Всемирная история. Том 4. Новейшая история
Шрифт:
С тех пор, как в руках прусского кронпринца оказалось кормило правления, политика Пруссии стала яснее, определеннее и твердо высказалась за крайнее ограничение народных прав союзного собрания во Франкфурте, но в то же время отстаивала тесный Государственный союз, а следовательно и объединение Германии посредством «тесного слияния отдельных государств». Для того, чтобы придать большую силу этой политике, которая при данном положении дел была далеко не безопасна, регент предпринял новую организацию армии.
Опираясь на законы 1813 и 1814 годов, эта мера дала в результате вместо 40 000 — 63 000 человек солдатского набора; продолжила вдвое (т. е. всего до 4 лет) срок двухгодичной службы в резерве, а службу в ополчении (ландвер), напротив, сократила. Тем самым последняя мера представляла собой неоспоримую выгоду: при последующих мобилизациях можно было ограничить предельный призывной возраст лишь 27-ю годами. Из-за вышеупомянутых мер, целесообразность которых доказали на деле военные события следующего десятилетия, завязалась многолетняя борьба, давшая лишь тот определенный результат, что палата разрешила либеральному министерству произвести затраты на «приведение войска к боевой готовности».
2 января 1861 года скончался в Сан-Суси Фридрих Вильгельм IV и на прусский престол вступил Вильгельм I, царствовавший с 1861 по 1888 год.
Король прусский Вильгельм I
Литография работы Зюсснапа с коронационного портрета кисти Винтергальтера
Ему был в то время уже шестьдесят шестой год и хотя в эти годы естественнее было бы думать об отдыхе, король Прусский деятельно принялся за дела управления, главным из которых он считал организацию войска. Его программа по германскому вопросу была весьма проста: «Мои обязанности по отношению к Пруссии совпадают с моими обязанностями к Германии», — говорил он, и первейшей из них являлась в его глазах организация армии. Но партия либералов отказывалась принять эту меру, потому что возможное ограничение военного бремени вошло как бы в догмат либералов. В противоположность так называемой старо-либеральной партии, действия которой казались слишком умеренны и медлительны, на основании программы, установленной в Берлине в июне 1861 года, образовалась новая, более решительная передовая партия. Она выступила прямо против планов короля и военной реформы, в то время как консервативные и реакционные элементы, оправившись от толчка (каким являлось для них их временное поражение), все надежды свои возлагали на столкновение, по недальновидности своей полагая, что эти надежды оправдываются восстановлением их управления и устранением конституции. Когда возобновились заседания палаты, большинство членов палаты допустили грубую ошибку, спровоцировав правительство предпринять неверные действия в финансовом вопросе. Это повлекло за собой роспуск Палаты депутатов и смену министерства, либеральные члены которого — фон Ауэрсвальд, Патов, Шверин и Вернут — вышли в отставку, а консервативные: фон дер Хейд, фон Роон и граф Бернсторф — остались.
Военный министр фон Роон. С фотографии, снятой в 1863 г.
Однако на новых выборах большинство голосов оказалось на стороне передовых; старолиберальная партия проводила разъяснительную работу и, хотя правительство и действовало в духе примирения, большинство все же было против. На правительство не произвели никакого впечатления последствия этих мер в Гессенском курфюршестве и в вопросе о французском торговом договоре, с которым мы ознакомимся ниже. После больших прений, на которых впервые парламентарные средства и способы применялись в важном для государства вопросе, сверхсметные затраты на организацию армии были отвергнуты. Это поставило государство в невозможное положение, потому что новую военную организацию и новоучрежденные полки нельзя было отменить. Палата хотела добиться того, чтобы в пехоте был введен лишь двухгодичный, а не трехгодичный срок службы; но этому положительно противился король, как знаток военного дела, а также и все другие знатоки его. Ошибка была сделана: благодаря ненадежному согласию были созданы учреждения, которых нельзя было уничтожить. Произошло столкновение: министр фон дер Хейд подал в отставку и его заменил реакционер «чистейшей воды» (или так, по крайней мере, казалось) бывший посол при императорском дворе в Париже — Отто фон Бисмарк-Шенгаузен, которого сам король поставил во главе правления.
