Всемирная история. Том 4. Новейшая история
Шрифт:
Пруссия колебалась все лето; с двух сторон напирали на короля. Наполеон, через своего адъютанта Дюрока, действовал гораздо удачнее австрийских и русских посланников; он предлагал Ганновер за союз с Францией, на что соглашался Гарденберг. Но это было противно великодушному образу мыслей короля и нельзя винить его в этом; ему казалось, что, сохраняя нейтралитет, он содействует всеобщему умиротворению, по крайней мере, сам не нарушает мира. Такая политика, руководимая Гаугвицем, вызывала обоюдное неуважение; Гарденберг, напротив, был того мнения, что такая держава, как Пруссия, не смеет оставаться нейтральной при столь обширном горизонте войны. Царь уведомлял о своем намерении провести одну армию через Силезию, и план, который он намечал, исполнили в действительности французы: корпус Бернадота, в начале октября, прошел к театру войны через нейтральную территорию Аншпаха, несмотря на вывешенные всюду предостережения.
Как ни велика была пассивность короля, Наполеон слишком понадеялся в этом отношении на его полное равнодушие к тому, что касалось чести его страны. Он стал склоняться к коалиции. «Я не хочу иметь дела с этим человеком», — было его решение. Супруга его, Луиза, которая верным женским чутьем предугадывала «в этом человеке» низкую натуру и чувствовала к нему отвращение, вместе с племянником короля, принцем Луи Фердинандом,
Прощание Александра I с Фридрихом-Вильгельмом III и Луизой у гроба Фридриха Великого в Гарнизонной церкви, в Потсдаме, в ночь с 3 на 4 ноября 1805 г.
Гравюра работы Мено Гааса, 1806 г., с картины кисти фон Дэлинга
Все эти обстоятельства говорили в пользу того, что нельзя принимать сражения и надо избегать его, тем более, что в близком будущем силы союзников должны были утроиться, отчасти присоединением к ним прусской армии, отчасти же — прибытием подкреплений, поспешно подходивших из России; так советовали «люди опыта и расчета», с Кутузовым во главе. Но близкие к Александру молодые военные были другого мнения. По их настояниям был принят весьма легкомысленный план австрийского генерала Вейратера, и решено было немедленно перейти к решительному наступлению. Притом еще план стали приводить в исполнение так неосторожно, что уже в самом начале французы поняли сущность и Наполеон получил возможность совершенно изменить диспозицию его войск. Чтобы выиграть время и стянуть побольше войск в одно место, Наполеон прислал парламентера предложить небольшую приостановку военных действий, всего на 24 часа. Ему в этой приостановке отказали, а между тем промедлили 3 дня в полном бездействии и дали ему возможность собраться с силами для ожидаемого боя.
2 декабря между Брюном и Ольмюцем произошло знаменитое сражение «трех императоров», названного Аустерлицким, по замку графа Кауница, где с 3 числа находилась главная квартира Наполеона. Союзных войск было около 80 000 против 70 000 французов; Наполеон был полон надежд, когда понял план австрийцев, и приказ того дня сулил его войскам верную победу. «Когда неприятель двинется, чтобы обойти меня справа, то он откроет мне свой фланг», — так оно и случилось. Поле сражения лежит к югу от дороги, ведущей от Брюна к Ольмюцу. Возвышенности Праца были центром австрийско-русских войск; к югу оттуда, в 7 часов утра, началось нападение с левого крыла союзников на правое крыло французов. Битва около селений Тельница и Сокольниц, на неровной местности, продолжалась без особенных успехов для союзников; наконец, Наполеон уловил мгновение, когда русские войска отошли от центра, в подкрепление атаки левого крыла союзного войска, наступавшего против Даву; он выдержал страшный натиск русской пехоты и кавалерии, но пробился в центр союзников, близ Праца. К полудню бой ясно определился: сражение было выиграно, и началось общее отступление. Буксгевден, по недоразумению, не подчинившийся приказанию отступать на левом фланге, поплатился полнейшим поражением и уничтожением своей армии. Только ночь прекратила битву и преследование. Потери были ужасны; часть русских войск и артиллерии при отступлении потонули в озерах, на которых тонкий лед подломился… целая армия погибла — 6000 австрийцев и 21 000 русских — вернее сказать, 30 000 убитых, раненых, пленных; у французов выбыло из строя 7-8000 человек. Несчастье это поразило Австрию, и окончательно отбило у нее охоту продолжать войну. Император Франц отделился от союзников, которым не мог ничем помочь. 4 декабря он отправился к Наполеону, после того, как победитель согласился вступить в переговоры; теперь Франц играл особенно жалкую роль. Разговор императоров происходил у бивуачного огня: «Это единственный дворец, который я занимаю вот уже четырнадцать дней», — сказал ему Наполеон, некогда бывший учеником гасконца Барера. «После того, как я виделся с ним, — сказал Франц провожавшему его князю Лихтенштейну на обратном пути, — я его терпеть не могу». То не было движением мужественного чувства, как покажет вся эта трагедия, до конца.
