Всеслав Полоцкий
Шрифт:
— И я так висел, — снова затянул свою песню Ядрейка и вдруг крикнул: — Так это же Иван Огненная Рука!
Все вздрогнули. Гнездило подбросил в костер сушняка, чтобы стало светлее. Все сбились в кучу, наклонились над человеком, стараясь заглянуть ему в лицо.
— Он, — прошептал Гнездило, — Огненная Рука.
Наступило молчание. Все стояли и с нескрываемым интересом смотрели на того, чье имя пугало, приводило в ужас людей на берегах Свислочи и Березы. Маленький и в сущности ничтожный человек лежал на шкуре и стонал, вскрикивал, что-то бормоча в бреду.
— Надо повесить
— Зачем нести, вешать? — не согласился Гнездило, — Отрубим голову, как гадюке, и конец.
Он и правда взялся было за меч. Его остановил Беловолод:
— Но он же совсем ослабел, впал в беспамятство. Разве можно карать такого?
— Нельзя, — не раздумывая, согласился Ядрейка и присел на корточки возле Огненной Руки. — Попался ты мне, Иван, на крючок. Говорил я тебе: не трогай Ядрейку. Не послушался, тронул, леший тебя бери. Но как же ты на дубе повис? Кто тебя заволок так высоко? Неужели сам, как пташка, взлетел?
Можно было подумать, что после долгой разлуки встретились и разговаривают старые добрые друзья. Правда, говорил один Ядрейка, Иван Огненная Рука только стонал.
Этот разговор прервал Роман, приказав:
— Всем, кроме охраны, спать. А завтра я решу, что с ним делать.
Назавтра Иван Огненная Рука очнулся, лежал на медвежьей шкуре и уныло и хмуро смотрел вокруг себя. Его накормили, напоили, и Роман приступил к допросу.
— Ты кто? — спросил он строго.
— Иван Кривошей. Оружейник, Делаю щиты, тяну проволоку для кольчуг.
— А почему тебе дали кличку Огненная Рука?
При этих словах маленький человечек побледнел, закрыл глаза. Лоб у него покрылся потом. Стоявшие вокруг дружинники затаили дыхание. Каждый из них хотел услышать, что скажет в ответ Иван Огненная Рука. Но тот молчал.
— Ты — вор и разбойник, — продолжал Роман, — Твоим именем пугали детей. Но Божье терпение кончилось, и ты поскользнулся на крови, пролитой тобой. Отвечай, собака, где твои вороны и совы, питавшиеся человеческим мясом?
— Наверное, они подались в пущу на левый берег Березы, — тихо проговорил Иван Огненная Рука. — Седмицу назад мы напали на купеческий караван, взяли богатую добычу.
— А что с купцами?
— Мы их бросили в омут. А потом, деля купеческое багино, передрались между собой. У меня уже давно появились враги… На купеческих стругах было много амфор с ромейским вином. Всю ночь мы пили, а утром я проснулся висящим на дубе. Лучше бы они убили меня сонного.
Иван Огненная Рука говорил это без страха, но с великой тоскою.
— Почему ты, оружейник, стал разбойником? — не отступал, допытывался Роман.
— Что я могу сказать? Не знаю… Когда я был маленьким, старая колдунья нагадала моему отцу, что умру я смертью гадюки, а я подслушал их разговор.
— Что это за смерть такая?
— Гадюка меняет, сбрасывает с себя кожу. Так вот колдунья нагадала, что я встречу смерть без своей кожи, снимут ее с меня, живого, перед смертью. Напугало меня то предсказание, каждую ночь о нем я думал, не мог спать спокойно. Как представлю те муки, которые меня ожидают, сердце обмирает, перестает
Он умолк, лизнул красным языком сухие обветренные губы.
— Сам с живых людей кожу сдирал? — грозно спросил Роман, и вся дружина опять затаила дыхание, желая услышать, что ответит Иван Огненная Рука.
— Нет. В омут, в водоворот бросал, на деревья подвешивал, но кожу не сдирал, — спокойно проговорил тот и после короткого молчания попросил, глядя на Романа: — Убей меня, добрый человек!
Все устремили свои взгляды на воеводу. А тот постоял, подумал, комкая бороду, и глухо сказал:
— Я не Бог, чтобы карать тебя Страшным Судом. Рыболов, — позвал Ядрейку, — ты на березе висел?
— Висел, воевода, висел, — ответил с готовностью Ядрейка.
— Тогда отдаю этого разбойника тебе. Отомсти ему за боль и обиду. Можешь убить его, если захочешь.
Теперь взгляды дружинников обратились на Ядрейку. Кто-то подал рыболову меч. Ядрейка взял его, неуверенно повертел в руках. Иван Огненная Рука ждал, стоя рядом. Все расступились, чтобы дать простор для замаха.
— А, леший тебя бери! — сердито сплюнул Ядрейка, всадил острие меча в песок и, отойдя к речному обрыву, крикнул оттуда: — Лучше возьму-ка я свои рыболовные крючки и наловлю тебе рыбы, воевода!
Шумела река. Шумел лесной ветер. Все молчали.
— Дай, воевода, я ему голову сниму, — сказал вдруг один из дружинников, полноватый телом и бледнолицый парень. Огоньки горели в его серых глазах.
— Ты знаешь Огненную Руку? — внимательно посмотрел на него Роман.
— Первый раз вижу, — ответил дружинник.
Роман немного помолчал, потом твердо проговорил:
— Собираемся в дорогу. Ты, — показал на бледнолицего дружинника, — возьмешь весло, а рядом с тобой мы прикуем к веслу Ивана Огненную Руку. Пусть гребет до самого Киева. Там посмотрим, что с ним делать.
Снова поплыли по Березе. Река неустанно несла свои воды на юг. У самого берега, в тонкой длинной траве, настороженно замерли серо-синие щуки, подстерегали добычу. Когда какая-нибудь рыбья мелочь, заигравшись в веселых струях, подплывала к ним слишком близко, раскрывались и щелкали огромные острозубые пасти.
Ивана Огненную Руку приковали, как и приказал Роман, к тяжелому веслу. Бывший разбойник сидел с помертвевшим лицом. Дружинники тайком бросали на него любопытные взгляды. Всем хотелось сейчас узнать, о чем думает этот головорез, что терзает его сердце — раскаяние или холодная злоба волка, попавшего в яму-ловушку. А Иван Огненная Рука не обращал внимания и, чувствуя на руках лишь тяжесть цепей, вспоминал, что с ним уже было такое, однажды в Друтеске его схватили, надели ошейник, ручные и ножные кандалы и посадили у входа в местную церковь. Куницей называется такое место и такое наказание. Каждый, кто хотел, мог плюнуть тогда ему в лицо или хлестнуть веревкой от церковного колокола, которая висела рядом на крюке.