Всему виной твои глаза
Шрифт:
С силой пнув ногой деревянный забор, я проломила доску. Сделав нужное отверстие, я проникла внутрь двора. Быстрыми шагами обойдя дом, я вышла на другую его сторону и уже хотела открыть старую деревянную калитку, чтобы выйти, как вдруг… Как вдруг почувствовала, что на мое плечо легла чья-то рука! Я вскрикнула и отскочила в сторону.
Передо мной стояла женщина. По ее облику нетрудно было догадаться, что она была цыганкой. Она впилась в меня взглядом своих черных глаз.
– Что ты здесь делаешь, милая? – хрипловатым голосом спросила она.
– Я… –
– Я вижу! – странным голосом перебила меня она. Цыганка широко раскрыла глаза и уставилась на меня. – Я вижу смерть! – крикнула она диким голосом.
Я вздрогнула и испуганно, еле слышно спросила:
– Мою смерть?
– Нет, не твою… Но эту смерть принесешь ты! Ты принесешь много смерти!
– Прекратите! Что вы такое говорите?! – вскрикнула я то ли от страха, то ли от злости.
Цыганка после моих слов словно пришла в себя. Она перестала смотреть на меня широко раскрытыми глазами и уже более спокойным голосом проговорила:
– Ты принесешь много горя… не только другим, но и себе…
– Да как вы можете такое говорить?! Вы не можете это знать!
– Нет, милая моя, – грустно улыбнулась она, – увы, я вижу судьбы многих людей… Словно вспышкой они пролетают перед моими глазами.
– Я не верю Вам! – протестующе воскликнула я.
– Это твое право, – сказала она и, развернувшись ко мне спиной, направилась в сторону дома.
Любопытство одержало надо мной верх, и я остановила ее:
– Стойте! – сказала я, и цыганка остановилась, обернувшись ко мне.
– Скажите, а что вы видели? – неуверенно спросила я.
Женщина подошла ко мне и, не дав мне опомниться, выхватила у меня мою ладонь.
– Я вижу сложную судьбу, – произнесла она томным голосом. – Предательство, отчаяние, страх… Ты будешь ходить по лезвию ножа. Твоя жизнь часто будет висеть на волоске. Ты пройдешь через страдания и горе, ты собьешься с истинного пути, погрязнешь в разврате и бесстыдстве. Да, у тебя будет много мужчин… Но почти всем ты принесешь несчастье! Ты будешь блуждать в этом мире, не зная, зачем ты здесь. Ты будешь искать что-то, сама не понимая, что ты ищешь. И так, пока судьба сама не найдет тебя. Тебя многие будут любить, но только один полюбит тебя по-настоящему… Он и будет твоей судьбой… но ты, погрязшая в чужих и собственных грехах, не сразу поймешь это… Твоя судьба рядом с тобой, но далеко… Но только пройдя весь путь, ты поймешь смысл моих слов.
Слова цыганки страхом отозвались в моей душе. Выхватив свою ладонь из ее руки, я кинулась прочь, быстро перескочив через забор, и убежала.
Виня себя за свою глупость и любознательность, я дошла до школы.
Около школы я встретила Милу. Мила – это моя лучшая подруга, даже можно сказать единственная, потому что только ей я доверяю. Подойдя поближе, я заметила у нее ужасный синяк под глазом. Увидев меня, она печально улыбнулась.
– Ну что, опять? –
– Да, – вздохнула моя подруга, грустно улыбнулась, и на ее глазах показались слезинки.
Дело в том, что Мила не просто мне подруга, она – моя подруга «по несчастью». Она живет с отчимом, ее мать тоже умерла, но только намного позже, когда ей было двенадцать лет. Ее отчим – обычный работник завода, который, как и почти все люди, проживающие в Германе, очень любит выпить. Живут они тоже нелегко, отчим частенько уходит в запой, пропивая всю свою получку. И все бы даже было ничего, если бы не его ненависть к своей падчерице. После смерти ее матери он дал себе волю… Нередко моя подруга приходит в школу с разбитой губой или вот как сейчас, с синяком под глазом.
– Лана, послушай, – еле слышно произнесла Милка, – на урок мы уже опоздали, и лучше нам там сейчас не появляться. Тем более ты идешь на золотую медаль, а физик терпеть не может опозданий. Он у нас мужик вредный, может и четверку поставить. – Немного помолчав, Мила добавила, – лучше сходи со мной в туалет. Я попробую как-нибудь замазать свой синяк.
Я согласилась. Мы пришли в туалет, и я наложила Миле на лицо достаточно много тонального крема, синяк почти не был заметен. Достав пачку дешевых сигарет, Милка посмотрела на меня глазами, полными слез, и тихо сказала:
– Я больше не могу, я не могу так больше жить, – подруга зажгла сигарету и нервно закурила. – Ты знаешь как страшно жить с таким человеком? Боже мой, как страшно!
– Я бы на твоем месте подала заявление в милицию.
– Да ты что, Лан! Какая к черту милиция?! Единственное, чем мне «поможет» наша дорогая милиция, так это оказаться на улице! А так… отчим хоть и сволочь, а деньги хоть какие-то он мне все-таки дает.… А если есть деньги, – Мила сделала глубокую затяжку, – то и жить как-то дальше можно, – выпуская тоненькую струйку дыма, закончила она свою фразу.
– Ну как знаешь, – пожала я плечами и перевела взгляд на сигареты. – Ты ведь бросила курить. Что, опять начала?
– Да как тут не начнешь, – ухмыльнулась подруга. – В нашем богом забытом Германе не только курить начнешь, но и пить.
– Да, в этом ты права, – вздохнула я.
Секунд десять Милка неотрывно смотрела на тлеющую сигарету. Потом, резко выбросив ее в сторону, она перевела взгляд на меня.
– Ланка, а знаешь что? – возбужденным голосом заговорила Милка.
– Что? – не поняла я.
– А давай после выпускного бала уедем отсюда! Уедем отсюда раз и навсегда! Например, в Петербург!.. Это огромный и прекрасный город, имеющий великолепную историю и являющийся северной столицей нашей России! А главное – он находится далеко от этой дыры, в которой мы обитаем!!! – с отчаянным рвением чуть ли не кричала моя сумасшедшая подруга.
Я была просто ошарашена Милкиным заявлением, в ее глазах читалось какое-то безумие.
– Какой к черту Петербург? На какие шиши мы туда поедем?