6 декабря была достигнуто соглашение об остановке военных действий. Русские стройно выступали из австрийских владений, а французы заняли под свой протекторат половину Австрии: эрцгерцогство Австрийское, Штирию, Крайну, Герц, Истрию, Венецию, Тироль, часть Богемии, Моравии, Пресбург в Венгрии; возобновление неприятельских действий при таком положении сделалось невозможным. Переговоры о мире начались тотчас и следствием их был мир в Пресбурге 26 декабря 1805 года, стоивший Австрии, кроме военного налога в 108 миллионов, еще и земельных уступок в количестве 1140 кв. миль, примерно с 3 миллионами жителей. Итальянскому королевству отдали Венецию, Фриуль и Далмацию и признали его самостоятельность. Бавария предъявляла требования на Вюрцбург, в пользу Тосканского габсбургского родства — Тироль с Бриксеном и Триентом, Форальберг, с несколькими южногерманскими графствами и владениями; австрийские владения в Верхней Швабии и в Бадене были отданы Бадену и Вюртембергу; Бресгау, город Констанц, Майнау — первому, а города в придунайском округе Эхинген, Заульгау, Ридлинген и др., графство Гогенберг и т. д. — последнему. Австрия получила потом Зальцбург и Берхтесгаден, в виде вознаграждения, около 120 кв. миль. Бавария, самый дорогой союзник Наполеона, сделала лучшее приобретение: она получила около 400 кв. миль. Седьмая статья признала королевский титул за курфюрстами баварским и вюртембергским, который они и приняли. «Короли баварский, вюртембергский и курфюрст баденский, — так объясняла 14 статья, — правят новыми землями полновластно, и император германский и австрийский, — значилось далее, — ни в каком случае не будет им препятствовать». Император германский, как увидим далее, не мешал ни в чем: ни в дурном, ни в хорошем; но как понимать
В это время в Европе к деспотизму князей восемнадцатого столетия присоединилось революционное право силы. Первое проявилось в супружестве пасынка Наполеона, Евгения Богарнэ, вице-короля Италии, с принцессой Аугустой Амалией из баварского дома, находившегося в большой милости (14 февраля 1806 г.). Еще более красноречиво об этом гласит декрет из Шёнбрунна от 27 декабря 1805 года, направленный против Неаполя, куда высадился англо-русский армейский корпус и был принят дружелюбно. «В Неаполе перестал царствовать дом Бурбонов Анжу», — в резком разговоре сказал о «преступной женщине», королеве Каролине, Наполеон, отвечавший ей такой же открытой ненавистью, какую и она к нему чувствовала. Без предложений предварительных переговоров о чем-либо французские войска под командованием брата короля Иосифа и генерала Массены выступили и двинулись к Неаполю (15 февраля 1806 г.), а королевская семья бежала на свой остров. 31 марта был назначен королем Неаполя и Сицилии Иосиф из дома нового Каролингского государства. Депутация из Голландии прибыла в Париж и просила себе короля из прославившегося дома — третьего брата Людвига, назначение которого королем Голландии состоялось 6 июня; оба они, Иосиф и Людвиг, должны были подчиняться воле брата-тирана. Сестре своей Элизе он весной 1805 года подарил княжество Пиомбино; другая, Полина, получила Гвасталу.
Заслуги фельдмаршалов также были вознаграждены. Иоахим Мюрат, сын владельца гостиницы в Кагоре, в качестве мужа третьей сестры Наполеона, Каролины, возведен в герцоги Клеве и Берга (15 марта); его военному министру Бертье дан титул князя Невшательского (30 марта); маршалу Бернадоту — титул князя Понтекорво, а министру иностранных дел, подпись которого стояла вместе с именем Иоанна, князя Лихтенштейна, под Пресбургским мирным документом, Талейрану, пожалован титул князя и герцога Беневентского. Все они были вассалами великой империи, и 30 марта 1806 года Наполеон издал фамильный статут, по которому все члены королевского дома, даже если они имеют престол, в браках и выборе места жительства и т. п. подчиняются воле главы дома — императору. Иосиф остался великим избирательным князем империи, и у него было в управлении шесть огромных ленных владений государства, которыми император мог вознаграждать за оказанные ему услуги. Он должен был ежегодно вносить миллион дани; если же он или другой из вассальных князей, взыскивал слишком снисходительно, то его бранил за то верховный властелин и грубо напоминал ему его происхождение. То, что он им предоставил, сокращенно, как руководство к их правлению, можно передать несколькими словами: «Мою армию оплачивать хорошо, ибо ей вы обязаны своим существованием».
