Всемирная история. Том 4. Новейшая история
Шрифт:
Австрия вынуждена была сделать Венгрии большие уступки: у этого зависимого государства появились теперь совершенно самостоятельные, независимые от Австрийской империи, высшие должностные лица и учреждения. Так, например: «собрания комитатов» (Komitatsversarsammlungen); особый государственный канцлер; восстановление венгерского языка, как служебного, для документов и судопроизводства, — все это было крупным шагом вперед к возвращению Венгрии ее прежней самостоятельности. Венгры хорошо сознавали слабость императорского дома и твердо настаивали на своих правах: на Прагматической санкции 1723 года и на законах 1848 года.
Видя неизбежность принятия какого бы то ни было окончательного решения в официальной форме, император созвал сейм в Будапеште, в феврале 1861 года, на котором взяла верх сравнительно умеренно настроенная партия в лице своего
Правительство еще раз попробовало уклониться от окончательной уступки конституции и парламентских прав Венгрии. В декабре 1860 года вместо поляка Голуховского был назначен немец-либерал, бывший министр во Франкфурте, Антон фон Шмерлинг, который предпринял немало усилий по слиянию воедино, посредством «соединенной государственной конституции» (Gesammtstaatsverfassung), все австрийские владения. Это решение и было обнародовано 26 февраля 1861 года. «Палата господ» состояла из представителей высших слоев духовенства и дворян; «Палата депутатов» — из членов сейма; обе вместе составляли так называемый «Государственный Совет». В ограниченном составе его числилось лишь 213 депутатов цислейтанских земель; в неограниченном — к этим 213 депутатам присоединялось еще 9 хорватских, 26 трансильванских и 85 венгерских представителей транслейтанских земель.
Эта февральская конституция встретила сначала более или менее сильное противодействие в различных государствах. О Венеции упоминать не приходится; но оно проявилось и в Тироле, и в Богемии, и в Галиции. В одной местности его двигателем была преданность папизму; в другой — упорный национализм, или же, наконец, федеральные воззрения, при которых Австрия могла казаться лишь коалицией отдельных независимых земель. Как бы то ни было, 1 мая того же 1861 года, заседание «Государственного Совета» было открыто тронной речью императора, в которой он указал на необходимость решения этого весьма злободневного вопроса.
Однако и Венгрия сама находилась в затруднительном положении; так, она, подобно Австрии, состояла из отдельных частей, которые твердо отстаивали свою независимость; словом, относились к ней точно также, как она сама — к Австрии. Хорватский сейм в Аграме постановил: держаться на стороне не венгерского государственного совета (или сейма), а на стороне триединого, Далматско-Хорватско-Словенского королевства; о их мнении ничего, в свою очередь, знать не хотел особый далматский сейм. Сложившаяся ситуация могла привести к кровавой развязке, и венский государственный совет достиг лишь одного мирного результата: сейм в Трансильвании 10 октября 1863 года объявил выборы, на условиях соответствующих положениям февральского патента. 20 числа его выборные (числом 26 человек) заняли место в австрийском государственном совете, который впервые подписал свои финансовые постановления громкой фразой: «с согласия обеих Палат нашего Государственного Совета». Во внешнем проявлении единения и торжественности не было недостатка, а министры и депутаты придерживались исключительно конституционного направления; имелся даже в виду закон об ответственности министров. После закрытия совета было собрание сеймов и парламентское управление снова деятельно принялось за работу, которая закипела во всех концах некогда мирной империи. Но сначала она принесла мало пользы. Вопросы: итальянский, венгерский, польский и богемский все еще оставались неразрешенными, и потому решительное вмешательство императора Франца Иосифа в решение главного из них, — вопрос о единстве и о союзной реформе Германии, вызвало всеобщее удивление.