Министр-президент фон Бисмарк-Шенгаузен.
Литография работы Энгельмаха, 1863 г.
В Германии того времени лишь поверхностно знали этого человека, да и то судили о нем, как, впрочем, обо всем вообще, с точки зрения партийности, т. е. пристрастно, а именно: он составил себе известность в соединенном сейме, в Нижней прусской палате, в Эрфуртском парламенте, где заявил себя ревностным представителем консервативных и старопрусских воззрений, и это наименование утвердилось за ним, как однозначащее с реакционным и антиреволюционным духом убеждений, которые ежедневно можно было встретить на столбцах газеты «Kreuzzeitung». Но о том, что Бисмарк, которому в это время минул 47-й год, успел выделиться своими убеждениями из общей узкой формы воззрений своей партии, что он, благодаря горячей партийной полемике того бурного времени, созрел для высшей государственной деятельности, о том знали или догадывались лишь немногие, за исключением, конечно, близко стоящих к нему людей. Он был высокого древнего рыцарского рода; родился 1 апреля 1815 года и лишь в 1851 году достиг на государственной службе некоторого более высокого положения: он был послан в преобразованный сейм (Bundestag) в качестве представителя; послал же его туда сам его начальник, министр фон Мантейфель, выбор которого оказался весьма удачным. Во-первых, Бисмарк убедился здесь на деле, что значила австрийская дружба, за которую он до сих пор готов был ручаться, и чего Пруссия может ожидать от Австрии и от других смежных государств. «Эти люди готовы бы гвозди всадить нам в голову!» — говорил он. Он уже поборол эти былые предрассудки, когда его послали в Петербург, в апреле 1859 года. Его вмешательство еще более обострило недоверие, которое вызвано было уже одним его именем и вызвало столкновение. Честная умеренность и гений поневоле должны были столкнуться и вскоре (19 сентября 1862 г. он прибыл из Биаррица в Берлин) сессия палат была закрыта, несмотря на то, что три главных фактора государственной власти не пришли в финансовом вопросе к обоюдному соглашению, как того требовала конституция. Правительство и Верхняя палата были единодушны, а последняя к тому же еще и оформила документом свое противозаконное решение. Превышая тем самым свои права, которые допускали принятие или непринятие бюджета в ценности, палата приняла требования правительства; но это решение палата депутатов еще успела отвергнуть и признать недействительным. Между тем правительство смотрело на это дело так, что, если что и не предписано законом в данном случае, ответственность в том должно принимать на себя правительство и «исправить этот пробел в законах», — как говорилось в консервативной печати, последователи которой были бы не прочь и вовсе изгнать все эти законы из пределов Пруссии.
Таким образом военный конфликт обратился в конституционный. Он захватил интересы всей страны и заставил ее пережить страшно тяжелое, безотрадное время, угрожавшее разрушить весь строй народной жизни. Новая сессия в январе 1863 года, еще более ухудшила положение дел: король не принял депутатов от Нижней палаты, а правительство не обращало внимания на их речи. Противоречия их поведения с горячим польским вопросом Бисмарк презрительно не замечал, так как оно было недостаточно доказательно и ему не хотелось углубляться в этот вопрос. Самые умные из членов этой партии, против своей воли, должны были признать, что противника их (короля прусского) нелегко побороть; да и вообще во всей остальной Германии в этом скоро все убедились. Та форма, в которой выразилось его назидание курфюрсту Гессенскому, что «государственные требования в большой стране не имеют ничего общего с деспотическими прихотями незначительного принца» — достаточно доказала населению, что с консервативным правительством в Пруссии нельзя было шутить. Еще раз сессия была распущена без определенного результата: все-таки в финансовых законах соглашения не были достигнуты. Высшей же степени своего разгара достигла эта злополучная борьба приказом от 1 июня 1863 года. Он опирался на статью закона, в которой говорилось, что в случаях настоятельной надобности допускаются правительственные распоряжения, имеющие силу закона, пока не соберутся обе палаты; приказом же 1 июня, по образцу французской системы порядков печати, свобода печати была подвергнута предостережениям и запрещениям. Все это время Пруссия чувствовала себя под гнетом правительства, тем более, что приказ этот шел вразрез с законом. Даже и те немногие друзья, какие были у Пруссии в южногерманских государствах и которые во все времена возлагали на нее непоколебимые