Герцог Иоахим Мюрат. Портрет кисти Альберта Адама
Необходимо припомнить историю этого страшного десятилетия, составленную немецким историком из собранных им писем Наполеона к Иосифу, для оценки силы и слабости этого владычества. «Ты никогда не удержишься общественным мнением и потому стреляй немилосердно в лаццарони: только страхом можешь ты внушить итальянскому народу полезное уважение к себе». — «Наложи на страну контрибуцию в 30 миллионов — твой способ действий слишком нерешителен, а между тем солдаты и генералы должны жить в достатке; да и 30 миллионов ничто для такой страны, как Неаполь». «Лаской, — так поучал он мягкосердечного брата, в котором заметно было расположение сделать свое управление приятным для своих подданных и найти иную опору, кроме хорошо оплачиваемой армии и невоздержанных генералов, — ласковым обращением не покоряются народы: я наложил на Вену 100 миллионов, и они нашли это разумным». «В твоих прокламациях не слышу властного слова». — «Я с удовольствием узнал о сожжении деревни бунтовщиков». — «Какой любви можешь ты ожидать от народа, покоренного 40–50 тысячами человек».
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Последствия мира. Конец Римского государства и Рейнский союз. Пруссия с 1805 г. Иена, Эйлау, Фридланд. Мир в Тильзите
Напрасно было бы искать во всей переписке Наполеона более глубокой мысли или что-нибудь, что напоминало бы Цезаря, или Александра, или Карла Великого, или даже Фридриха Великого. Все они, каждый согласно своему времени, обладали верой, их величие состояло в том, что они верным взглядом измерили силу настоящего и ценили служение возвышенным идеям. Здесь же, в этой староитальянской природе тирана, не могло быть и речи о таких чувствах. Он назвал бы их идеологией в то самое время, когда эти фразы служили ему для обмана. Его блестящие способности в полной мере проявились полной силой во время этой последней войны; ясность ума была такая, что самые запутанные отношения он понимал при первом же взгляде. Сила воли, совершенно иная, нежели у обыкновенных людей, желающих всегда многого и сразу; воля, направляющая всю свою энергию на один ближайший, ясно определенный предмет, и поддержанная крепкими нервами, которые никакой работой не утомлялись, никакими впечатлениями не потрясались. К нему можно, почти слово в слово, применить описание страшного врага своего народа, Ганнибала, сделанное римским историком Ливнем: «Высшая смелость предпринимать опасные дела», и «высшая мудрость посреди опасностей — это тело, этот дух не могли сломить или утомить никакое напряжение; у него не было назначенного времени для сна или бодрствования; лишнее, что оставалось от дел, могло быть отдано отдыху». Историк описывает его военные доблести, восторг солдат при его появлении, который у обоих мужей доказывался на деле в одинаковой силе, одинаково долго и, можно сказать, в совершенно одинаковых обстоятельствах — в счастье и несчастье; одинаковое обаяние его на своих и на солдат подчиненных народов.
Всегда приковывает к себе внимание, смешанное с удивлением тот человек, который в области обширной умственной деятельности достигает совершенства или подобного тому. Здесь был полководец-совершенство, несравненный кабинетный работник, когда дело шло, с циркулем и картой в руках, о расчете успехов войны; «глазами побивал он врага», а потом, в пылу сражения, во время самого действия битвы, жил как в своей стихии. Ливии продолжает: «Этим высоким добродетелям перевес делали колоссальные пороки (ingentia vitia) — бесчеловечные жестокости, более чем пуническое вероломство. Никакого понятия о правде и о святом чувстве, никакого страха перед божествами, ни клятвы, ни совести нельзя было отыскать», — и несколько иначе, чем у великого карфагенского мужа, бывшего истинным патриотом, у Наполеона, вместо всех этих нравственных качеств, первенствовал страшнейший эгоизм, для которого нет тех законов, какими руководятся обыкновенные люди и по которым их судят.