где находились четверо из вышеупомянутых штатгальтеров, от которых стали требовать ответа на вопрос – с их ли ведома и одобрения было обнародовано гневное послание императора? Разговор завязался громкий и горячий и кончился тем, что самых ненавистных для народа людей – ренегата Славату и Мартинитца «с их льстецом и писцом Фабрицием» вышвырнули в окно. Как это ни странно, но никто из них не оказался ранен и не получил никаких повреждений. Но даже такой благополучный исход событий не мог остановить разгоревшегося возмущения, которое послужило как бы предвестником ужасного исторического бедствия, известного под названием Тридцатилетней войны.
«Швырянье из окон» в Праге, 1618 г.
Из «Исторической летописи» Готфрида
Незадолго до этого, в 1617 году, было отпраздновано столетие реформации в большинстве протестантских и во всех землях, признававших аугсбургское исповедание. Повсеместно возносились к небесам благодарственные молитвы за то, что уже минуло сто лет, как сияет свет протестантского учения. Особенно поразительным и трогательным представляется нам такое торжество накануне длительной, жестокой, кровавой борьбы – воплощения неутолимой ненависти лютеран и кальвинистов. Но это духовное торжество было тем более отрадно, что оно явилось как бы выразителем значительного нравственного развития Германии, достигшей за последнее время немалого материального благосостояния.
Германский народ стал сознательнее относиться к своей нравственной и материальной жизни, и результатами развития, например, горожан явилось стремление улучшить свой общественный и домашний быт, внешний облик. В городах появились прочные и прекрасные постройки, деревянные водопроводы (желоба для стока воды) и фонтаны. На улицах рассаживались бульвары, соблюдалась чистота и порядок. Постепенно появилось нечто вроде пожарной команды и уличное освещение. Зажиточность немцев проявлялась в их домашней обстановке, нарядах и увеселениях, которые становились все роскошнее и разнообразнее. Например, дворяне устраивали костюмированные катания на санях и на коньках, переодевания на святках, а простой народ – гуляния и стрельбу по мишеням. Стремление к общению привлекало народ в пивные, оно же ускорило появление некоторых полезных заведений. Появились бани и аптеки, состоящие под строгим надзором.
Сельская жизнь также указывала на возросшее благосостояние в деревнях. Земледелие стояло почти на таком же уровне, на каком мы застаем его в начале XIX века. Количество рабочих лошадей, приходившихся на каждое отдельное хозяйство, было даже больше, чем в начале XIX века. У крестьян были даже денежные запасы. Многие деревни были частично укреплены. В протестантских селах повсеместно развивалась грамотность, всюду около церквей были и школы. Такое развитие грамотности обусловливало ранее появление газет и ведомостей. Еще в конце XVI
Но что собственно придавало всему этому доброе и плодотворное значение, так это новые жизненные принципы, более мягкие, душевные, так сказать, более человечные, нежели те, которыми до той поры руководилось бедное, более невежественное человечество. Теперь же, когда росла и крепла вера, основанная на учении Христа, руководимая воззрениями, берущими свое начало из евангельских великих истин, слово Божие звучало повсеместно. Его проповедовали во всех концах обширной Германской империи и широкое распространение его являлось нравственной, а следовательно и самой существенной ее поддержкой. Протестантское учение, как основанное на евангельских истинах, не могло не повлиять благотворно на представителей царской и иной власти, которые и действовали гуманно, но не инстинктивно, как прежде, а вполне сознательно, в силу убеждения, не чуждого и низшим слоям германского населения. В самом деле, не только горожане или ремесленники, но и крестьяне, их жены и дети начали интересоваться богословскими вопросами, принимая активное участие в духовных беседах, а подчас и в спорах.
Как ни благоприятны были условия для воцарения полного мира и благосостояния в Германской империи, однако, чтобы окончательно обеспечить свое существование, новой евангельской Церкви предстояло еще немало борьбы и лишений.
Книга третья. Период Тридцатилетней войны
Прощание солдата в 1600 г. Картина работы Теодора де Бри
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Тридцатилетняя война и Вестфальский мир
Расправа народа с ненавистными ему штатгальтерами (Славатой и Мартиницем) вовсе не была так неожиданна, как может показаться с первого взгляда. Напротив, это был сознательный шаг со стороны партии, которая добилась разрыва с императором и его домом. На другой же день после этого ужасного скандала протестантские представители и власти поспешили образовать самостоятельный «ландтаг» или сейм, составили и обнародовали апологию случившегося, подчинили себе все должностные лица и создали новое управление из тридцати директоров, во главе которых стал весьма даровитый человек, некто Венцель-Вильгельм фон Руппа. Вся страна, за исключением лишь нескольких городов, примкнула к ним. Было решено тотчас же приступить к вербовке новобранцев на случай войны, а поручить выполнение этого решения заклятому врагу Габсбургского дома, графу Турну.
Весть об этих событиях пришла в Пресбург, к королю Фердинанду, в то самое время, когда ему, наконец, удалось, после долгих усилий, констатировать факт своего избрания на царство и провозгласить себя венгерским королем. Император, вместе со своим советчиком Клезелем, намеревался вступить в переговоры с Богемией, тогда как Фердинанд и его приверженцы настаивали на необходимости тотчас же приступить к военным действиям.
Последние решились на отчаянный шаг: они арестовали кардинала Клезеля в июле того же 1618 года и заключили его под стражу в Инсбруке. Теперь уже с двух сторон возникли притязания на габсбургские земли. Венгры объявили себя нейтральными, и высшие сословия Верхней и Нижней Австрии также отказались прийти на помощь императору. С другой стороны – возмутившаяся Богемия, которую открыто поддерживал глава Унии, пфальцграф Фридрих, и тайно – враг Габсбургов, герцог Савойский. Моравия и Силезия, хотя и придерживались пока выжидательной позиции, все же сочувствовали чешскому восстанию.
В августе месяце маленькая имперская армия перешла за границу неприятельских владений, но ничего этим не добилась, так как в это же самое время силезский «княжеский сейм», созванный в Бреславле, высказался в пользу Богемии, а граф Эрнст фон Мансфельд с помощью баварцев взял Пильзень. Поэтому императору в ноябре 1618 года пришлось вернуться обратно. Финансовые возможности сторон были настолько истощены, что наступил невольный, но довольно продолжительный перерыв в военных действиях.