Глава австрийского правительства, Шмерлинг, рассчитывал на то, чтобы воспользоваться положением Пруссии, по-видимому, обессиленной внутренними распрями, для того, чтобы решить германский вопрос в пользу Австрии и таким образом сделать дело, выгодное для ее отношений с Богемией, Польшей, Венгрией и Италией. Стремление Германии к объединению, конечно, было несколько задержано ее неурядицами, но оно не было ни на минуту приостановлено. Сила свободного духа в народе даже еще решительнее стала развиваться: безгранично стало разрастаться число собраний и торжеств, на которые сходились то фехтовальщики и охотники, то юристы и преподаватели, то естествоиспытатели, портные, содержатели гостиниц, аптекари, стекавшиеся в известный, определенный срок со всех концов Германии, то в тот, то в другой город, где и проводили вместе несколько дней подряд. Но и в этом отношении был сделан шаг вперед: основания и правила этих съездов были представлены в сентябре 1862 года депутатам германской палаты, а в октябре 1863 года и представителям германских городов, и с тех пор был установлен день съезда для депутатов и для горожан, как уже были и до того дни юристов или филологов. Хотя конституционный конфликт в Пруссии и не изменил ничего в программе национального ферейна, но он наиболее здесь пострадал. Чувствительные болтуны снова всплыли на поверхность и затмили ясные политические воззрения, которых держалось первоначально собрание. Сначала явилось новое, так называемое, противособрание, соединившееся с великогерманской партией, а затем германское реформенное собрание, которое снова отчасти возвратило этим убеждениям их прежнюю ясность. Враждовавшие партии разделились на малогерманскую и великогерманскую, причем к последней, т. е. к австрийской партии (против Пруссии) примкнули те же элементы, которые еще во Франкфурте замяли вопрос объединения Германии: ультрамонтаны, дворяне из различных земель и демократы.
Однако на почве хозяйственных интересов скорее всего пошло дело объединения и тяжкий кризис миновал благополучно. Торговый договор, после долгих переговоров состоявшийся между прусским правительством и Францией, через посредство и от имени таможенного собрания, 29 марта 1862 года, помешал планам австрийцев, о которых мы говорили выше, и повлек за собой оживленные возражения Австрии. Она была настолько наивна, что, ссылаясь на параграф 19 союзных актов и на связанные с ним обещания, вызвала горячую скорее политическую, нежели хозяйственную оппозицию со стороны средних сословий. Но Пруссия держалась твердо, в то время как «отдельный союз», вызванный Баварией, потерпел поражение, благодаря невозможному хозяйственному положению. После того, как все достаточно нашумелись в обиду Пруссии, каждое государство, одно за другим, поспешило, пока его еще не успели остановить, заключить таможенный союз на основании прусско-германско-французского договора и установило его тариф. 12 октября того же 1862 года Вюртемберг, дольше других споривший и колебавшийся, сложил оружие. Кроме того, на почве торговых интересов, как наиболее доступной для единения людского, явился еще один прекрасный результат: выработанный и составленный комиссией из знатоков торгового дела «Свод германских торговых законов», введенный во всех государствах, принадлежавших к таможенному союзу.
Между тем все что ни предпринималось или имелось в виду предпринять, не двигалось с места. По окончании войны в Италии, Бавария, Вюртемберг, оба Гессена, Нассау и некоторые другие государства, из которых состояла Вюрцбургская конференция, много хлопотали с предложениями насчет союзной реформы. Многие подобные проекты вызваны были страхом перед Пруссией: в октябре 1861 года Ганновер ухватился за инициативу или подобие проекта в виде восстановления союзного флота; а в том же месяце выдвинулся вперед саксонский министр, барон фон Бейст, со своим особенно тонко выработанным званием «делегационного проекта» (Delegiertenprojekt). Этот проект состоял в том, чтобы образовать из делегатов народа так называемое соединенное народное представительство на поддержку союзного сейма. Тогда Германия пользовалась бы также и известной исполнительной властью, которая находилась бы в руках императора австрийского, короля прусского и еще одного — г третьего государя — представителя всех остальных. Но как ни были глубокомысленны все эти или подобные проекты, все они пали перед открытой политикой Пруссии, о которой, в своем ответе на саксонский проект, граф Бернсторф выразился, что она стремится к сохранению союза свободных народных прав и еще более тесного единения на почве свободного согласия его отдельных членов. На этот путь Пруссия постепенно вступила при посредстве «военных конвенций» с некоторыми небольшими государствами, как то: Кобург-Готским, Саксен-Альтенбургским и Вальдекским.
