Всевластие любви

Майерс Синди

— У меня за эту неделю было много времени обо всем подумать. И мне кажется, я нашла решение всех вопросов, которые меня беспокоили.

— Ты имеешь в виду, что я полицейский?

— Да. — Она выпрямилась, надеясь, что выглядит более спокойной, чем чувствует себя. — После вчерашнего ночного происшествия, думаю, ты согласишься, что тебе надо оставить свою работу.

— Что?

— Мне кажется, ты должен поменять работу. Тебя никто не заставлял быть полицейским. У тебя нет причин каждый день рисковать жизнью.

—

И чем же ты хочешь, чтобы я занимался?

— Чем угодно. Ты мог бы стать учителем или воспитателем. Мог бы работать в организации, помогающей трудным подросткам. Я уверена, на твоей нынешней работе у тебя образовалось немало связей.

Она нахмурилась, ей казалось, идея придется ему по вкусу. Почему он не видит всех своих возможностей?

Его голос прозвучал напряженно и тихо.

— Значит, ты думаешь, это так просто? Перечеркнуть всю работу за десять лет только из-за того, что тебе она не нравится?

— Не только мне. Я вчера видела тебя и теперь знаю, как много душевных сил отнимает у тебя эта работа.

— А как насчет того, что она мне дает? Это уже не в счет?

Он отбросил одеяло, надел трусы и потянулся за джинсами.

Она уставилась на него.

— Что ты делаешь?

— Ухожу.

— Ты не можешь сейчас уйти, нам надо поговорить.

— Мне больше нечего сказать.

Он надел носки и ботинки и вышел из комнаты, застегивая на ходу рубашку.

Джоуни пошла за ним.

— Не понимаю, чего ты раскипятился, почему не хочешь даже обсудить?..

— А если бы я попросил тебя не работать медсестрой, потому что мне это не нравится?

Она притянула его руки к груди, игнорируя охватившее ее чувство неловкости.

— Это разные вещи. Моя работа не опасна, у меня нет причины бросать ее.

— А у меня нет причины перестать работать полицейским только потому, что иногда приходится рисковать. — Он ткнул в нее пальцем. — У меня для тебя новость. Жить вообще опасно. Прими это и не переживай.

— Ты же говорил, что любишь меня.

— А ты говорила, что любишь меня. А значит, всего меня. Моя работа — часть меня. Если ты любишь меня, люби меня всего.

Он ушел, захлопнув за собой дверь. Она смотрела на закрытую дверь, чувствуя, что попала в неприятное и глупое положение. Неужели работа значит для него больше, чем его чувства к ней? Или она ошибается, ожидая от любви слишком многого?

Картер так крепко сжимал руль, что у него побелели костяшки пальцев. Он задыхался от гнева и боли. Джоуни говорит, что любит его, и тут же предлагает ему полностью изменить жизнь. Разве любовь не в том, чтобы принимать человека таким, какой он есть?

Может, она на самом деле любит не его, а свое представление о нем, каким она хотела бы, чтобы он был?

Гнев потихоньку уходил, на смену пришла ноющая усталость. Картер завел машину на стоянку

перед домом, заглушил мотор, опустил голову на руль и закрыл глаза. Что теперь делать? Ему хотелось залезть под одеяло и спрятаться там или, может быть, ущипнуть себя, чтобы телесная боль заглушила сердечную.

Он снова выпрямился, собираясь с силами. Нет, надо бороться, а не прятать голову в песок. Он стал хорошим полицейским именно потому, что никогда не пасовал перед трудностями.

Картер вышел из машины и стал тяжело подниматься к себе. Он впервые заметил, как непривлекательно его жилище — совсем как гостиница для случайных посетителей, которые приедут и уедут. После детства, проведенного в постоянных переездах, у него появилась привычка никогда не привязываться к жилью. Он нигде не прожил достаточно долго, чтобы почувствовать себя дома.

Он надеялся, что с Джоуни у него наконец появится желание устроить собственный дом, но не предполагал, что для этого ему потребуется расстаться с частицей себя.

А Джоуни не видит ничего, кроме собственного страха. Если он не бросит работу, ему придется расстаться с Джоуни.

— Черт бы ее побрал.

Он резко открыл шкаф и вынул чистую пару белья. Пальцы нащупали прохладный шелк — трусики Джоуни, которые он сорвал с нее, перед тем как отнести в свою постель.

Его вновь, как взрывная волна, захлестнуло желание, чуть не сбив с ног. Ее послала ему судьба, но, чтобы удержать Джоуни, придется побороться. Не кулаками или словами, а убеждением.

Если он найдет способ сделать это, тогда, возможно, у него есть шанс.

Горе буквально парализовало Джоуни. Она утратила способность ясно думать, осмысленно действовать и потеряла чувство времени. Два дня она слонялась в халате по квартире. От слез веки покраснели и опухли, нос стал красным, как у рождественского Санта-Клауса, а живот болел от шоколадного мороженого и белого вина. Все, на что бы она ни взглянула, напоминало ей о Картере: и не съеденный завтрак, брошенный в кухонную раковину, и полотенца, которыми он вытирался, валявшиеся в ванной на полу, и смятые простыни на ее постели, сохранившие его запах.

У нее не хватило сил даже пойти на работу. Она сказалась больной и не отвечала на телефонные звонки. Если это Картер, она боялась, что не сможет говорить с ним.

И все же она сильно хотела его, и эта мысль крутилась в голове, как заезженный диск.

— Черт, ну почему Картер так упрям? — вслух произнесла она, надеясь, что гнев прибавит немного сил. Однако при упоминании его имени слезы вновь брызнули из глаз, и ей опять захотелось мороженого.

Настойчивый звонок в дверь нарушил полуденную тишину и вывел Джоуни из оцепенения. Сунув коробку с мороженым обратно в холодильник, она взглянула на входную дверь. А если это Картер?