Всеобщая мифология. Часть III. Божества?иных?народов
Шрифт:
Вертумн и Помона. С картины датского художника Хендрика Гольциуса
Однажды он пришел в образе старухи; ее седые волосы была накрыты чепцом, а в руке была палка. Она вошла в сад и восхищалась фруктами.
– Это принесет тебе славу, моя дорогая, – сказала она нимфе и поцеловала ее поцелуем, не совсем таким, каков мог быть поцелуй старой женщины.
Затем мнимая старуха села на насыпь и посмотрела на ветви, отяжеленные
– Но, – сказала старуха, – если дерево стоит одиноко, и нет винограда, прильнувшего к нему, дереву нечем привлечь нас, нечего нам предложить, кроме бесполезных листьев. Так же и виноград, если он не обвит вокруг вяза, то будет лежать, стелясь по земле. Почему ты не учишься у дерева и винограда и не согласишься соединиться с кем-нибудь? Надеюсь, это вскоре случится. У самой Елены было меньше поклонников, и у Пенелопы, жены прозорливого Одиссея. Даже когда ты отвергаешь их, они ухаживают за тобой – божества сельские и прочие, которые бывают в этих горах – прогони всех их и выбери по моему совету Вертумна. Я знаю его, как саму себя. Он – не странствующий бог, но относится к этим горам. И он не такой, как многие нынешние любовники, которые любят всякую, которую случится увидеть; он любит тебя и только тебя одну. К тому же он молодой и хорошенький, и умеет принимать любую форму, которую пожелает, и может сделаться именно тем, чем ты прикажешь.
Более того, он любит то же, что и ты: обожает садоводство и дотрагивается до твоих яблок с восторгом. Но СЕЙЧАС он нисколько не думает о фруктах, цветах и т. п., но только о тебе. Сжалься над ним и представь, что это он говорит, а не я. Вспомни, что боги наказывают безжалостность, и Венера ненавидит жестокие сердца и рано или поздно покарает за такие обиды. Чтобы подтвердить это, позволь мне рассказать тебе историю, которая хорошо известна на Кипре как правдивая; и я надеюсь, от нее ты станешь более милостивой.
«Ифис был юношей скромного происхождения, который увидел и полюбил Анаксарет, благородную девушку из древнего рода Тевкров. Он долго боролся со своей страстью, но когда понял, что не может ее подавить, пришел как проситель к ее дому. Сначала он рассказал о своей страсти ее няне и просил, если она любит свою воспитанницу, быть благосклонной к нему. Потом он старался склонить на свою сторону ее домашних. Иногда он вверял свои мольбы запискам и часто вешал на ее дверь венки, которые были смочены его слезами. Он падал на ее порог и произносил свои жалобы жестоким задвижкам и засовам. Она же была глуше, чем волны, которые поднимаются в ноябрьскую бурю; тверже стали из немецких кузниц или скалы, которая прилегает к своему естественному обрыву. Она издевалась и смеялась над ним, дополняя свое неласковое поведение жестокими словами, и не оставляла ни малейшего проблеска надежды. Ифис не мог больше терпеть пытки несчастной любви и, стоя перед ее дверями, сказал жестокой красавице такие последние слова:
– Анаксарет, ты победила, и больше не будешь терпеть мою назойливость. Торжествуй! Пой песни радости и укрась свою голову лавром – ты победила! Я умираю, каменное сердце, радуйся! Наконец-то я могу вознаградить тебя и удостоиться твоей похвалы; и так я проверю, что любовь к тебе покинет меня, но только с жизнью. Не по слухам ты узнаешь о моей смерти. Я приду сам, и ты увидишь меня мертвым и потешишь свои глаза зрелищем. И вы, о, боги, которые смотрят вниз на мольбы смертных, приметьте мою судьбу! Я прошу только об одном: пусть меня помнят в наступающих временах, и добавьте годы, которые вычеркнуты из моей жизни,
Сказав так и повернул свое бледное лицо и влажные глаза к ее дому, он привязал веревку к перекладине ворот, на которую часто вешал венки, и, сунув голову в петлю, прошептал: «Этот венок, наконец-то, порадует тебя, жестокая девица!», – и упал, повиснув с передавленной шеей. Когда он почувствовал, что ударился о ворота, раздался звук, подобный стону. Слуги открыли дверь и нашли его мертвого, и с возгласами жалости подняли его и принесли в дом его матери, потому что отца у него не было в живых. Та приняла мертвое тело сына и прижала его к своей груди, изливая грустные слова, которые произносит любая мать, лишившаяся ребенка. Скорбные похороны прошли в городе, и бледный труп был положен в гробу на погребальный костер. Дом Анаксарет как раз был на улице, где прошла процессия, и причитания плакальщиц достигли ушей той, которую бог мщения уже пометил для наказания.
«Посмотрим на грустную процессию», – сказала она, поднялась на башенку и через открытое окно взглянула на похороны.
Едва ее глаза остановились на фигуре Ифиса, простертой в гробе, как они начали увеличиваться, и теплая кровь в ее теле стала холодной. Пытаясь спуститься обратно, она обнаружила, что не может передвигать ногами; ее старания отвернуться были напрасны; и постепенно все ее члены стали каменными, как и ее жестокое сердце. Чтобы ты не сомневалась, до сих пор осталась статуя, и она стоит в храме Венеры в Саламине – это та самая фигура девушки. Теперь подумай об этом, моя дорогая, и отбрось свое презрение, не медли и прими любимого. И весенние заморозки не смогут повредить твои молодые плоды, а жестокие ветры – развеять твои лепестки!»
Сказав это, Вертумн сбросил личину старухи и встал перед нимфой в своем подлинном виде – как миловидный юноша. Это было для Помоны как гром среди ясного неба. Он вновь возобновил свои мольбы, но в этом не было необходимости; его аргументы и его настоящий вид одержали победу, и нимфа больше не сопротивлялась, но загорелась взаимностью.
Помона особенно покровительствовала яблоневым садам, и в таком качестве ее прославлял Филипс, автор «Поэмы на Сидр» в своих белых стихах. Томсон во «Временах года» обращается к нему:
Филипс, бард Помоны, второй – ты,Осмелившийся благородно в стихах, свободных от рифмыС британской свободою петь британскую песню.Но Помона также почиталась как покровительница и других плодов, и в таком качестве упоминается поэтом Александром Поупом в поэме «Виндзорский лес»:
Ты посмотри: здесь Пан – хранитель стад,Плодам Помоны радуется сад;Румяной Флоре все цветы к лицу,Церера урожай сулит жнецу…Латинский царь Пик, сын Сатурна, был красивый, юный герой, любимый всеми нимфами гор и вод Лациума. Сам же он любил только молодую супругу свою, дочь Януса и Венилии, прелестную нимфу Каненту, т. е. певицу. Это имя было дано ей было за чарующее ее пение. Бывало, идет она по полям, распевая, а скалы, деревья, лесные звери, прислушиваясь, идут вслед за нею; реки задерживают свое течение, птицы, летя в воздухе останавливаются в своем полете. Однажды тешилась она своим искусством, а супруг ее Пик в лесах лаврентских охотился на вепря. Бодро сидел он на борзом коне, держа в девой руке два копья; пурпурное одеяние его было стянуто золотой пряжкой.