Ясно было, что этот путь был самый правильный и действительный, потому что разом раздались на него протесты со стороны Австрии, Баварии, Вюртемберга, Ганновера, Гессен-Дармштадта и Нассау, выразившиеся в нотах соответствующего содержания в феврале 1862 года. Эти ноты служили возражением на ноту Бернсторфа. Пруссия была (или казалось, по крайней мере) не в состоянии придавать значение положительным воззрениям, выраженным в этой ноте. Воздействие Пруссии на Германию было пока приостановлено и этим удобным случаем решил воспользоваться Франц Иосиф, поспешивший вступить в переговоры с королем прусским, посетив его, с этой целью, лично в Гаштейне. Затем император пригласил главнейших германских государей на конгресс во Франкфурте-на-Майне, 16 августа 1863 года. На этом съезде высочайших особ, заинтересованных в вопросе объединения Германии, император предложил им «акт реформ» довольно запутанного характера; по этому акту в Германии должен был состояться союзный совет (Bundesrat), союзная директория (Bundesdirectorium), собрание государей (Furstenversammlung) — государей независимых и равноправных — которые, однако, подчиняли бы свое мнение известным законам, а отчасти и отдельным корпорациям представителей тридцати пяти германских государств. Предлагалось также учредить союзный суд наряду с обыкновенными судами; для союзной войны считалось необходимым, чтобы потребность в ней признавалась большинством двух третей голосов; то же условие было обязательным для права принимать участие в войне какого-либо из членов Союза, — у которого, кроме того, есть еще и особые владения (отдельные от Союза) — с какой-либо внешней державой. Предложение Австрии, придуманное там каким-то патером Ламорменом, в последнем случае ограничивалось лишь «простым», обыкновенным большинством голосов. В первую минуту особенно внушительное впечатление произвел поступок Франца Иосифа на общественное мнение и настроение в Южной Германии. Его путешествие во Франкфурт было настоящим триумфальным шествием, а высочайший конвент быстро справился со своей задачей и решил принять предложенную императором реформу; а между тем в ней не хватало главного: присутствия и согласия короля прусского. Вильгельм I отклонил не только приглашение императора на съезд, но даже и саму, уже утвержденную, реформу. Еще 22 января 1863 года прусское правительство уже высказалось по поводу делегационного проекта Союза, в том смысле, что настоящим органом для взаимного воздействия германских государств Германии могут быть лишь непосредственные выборы в народные представители. То же самое повторил и Бисмарк 15 сентября 1863 года в своей критике на акт реформы. Ему хотелось, чтобы Пруссия вышла самостоятельно (при этом удобном случае) из противоречий, которые ее обессиливали. Палату депутатов распустили, чтобы дать народу возможность высказаться в том, новом для него положении, в какое его поставили: проект союзной реформы и «сейм государей». Но эта надежда на новые выборы оказалась обманчива. Как ни трудно допустить, что немцы, которым национальное объединение было необходимо, поддались обещаниям, — этой приманке новой реформы, — но факт тот, что она была принята, несмотря на то, что в ней скрывалось совершенно обратное, т. е. разъединение и лишь кажущийся конституционный блеск. А между тем среднее сословие, руководившее выборами, не могло настолько возвыситься умственно, чтобы понять необходимость поддержки своего короля и министра в их союзной реформе, которая всецело соответствовала либеральной программе, — программе народного собрания, и что, кроме того, необходимо решить военный вопрос в его же духе. Ноябрьские выборы опять-таки дали значительное оппозиционное большинство голосов.