Выдающийся по своему уму французский деятель Тьер заранее еще предсказал, что объединение Италии неизбежно повлечет за собой и объединение Германии. Он подметил большое сходство между положением Сардинии, крупнейшей части Италии, и Пруссией — в Германии — которого не замечала германская правящая элита. Вопрос о германской конституции оказался тем более настоятельным, что в период кризиса 1859 года резко возросла рознь между Пруcсией и Австрией, которая проявлялась еще в 1849 году. Известие о Виллафранкском
Что касается истории отдельных германских государств, то необходимо заметить, что при Сольферино потерпела поражение не только Австрия, но и германская реакция вообще. Реакция потерпела значительные поражения и в последующие годы потому, что к политическим интересам примешивались теперь и религиозные. В Вюртемберге был заключен с Церковью конкордат, вызвавший в этой исключительно протестантской земле горячие споры и возражения; так что в Нижней палате в мартe 1861 года было наконец решено — чтобы правительство решало вопросы, касавшиеся католической Церкви, на основании постановлений сейма. При всем том у кормила правления при короле Вильгельме стоял, по-прежнему, министр-реакционер фон Линден, выразившийся так (в мае 1862 г.) в своей речи на открытии заседаний палаты: «Твердо решено приступить к переговорам насчет положительных предложений о союзной реформе». Но это могло еще долго продлиться; а между тем народный дух, который был в то же время и либеральным (так как стремление к свободе непременно основано на любви к родине), одержал в Бадене полную победу, благодаря великому герцогу Фридриху, который с полным убеждением (как и эрцгерцог Эрнст Кобургский), превратился в образцового конституционного государя.
Римский конкордат, заключенный в 1859 году, был здесь (как и в Вюртемберге), отвергнут, а упрямство партии ультрамонтанов еще более укрепило правительство в правильности проведения им национальной политики, достойным представителем которой явился граф фон Роггенбах, — человек умный и энергичный. В феврале 1863 года были запрещены игорные дома в Баден-Бадене, что, несомненно, следует считать похвальным поступком со стороны великогерцогского управления. Неудачное и неумелое управление Фридриха Вильгельма Гессенского до некоторой степени было теперь ограничено. Население же строго придерживалось законов 1831 года; а в мае 1860 года курфюрст издал новые.
Однако неоднократные выборы дали в результате лишь несогласие обеих палат, не расходившихся только в одном мнении: придерживаться законов 1831 года. Палаты остальных германских государств поддерживали это мнение, и прусское правительство, которое было верно словам регента, что «весь свет должен узнать, что Пруссия готова повсюду защищать законные права», — также разделяло его. Когда же курфюрст принял прусского посла не с должным почетом, Пруссия мобилизовала два военных корпуса. Тогда Австрия и союзники увидели, что дело становится серьезным, и решили, в силу австро-прусского договора, требовать восстановления законов 1831 года. Таким образом упрямство тирана было сломлено: он распустил свое министерство и восстановил прежнюю конституцию (в 1862 г.). Пришлось, однако, еще раз угрожающей нотой поддержать его в принятии решений в том же направлении, которое теперь поддерживалось и Австрией; а с 1863 года в Касселе уже соблюдался снова законом установленный бюджет.
Было бы излишне подробно рассматривать борьбу противоречий в отдельных германских государствах; скажем только, что повсеместно — в Баварии, Ганновере, Саксонии, Нассау и Гессене — национальной партии противодействовала партия партикуляристов и реакционеров. Иногда прорывалась наружу у последних какая-нибудь глупость или необдуманность, как, например, сообщение ганноверского министра фон Борриса, объявившего в палате, что германские князья могли предвидеть для себя необходимость взаимного внутреннего союза или даже союза с другими державами в виду того, что со стороны Пруссии угрожало сосредоточие власти под видом национального единения. Король, его повелитель, слепой Георг V, видел необходимость и выгоду лишь в том, чтобы примкнуть к той из держав, которая окажется сильнее, чтобы тем самым подкрепить влияние своего дома, — дома Гвельфов, связи которых становились все незначительнее и слабее. А между тем приверженцам прусско-германский идей, — т. е. единственной возможной формы преобразования в германском народном государственном строе, — пришлось пережить тяжелое время. В том государстве, на которое они наиболее надеялись, наступил кризис.