Всеобщая история кино. Том. Кино становится искусством 1914-1920
Шрифт:
Почти не отмечалось, что персонаж, созданный Чаплином, не бродяга — с ним его отождествляют чаще всего, — а скорее высадившийся на берег иммигрант из Англии, Ирландии или Центральной Европы, которому приходится браться за любую работу: он то официант в кафе, то старьевщик, то портной, он — плотник, маляр, дворник, привратник, батрак. В отличие от бродяг, от людей опустившихся Чарли никогда не отказывается от труда и смело берется за любую работу, когда находит ее. Чарли, который во всех фильмах, во всех приключениях остается одним и тем же персонажем, порой бродяжничает по улицам и дорогам. Ибо безработица в Соединенных Штатах в первую очередь обрушивается на иммигрантов, отброшенных заодно с неграми на последнюю ступень общественной
Чаплин — один из редких иммигрантов, который действительно нашел счастье в Соединенных Штатах. Но он не смешивает свою личную судьбу, свою удачу с печальным жребием миллионов собратьев. В его захватывающем фильме показана их участь.
Разрыв между пропагандируемой Америкой (свободной, цветущей, демократической, гостеприимной) и подлинной Америкой показан в „Иммигранте” выразительной, яркой кинометафорой. После трудного плавания на горизонте перед пассажирами вырисовывается рай. Иммигранты на берегу приветствуют статую Свободы. На них набрасываются полицейские и ударами дубинок загоняют, как скот, в полицию. Сцена настолько верная и позорная, что ее вырезали, когда во время последней войны некий делец снова выпустил шесть фильмов фирмы „Мьючуэл”.
Вслед за тем мы видим, как иммигрант и бедная Эдна бродят по улицам Нью-Йорка. Чарли находит на улице деньги, их хватит на еду, но, к счастью, Чарли теряет монету: на его глазах какой-то прохожий меняет ее — она оказывается фальшивой, и его ведут в тюрьму. „Иммигрант” — грустная и горькая картина, несмотря на ироническую слащавость счастливого конца; она предшествует „головокружительной” погоне в фильме „Искатель приключений”, который, пожалуй, превосходит „Спокойную улицу” благодаря совершенству формы, но не достигает глубины ее звучания.
Клевета служит движущей пружиной „забавнейшего из фильмов Чаплина”, как его характеризует Деллюк, прежде чем в телеграфном стиле резюмировать интригу:
„Шарло — беглец! Значит, он был в тюрьме? В смешной арестантской куртке он бежит на пляж. Полисмен. Два прохода между скалами. Нырянье. Бег. Преследование. Он спасает девушку. Его одевают, как светского франта. Завистник увидел фотографию беглеца в газетах. Бал. Музыка. Прохладительные напитки. Полиция. Лестница. Подъемное окно. Балкон, с которого можно лить воду на гостей. Флирт. И снова — скитания. Им не видно конца. Им не будет конца…”
Один из лучших „гэгов” этого удивительного фильма-погони, последнего из серии „Мьючуэл”, позволил Чаплину показать, что его комедийный стиль основан прежде всего на экономии средств. Поэтому он избегает излишних аксессуаров, которые утяжелили бы действие; только посредственные клоуны рассчитывают больше на эксцентричность аксессуаров и костюмов, чем на свою игру и талант.
„Я стараюсь всегда быть экономным. Я хочу сказать, что если какое-либо одно действие может вызвать само по себе два отдельных взрыва хохота, это куда лучше, чем два отдельных действия с тем же результатом.
В фильме „Искатель приключений” я весьма удачно посадил себя на балкон, где я вместе с молодой девушкой (Эдна Первиэнс) ем мороженое. Этажом ниже я поместил за столиком весьма почтенную и хорошо одетую даму.
И вот, когда я ем, я роняю кусок мороженого; проскользив по моим брюкам, оно падает с балкона на шею даме, которая начинает вопить и прыгать. Одно-единственное действие поставило в затруднительное положение двух людей”: Затем Чаплин анализирует причины, которые оказывают двойное комическое действие на широкую публику: „Как бы просто это ни казалось на первый взгляд, этот „гэг” "учитывает” два свойства человеческой при роды. Одно — удовольствие, которое испытывает публика,
Театр прежде всего усвоил, что народ, как правило, любит видеть богачей в затруднительном положении. Это происходит потому, что девять десятых людей бедны и в душе завидуют богатству одной десятой. Если бы я уронил мороженое на шею какой-нибудь бедной служанке, то, наоборот, вызвал бы симпатию к ней. К тому же домашней хозяйке нечего терять в смысле своего достоинства и, следовательно, ничего смешного не получилось бы. А когда мороженое падает на шею богачке, публика считает, что так, мол, и надо.
Утверждая, что человек испытывает эмоции, свидетелем которых он является, я хочу сказать, снова на примере мороженого, что, когда богатая дама вздрагивает, зал вздрагивает вместе с ней. Затруднительное положение исполнителей роли должно быть понятным публике, иначе до нее не дойдет смысл.
Зная, что мороженое холодное, зритель вздрагивает. Если бы я орудовал чем-нибудь таким, что публика не сразу бы узнала, она не дала бы себе мгновенного отчета в создавшейся ситуации. Именно на этом было основано швыряние пирожными с кремом в первых моих фильмах. Каждому известно, что пирожное легко раздавить, и, следовательно, каждому понятно, что чувствовал актер, в которого оно попадало”.
„Тихая улица”, 1917.
„Солнечная сторона”, 1919.
„Солнечная сторона".
„На плечо”, 1918.
В комических эффектах Чаплин ищет прежде всего доходчивости. Он считает, что его картины должны быть понятны всем, даже детям— и прежде всего детям. Он прибегает к аксессуарам и действиям, известным всему человечеству.
Человечество и вселенная для Чаплина не абстрактные понятия. Он знает, что общество делится на богатых и бедных. И что бедных — большинство. Он не льстит богачам, не потворствует их причудам, их лицемерию, не отстаивает интересы „праздного класса” [197] , а передает чувства и стремления большинства человечества — тружеников. Такая цель тем более замечательна, что почти вся американская кинематография уже решительно примкнула к противной партии и послушно выполняет выраженные или подразумеваемые желания своих хозяев-финансистов. В этой целеустремленности и заключается секрет глубокого гуманизма, подлинного реализма Чаплина, неиссякаемости его творческих сил и его гениальности.
197
„The Idle Classe” — так назван более поздний фильм Чаплина.